— Историк новый? — Антон крепко сжимал губы, но мне было заметно как уголки поднимаюся в усмешке. Стало обидно. — Нормальный мужик, может, строгий иногда. У нас весь урок подкалывал весь класс. Задал лишний параграф, но и спрашивал его вскользь.
— Повезло! — я вытерла слёзы ладошкой и подперла голову обеими руками. лежащий предо мной учебник не вызывал ничего, кроме чувства ненависти. — У нас так на первом уроке устроил такой разбор полетов, что даже Нинка с Лёшкой взвыли. Ботаны наши, олимпиадники, и те «четвёрки» получили, представляешь? Почти всем «трояки» раздал! А я с «парой» осталась! Если завтра повторный тест плохо напишу, всё, хана мне! В журнале будет! Первая в четверти оценка, в самом начале года, и — «двойка»!
— Не одна же ты с «парой» сидела? — Антон, спасибо его терпению, продолжал меня успокаивать, но и получил за это сполна.
— Пусть не одна, но тебе-то что не радоваться? Он же у тебя классный руководитель теперь! Вот и гладит вас всех по головке! — психанув, я лбом уткнулась в столешницу. — По мне — так это какое-то исчадие Ада, а не учитель!
— Блин, да что там, сложно выучить? — уже сам начал заводиться Антон. — Подумаешь, парочку дат, деятели эти там, полководцы…
— Думаешь, он тебя спросит как раз про деятелей и именно те даты, что ты зубрил? Наивный! Губозакатную машинку принести? — я невесело хохотнула и с раздражением сунула злосчастную книжку в рюкзак. — На тесте мне казалось, что я сочинение пишу! Какой это вообще тест?..
— Да напишешь ты всё! — Антон грустно взглянул на экранчик своего мобильника, пожевав губы. Вздохнув, он пожал плечами. — Мне уже давно пора домой.
— Так и не погуляли… — я ещё больше надула губы, окончательно скиснув.
— Послезавтра всей школой гулять будем! Потерпи немного! Всего денек! — Антон поцеловал меня в макушку, крепко прижав к себе одной рукой.
— А, да… День Здоровья, точно.
«Единственный денёк в году, не считая субботников, когда обе смены собираются вместе, за городом на пустыре рядом с лесополосой. Каждый класс ставит палатку с костром, а рядом с главным лагерем можно поиграть в волейбол, бадминтон или футбол. А на костре хлеб пожарить или сосиски! Красотища!» — думая об этом, я проглотила выступившую слюну и мечтательно вздохнула. Даже улыбнулась, представив себе простор пустыря, все ещё осеннее тёплое солнышко и общее веселье.
— Ну, вот так лучше! Ритуль, не грусти, поняла?
Я проводила Антона до дверей, чмокнула в щеку на прощанье и снова вернулась за уроки, мысленно порадовавшись, что у меня такой замечательный парень. Мог уйти с ребятами гулять, а пришёл ко мне! И чёрт с тобой, тест!.. — всё-таки я с сомнением взглянула на брошенный у стола рюкзак и торопливо достала «Отечественную историю».
Михаил Сергеевич как обычно неторопливо ходил по классу, зажав книгу пальцем на одной из страниц и спрятав её за спиной. Тёмно-синяя рубашка выглажена, брюки со стрелками отутюжены, ботинки начищены до блеска. Тонкие очки придавали ученый вид, в то время как без них мужчина выглядел достаточно молодым. Словно пару лет назад только закончил учебное заведение, что не скажешь о необыкновенном умении поставить ученика на место, при этом не оскорбив его и не подняв голос. Хотя многие одноклассницы только и слушали его, открыв рот — выговор у него всегда отличался четкостью, речь плавная. Аристократ долбанный!
Я записывала за всеми даты, стараясь делать ещё и для себя пометки. Надежда оставалась на личные конспекты, которые должны были как-то помочь исправить щедро выведенную пару на листочке. Помимо основного дела я следила за учителем в попытках понять с чего ради он кому-то вообще может понравиться.
Ладно, ладно, красавчик он тот ещё — для тех, кто обожает чёрные до смоли волосы и глубоко посаженые глаза. Статный, гибкий и в то же время… а, ну, хорошо, внешностью он победил! А характер? Как удав вечно спокойный, улыбчивый и вежливый до тошноты, если в классе вообще разрешается выворачиваться наизнанку. Ну, точно — аристократ, так его и эдак!
— Домашнее задание на доске… Всё убираем кроме ручек, двойных листков и собственной головы, — учитель после нескольких петель по классу вернулся к своему столу. Из ящика достал стопку печатных листов и, выравнивая стопку, постучал ей по столу.
— Но ведь… — попытались вякнуть с дальнего ряда, куда через секунду был устремлен взгляд тёмных глаз из-под очков.
— До конца урока пятнадцать минут и это ваш последний урок. Я знаю. Кто справится быстрее — того отпущу раньше, — однотонно всё с той же мягкой улыбкой сообщил Михаил Сергеевич, вновь двинувшись по рядам. Каждому он выбирал задание-листок, действуя так быстро, словно точно знал где находится лист для каждого, после чего уселся за стол. — Один вопрос и, — он взглянул на часы на запястье, — семь минут на ответ. Ровно на восьмую минуту я соберу ваши листы и проверю тут же. Приступайте. Ах, да. У всех индивидуальный вариант. Так что списать не у кого будет.
Недоверчиво покосившись на свой вопрос, мне в первую секунду показалось, что я сошла с ума. «Ваше общее мнение по поводу реформ Петра I» — я даже перевернула листок, ожидая второго вопроса-подвоха, но такового не оказалось.
«Мнение?» — я почесала лоб, взглянув теперь на учителя, изучающего что-то за окном. — «Что, ни дат тебе, ни каверзных вопросов? Просто мнение? Мнение⁉»
Какое может быть мнение? Тиран! Тиран, который, глядя на других, перекраивал уклады столетий, пытался видоизменить Империю ради «Величия». А чего добился? Да, Россию заметили! А смысл? После смерти все разворовали-раскупили, к власти иностранщина пришла пока совсем царский род не загнулся!
— Время! — я вздрогнула, когда у меня настойчиво, но осторожно забрали оба листка. Проверял учитель на ходу. — Кого назову — могут идти. Оценки выставлю на следующем уроке… Васильева — четыре. Попов… тоже «четыре». Насонов… поставил бы «шесть», так что — «отлично»…
Листы с ответами довольно быстро опускались на учительский стол, а я так и не услышала своей фамилии. Почти все уже убежали, но остались без оценки я и ещё трое моих одноклассников. И мы все дружно — если судить по непонимающим взглядам ребят — испытывали сильную обиду. Учитель же, оперевшись на первую парту среднего из рядов, покачал головой, посмотрев на нас.
— Вы учили. Это заметно. И это — ошибка. Мало кто запомнит хоть треть из того, что в свое время зубрил, — историк неопределенно показал на дверь, где уже не было видно ни одного из счастливчиков. — Вопросы были на умение логически думать. На умение думать самим, а не решать так же, как пишут в учебнике! — он снял очки, сложив одну дужку, а другой коснувшись губы. Руки как-то умело легли на грудь, перечеркнув возможность неестественности в задумчивой позе. Мужчина покачал головой. — Светлова, «четверка с минусом». Филиппенко и Кречетов — то же самое.
Оторвавшись от парты, учитель направился за стол, уже не обращая внимания на уходящих учеников. Я в замешательстве собрала вещи и молчаливо встала у учительского стола, упрямо глядя на ментора.
— Михаил Сергеевич, а как же моя оценка? — истерика уже начинала проклевываться, но гордость не позволяла разреветься из-за обиды на глазах у учителя.
— Соловьёва, тебе нужна «тройка»? — мне показалось, что в голосе Михаила Сергеевича проскользнул смешок. — Я тоже думаю, что нет.
— Почему «три»? — обратить всё в шутку и выторговать хотя бы «четверку с огромным минусом»! — Я хуже всех ответила?
— Ты думала меньше всех. Поверхностно, хотя у тебя большой потенциал к знаниям, — учитель пожал плечами, откладывая к листам школьников очки. — Поэтому я ничего не буду тебе ставить.
— Я вчера учила весь вечер, и — зря? — я глубоко вздохнула. Обида уже тарабанила в двери руками и ногами, и историк словно спешил ей открыть.
— Рита, почему ты думаешь, что в жизни тебе пригодится это?
Будь это жест кого-либо другого, то на меня показали указательным пальцем, словно в настояние. Но не Михаил Сергеевич, именно поэтому я опустила глаза на его ладонь. Средний палец прижат к указательному. Мизинец и безымянный чуть согнуты… Я мигнула, не без удивления заметив на руке учителя широкое кольцо. Там, где должно быть обручальное, красовался настоящий резной перстень вполовину у́же сустава самого пальца. Не золотое, но очень искусной работы. Моё созерцание побрякушки заняло бы, кажется, ещё кучу времени, если бы учитель не опустил руку.
