— А-апчхи!

… кажется, я слегка простыл!

От капитана пахнет табаком, «Тройным» одеколоном, по́том и валерианой, призванной, очевидно, замаскировать пошлый запах алкоголя — уловка нехитрая и старая, как мир. Полное, одутловатое лицо милиционера, со слегка обвисшими щеками и лопнувшими склерами в глазах, наглядно демонстрирует, почему у сотрудников Внутренних Органов ранняя пенсия.

В кабинет заходят и выходят коллеги, какие-то срочные посетители, и, несмотря на сырой сквозняк, тянущий из открытой форточки, табачный дым не успевает выветриваться. Пахнет табаком, пылью, мышами и почему-то — кислой, а вернее, прокисшей капустой.

—… а Зоя говорила… — продолжают беседу вошедшие в кабинет упитанные женщины, — Василичь! Принимай документацию!

—… да ты шо? — восклицает одна из них с таким яростным интересом, что я, пусть ненадолго, жалею, что не знаю, что же там говорила Зоя⁈

— Посиди пока, — ещё раз велит мне капитан, погружаясь в документы.

Агакаю без нужды, потому что… а что, собственно, мне остаётся делать? Я знаю, что отчасти эта текучка — нормальное состояние дел, а отчасти — на меня пытаются давить милицейской атмосферой, но последнее получается плохо.

— Ну и что же мне с тобой делать? — будто продолжая беседу, спрашивает капитан, сцепляя руки в замок и опуская на них подбородок, расплывшийся по пальцам. Пожимаю плечами, старательно не глядя ему в глаза, и следующие несколько минут слушаю, как он нудно и устало перечисляет, какие статьи Уголовного кодекса мы нарушили, и что нам за это может быть.

Врёт… и я знаю, что он врёт, и он, кажется, тоже знает, что я знаю… но врёт!

Не знаю, почему… но вернее всего, это низкоуровневый юнит, неспособный на сложные действия, или быть может — способный, но не желающий напрягаться. Таких большинство — хоть в милиции, хоть где.

Сама система такова, что напрягаться не имеет смысла, вот большинство и не напрягается. Все эти «пятилетки в три года» в большинстве своём просто лозунги, игра со статистикой, изначально заниженные показатели и штурмовщина к датам.

— Да что ты с ним цацкаешься, Василич? — хлопнув папкой по столу, перебивает его худой, долговязый старлей лет тридцати, необыкновенно похожий на бассет хаунда, — Хулиганьё!

Он продолжает что-то говорить, горячо и очень напористо, хлопая папкой по столу, вколачивая кулак в свою же ладонь, и всячески отыгрывая роль «плохого копа». Получается… да так себе получается, но для обычного подростка, наверное, сойдёт.

Напугается далеко не каждый, но по ответной реакции можно многое понять. А в моём случае…

С одной стороны — я несовершеннолетний, и то, что меня сейчас допрашивает (то есть беседует) милиционер, и происходит это не в присутствии родителей или скажем, педагога, уже нарушение. Кажется…

Сделать мне по закону можно немногое, да и то — себе во вред. Показатели и всё такое. Поэтому и заметается под ковёр всякое, что хоть как-то связано с подростками — драки район на район, к примеру, даже и с отягчающими.

С другой стороны, мент может взять меня «на карандаш», и, обидевшись, устраивать мне профилактические беседы при всяком удобном случае. А чуть погодя — постановка на учёт с репутацией «плохого парня», и в восемнадцать лет — пристяжка к какому-нибудь мелкому делу и увлекательное (нет!) путешествие в казённый дом.

Балуются здесь таким… меньше, чем в моём времени, но — всё есть! Подбрасывают, фабрикую, бьют…

—… а мы теперь посты вынуждены ставить в Выхино, чтобы тамошняя молодёжь в город не рвалась, громить всех подряд. Выпускаем только малыми группами и следим…

Кривая усмешка, непрошенная и нежданная, прорезалась прямо по незажившим ещё губам, по отливающим желтизной скулам. Секунда… и её нет, вот только капитану хватило!

— Ах ты чёрт! — совсем другим голосом произносит он, откидываясь назад. Не отрывая от меня взгляда, капитан зашарил в столе, ища что-то, — Ты ведь этого и добивался, так?

Я молчу, но капитан, судя по всему, и не нуждается в ответе, читая по моему лицу вполне достаточно. Он, какой ни есть, всё ж таки профессионал.

— Вот же чёрт… — растерянно сказал он, и, мотанув головой, хохотнул, — стратег!

Отвлёкшись ненадолго, он вытащил смятую пачку из ящика стола и недоумённо уставился на неё.

— Всё скурил, что ли? Или помогли? — спросил он сам себя, — А ты сиди!

Выйдя в коридор, он вернулся через минуту с папиросой и коллегой.

— Вот! — тыкнул в мою сторону капитан тлеющей папиросой, — Полюбуйся! Сидит, стратег одноглазый! Блицкриг, как по учебнику и ухмыляется, а нам теперь отдуваться!

В его голосе звучит возмущение человека, вынужденного (внезапно!) делать работу, за которую ему платят, и очень этим недовольного.

— Кутузов, — усмехнулся коллега, с вялым любопытством глядя на меня, — ну-ну… Ты его личное дело открывал? Я бы сказал — Моше Даян[iii]!

[i]РеалРПГ рассматривает идею о Системе, которая пришла в реальную жизнь.

[ii] Автор понимает, что английский язык того времени, и английский, современный ГГ, отличаются. Но на безрыбье… К тому же, отличаются по больше части жаргонизмы, какие-то сокращения, само употребление (или не употребление) каких-то слов, но не структура языка, и полагаю, у ГГ вполне «живая» речь на то время.

[iii] Моше́ Дая́н Министр обороны Израиля (1967—1974) во время Шестидневной войны[3], Войны на истощение и Войны Судного дня. Во время Шестидневной войны как военачальник приобрел всемирную известность.

— К доске… — взгляд учительницы математики завис над классным журналом, — к доске у нас пойдёт…

— Моше Даяна давно не спрашивали! — невинно сказала Таня, хлопая ресницам и лукаво посматривая на меня. Девочки тут же, видя невидимое и понимая непонятное, зашушукались и захихикали, но очень, очень тихо…

— Да? — весело удивилась учительница, тая́ чёртики в глазах, — Действительно! Генерал, к доске! Посмотрим, как вы решаете уравнения!

Поднимаюсь и иду под общий хохот, поправляя повязку на глазу — царапина давно зажила, но вскочил и никак не проходит ячмень. Так что повязку ношу уже третью неделю, на радость одноклассникам, развлекающимся за мой счёт, и разумеется — мелкоте.

Для мелких я, наравне с одноруким завхозом, стал местной достопримечательностью, но у них там своя атмосфера. Новое моё прозвище мало что им говорит, не вызывая никаких интересных и понятных ассоциаций, а вот повязка на глазу — это да! Мы с одноруким завхозом (капитан Крюк!), внезапно — команда пиратского корабля, и здесь, в школе (первачки в этом свято уверены!) есть клад.

В школе сейчас эпидемия кладоискательства, слежки в самом дурацком стиле и прочей ерунды, от который хочется то материться, то хохотать в голос. Мне — чаще матерится…

…а вот завхоз, бывший танкист, и казалось бы, суровый неулыбчивый дядька, проникся ситуацией, и, развлекаясь, отыгрывает на все сто!

Набег на Выхино обошёлся для нас без значимых последствий. Не считая моего нового прозвища и поднявшегося авторитета всех «локтевцев», как пацанов чётких и правильных — с поправкой на местные понятия и жаргон.

Собственно, нас и раньше не слишком задевали. Мальчики со скрипочками, берегущие руки и не ввязывающиеся в драки отчасти поэтому, а отчасти — в силу интеллигентности, считались, да и считаются, существами травоядными и безвредными, обижают которых только недоумки и отморозки.

Недоумков, разумеется, хватает… Но одно дело — задевать интеллигентных ребят из музыкальных школ, шлифуя им карманы и физиономии, и совсем другое — коллектив, где есть совсем не интеллигентные танцоры, которым не нужно беречь руки, и которые лягаются — как кони!

Но «понаехавшие», не разбираясь в ситуации, решили всех «центровых» нагнуть через колено, показав тем самым удаль и молодчество, и начав, разумеется, с самых (как им казалось) безобидных. С какого чёрта им вообще понадобилось травить учащихся музыкальных школ, и откуда такая зоологическая ненависть к интеллигенции, вопрос отдельный…