А ведь гнилой негодяй был вхож в семью Керстена. Даже их матушки дружили. Отвечал Баррель по закону самым суровым образом, ведь попрал основные положения кодекса аристократа и воина. Его пожизненно заклеймили позором и отправили служить на границу.

Раз в неделю он должен был писать отчет о своей службе и заверять его у начальника гарнизона. Керстен бы плюнул на все это, позволил закопать мерзавца, а уже потом как-нибудь и отозвал бы магическую клятву. Чего теперь спешить-то?

Но мать Барреля умоляла его исполнить ее последнюю волю, освободить род от позора, снять клеймо и с нее, что воспитала такого негодяя, ведь тот уже понес достаточное наказание перед богами их мира.

Только вот не ожидал Керстен, чем обернется его поездка и промедление. Он сначала не поверил собственным глазам, когда увидел, кого именно обвиняли в смерти этого ничтожества. А уж когда прочел донесение главы стражи, подумал, что познал все круги ада.

Он нашел ее. Ту девчонку, которая практически выросла на его глазах. Ту, ради которой в свое время его мастер взял с него клятву, что Керстен не бросит ее и возьмет в супруги. Ту, что он не любил, но привел в свою семью, однако не защитил, как был должен. Ту, что стала жертвой интриг. Ту, что оклеветали и опозорили.

Каких же трудов ему стоило начать проверять сведения, что посыпались на него как из рога изобилия, стоило только переступить границу столицы после длительного полугодового отсутствия.

Пока Керстен, ограничивая себя в магии, дабы не сделать еще хуже, защищал жителей пограничья от смерти и тварей Пустоши, что плодились подобно кроликам, пока гибли его сослуживцы и друзья, аристократия, что праздно проводила время в столице, совсем охренела.

Да что там. Керстен был неприятно поражен, узнав, что матушка регулярно изводила его молодую супругу. Пусть нелюбимую им, пусть практически незнакомую, но любящую его и верно ждущую. Он это видел по ее неискушенному и открытому лицу. Пусть не было у Керстена чувств, да даже не было особо возможностей познать Этель, он все равно не позволял дурачить его.

Он думал, что в будущем, когда сможет больше времени проводить в столице, сойдется с супругой. Попробует узнать ее поближе и даже если не полюбит, то построит их союз на уважении и дружбе. Но он не мог и вообразить, что ее выставят блудницей, опорочив на всю столицу. И все с подачи его матери.

Это был удар.

И как же Керстен был благодарен клятве, данной мастеру. Именно поэтому он не мог закрыть глаза на эту дурно пахнущую ситуацию, хотя все факты были против его супруги.

Красочные описания похождений Этель были столь подробны и отвратительны, что Керстен с трудом нашел в себе силы заняться собственным расследованием.

Слова мастера, что он должен беречь это создание от всех, въелись на подкорку. Керстен помнил, как пробираясь через лживые доказательства, наконец, нашел несостыковку. И помогла в этом швея, что обшивала его супругу.

Она-то и дала опровержение некоторым слухам, как и заступилась за Этель, говоря, что ту оболгали и она просто не могла этого сделать.

Женщина рассказала, как Этель третировала мать Керстена, даже слуги могли проявить неуважение к юной госпоже, и той самой приходилось себя обслуживать. Что там, она одежду выбирала не ту, что присуща супруге лорда.

Управляющий задерживал Этель деньги, и та редко покупала новые платья, перешивая старые.

То, как Керстен был зол, не передать словами. Он сразу отправил за Этель гонцов, чтобы те немедленно вернули его супругу из отдаленного имения, куда ее и должен был доставить их семейный возница, но жены уже не было.

Нигде не было. Ее след простыл, стоило только выйти за ворота. И сколько бы Керстен ни бился в поисках супруги, нанимая частных агентов, не было прока.

А он год жил с осознанием того, что не справился с возложенной на него миссией мастера. Не защитил девушку, поверил семье и другу.

Зато какова была его злость, когда все вскрылось. Столица еще долго будет содрогаться от воспоминаний о жестокости молодого лорда, что клеймил не только вравших слуг, словно скот на ферме, но и лучшего друга вместе с собственной матушкой. Керстен не пощадил и ее. Лишь позволил той продолжать вести жизнь прокаженной в отдаленном поместье, где должна была прозябать Этель.

Полуразрушенном, без мебели и со слугами, что желали хозяйке смерти. Как раз на то самое жалование, на которое его супруга выживала эти два года.

Но что значила его кара по сравнению с тем, что Этель была не приспособлена к жизни вне столицы. Она росла тихой, смотрящей на него влюбленными глазами овечкой, не видавшей крови и не знавшей суровой жизни.

И вот сейчас, когда ему на правах проверяющего пришлось приехать сюда, он был ошеломлен. А то, в чем обвиняли его супругу, звучало и вовсе возмутительно.

И снова она чуть было не пострадала из-за мерзавца Барреля. В то, что Этель торговала своим телом и сама зазывала его, а потом расправилась с ним, Керстен не верил.

Та сила, что вырвалась из нее, была потрясающей. До сих пор бежали мурашки по коже от явившегося ему образа злой фурии. Она так изменилась за год. Ее вид будоражил. Заставлял скорее мчаться к ней. Забрать. Укутать в защитный кокон. Спрятать ото всех.

Но Керстен твердо решил, что встретится с ней только после того, как разберется в этом деле, допросив Гельда, вернее, выбив из него настоящие признания. Благо о жесткости и черствости лорда Блейза знало все королевство.

Сколько раз Керстен представлял, как найдет свою Этель. Как расскажет обо всем. И вот теперь медлил. Его люди уже доложили, что супруга сидит в своей «крепости», оплетенной прочными лозами терновника и корнями.

Сила ее поражала и была ни на что не похожа. С последствиями действий Этель еще предстояло разбираться. Керстен уже отдал приказ об усилении патруля на границе и ожидании тварей Пустоши, что неминуемо появятся после использования такой прорвы магии.

И вот Керстен отправился к ней сам. В дом, в котором все это время жила его супруга. Признавать ее бывшей мужчина не желал, чувствуя себя обязанным. Он в сопровождении пары своих воинов прибыл на место и увидел не дом, а лесное логово, окруженное колючками терновника. К нему невозможно было подступиться, и как бы воины ни рубили изгородь мечами, она тут же зарастала вновь.

Но все изменилось, когда из укрытия выбежала черная тень кота-переростка. И тогда Керстен принял решение задержать его. Что если этот зверь дорог Этель?

Магическое существо орало так, что странно, как сам городничий не примчался на этот дикий вопль. Впрочем, ему сейчас и так хватало волнений. Керстен уже поставил его в известность о неподобающем поступке главы стражи и высказал недоверие к его службе.

Но стоило только открыться проходу, как тонкий древесный аромат коснулся нюха Керстена. И это больно ударило осознанием, какой же он чертов идиот. Керстен не слышал больше крика кота. Он не мог надышаться. Лишь судорожно втягивал аромат цитруса и дикой орхидеи, который раскрылся совсем с другой стороны, и не хотел выпускать из легких. Как же давно это было.

Но…

Осознание накрыло вмиг и ударило под дых.

«Этель — моя пара?!» — только и билось в его пришибленном мозгу.

Но как! Раньше ведь он ничего в ней не чувствовал. Даже когда ложился с женой в одну постель. Но ведь и магии в ней не было.

Запах пары пьянил его. Знал ли об этом мастер, когда настаивал дать клятву защищать девчонку?

«Идиот! Какой же я идиот!»

Керстен вперился в нее немигающим взглядом. Ему было сложно удержаться на месте. Он и не думал, что связь так выбьет его из колеи.

И пока он мысленно костерил и ругал себя последними словами, раздался ее голос. Вот только раньше он был нежный и мелодичный. Сейчас же отливал металлом и стужей. Волк практически подошел к поверхности человеческого сознания. Глаза Керстена загорелись янтарем. Его Этель была в гневе. Она метала молнии, похожие на те, что сверкали в небе пару дней назад.