Ещё совсем рано, прохожих на улицах почти нет, да и откуда бы им взяться? Воскресенье, да и если кому надо на смену, то они только-только просыпаются, ну или может быть, сидят сейчас на кухне, ковыряя вилками яичницу и отхлёбывая чай.

Попадаются лишь редкие рыбаки со своими ящиками из фанеры, с бурами и пешнями на плечах, хлюпающие по раскисшему снегу валенками, вбитыми в безразмерные калоши. Никогда не понимал этого удовольствия…

Пока я шатался бесцельно по улицам, меся ногами снег пополам с грязью, стрелки часов подошли к заветной отметке, и на «Маяковской» уже начали собираться ребята. Здесь командиры групп и проводники, в силу разных причин знающие местность в Выхино — более или менее.

— Здоров… — обмениваемся рукопожатиями, выпячивая челюсти и всячески демонстрируя крутость и маскулинность.

— И тебе не хворать…

Общаемся преувеличенно бодро, всех чуть потряхивает от предстоящего. Нервы, м-мать их…

— А что это у вас? — бдительная бабка заглядывает через плечо, подслеповато щурясь на кроки и пометки.

— Городское ориентирование! — отбрехался я, — К соревнованиям готовимся!

— Да? Молодцы какие… — закивала та, — вот я в своё время…

… к счастью, толпа вскоре унесла её прочь, и нам не пришлось выслушивать длинную, нудную и тупую (поучительную, по мнению бабки!) историю её жизни, приправленную ароматами старческого немытого тела и запаха изо рта.

— Да, да… — кивает один из ребят, делая пометки, — а это?

Поясняю… хотя ну всё же ясно! Всё ведь постарался предусмотреть!

Но… нет, и дело здесь не в тупости приятелей, или в моём неумении объяснять, а кажется, снова всплыла разница менталитетов, воспитания, образования и жизненного опыта. Сталкивался уже, и думаю, столкнусь ещё не раз!

— Все всё поняли? — переспрашиваю ещё раз, — Вопросы?

— Да вроде ясно всё, — с сомнением тянет Серый, почёсывая прыщи на подбородке.

— Тогда расходимся… — командую я, подавая пример, и не представляя, где и как я проведу эти часы!

Полупустое метро, пересадка, автобусная остановка. На ней стайка озябших пацанов, старательно делающих вид, будто незнакомы друг с другом. Особого смысла в такой конспирации нет, но лучше уж так, чем сбиться в стайку, начав возбуждённо обсуждать предстоящие действия.

Подъехавший автобус, полупустой по этому времени, выпустил на остановку клуб вонючих выхлопных газов и собрал всех нас внутри себя. Запахи плохой соляры, жар от печки и одновременно — сквозняк изо всех щелей. Всё как всегда…

На сиденьях дремлют бабки, закутанные в старые долгополые пальто, возвращающиеся с покупками с рынков. Едва ли не каждая вторая одета так, что если их фотографии прикреплять под статьями и заметками о Дореволюционной России, подвох заметят немногие. Какие-то плюшевые, выцветшие и вытертые юбки, телогрейки поверх пальто, по несколько платков на головах, и выражения лиц — те самые, аутентичные.

— Держись рядом, — негромко наставляю «волонтёра» из музыкальной школы, то и дело нервно поправляющего запотевшие очки, — и вперёд не лезь. Да! Ты совсем не видишь?

— Да вижу, — мямлит тот, снимая, наконец, очки, и пряча их в массивный футляр, исчезнувший где-то в недрах старой куртки. Мы все здесь — в старом, в том, что не слишком жалко…

Волонтёры наши настроены боевито, но нервничают заметно больше прочих. Мы, как-никак, привыкшие друг к другу, и ощущение плеча, ну или… хм, локтя товарища, немного успокаивает.

— За спиной у меня держись, — тихонечко предлагает Длинный своему приятелю из музыкальной школы, — я если кого с одного удара не свалю, то вцеплюсь, и тогда уже ты…

Волонтёры наши — все чьи-то приятели и друзья, без исключения. «Локтевка» достаточно разветвлённый коллектив, и всякого рода творческий народ со всей Москвы перемешивается здесь, приходя и уходя, обзаводясь знакомствами. Если бы не необходимость хранить тайну и опасение, что информация о предстоящем набеге просочиться куда-то не туда, мы бы смогли набрать куда больше бойцов.

Но смысла в этом нет, потому как в этом случае выхинцы просто встречали бы нас на остановке толпой, выхватывая все подъезжающие автобусы и отлавливая чужаков. Ну или, в лучшем случае, это была бы драка толпа на толпу, с членовредительством и последствиями.

Водитель что-то прохрипел, но мы и без него знаем — пора! Высыпавшись из автобуса, подтягиваемся, и чуть помедлив, идём в нужную сторону — благо, с картами Выхино, на тот самый «всякий» случай, ознакомились все.

Народу не слишком много — воскресенье, и на улицах преимущественно галдящая детвора и редкие мамаши с малышами. На нас они особого внимания не обращают, но это — пока!

Местная шпана — та, что уже проснулась, кучкуется в новостройках и на задах бараков, и нас пока не видит.

— Время! — шепчу одними губами, поймав глазами командира одной из групп, идущей в полусотне метров от нас, и подношу запястье с часами к глазам.

Кивок…

… и события начинают ускоряться. Без лишних слов сворачиваем за угол, и вот они — стоят, курят…

— Н-на! — выдыхает Длинный, без лишних слов заряжая в голову ближайшему. Нокаут! Ну а хер ли… свинчатка, она решает!

Не мы такую игру начали, ребята! Но играем теперь по вашим же правилам! Война пришла на вашу территорию!

Я пробиваю с ноги в живот и добиваю влетевшего в сарай парня, никак не меньше шестнадцати лет, ударами по голове, от которых тот закрывается руками. Поплыл…

Ну, до тяжких доводить не буду, поэтому носками ботинок тщательно обрабатываю голени и бёдра уже упавшего противника. Тяжких нет, а хромать до-олго будет…

— С-сука! — сдавленно шипит тот, и… н-на! Впечатываю ему подошву в морду, кровяня её и расплёскивая губы с зубами. Не мы первые, ребята, не мы первые…

Вот что вам в вашем Выхино не хватало? С какого рожна к нам припёрлись порядки наводить? Причём, скажем так, не конвенционными методами… ну и получите ответочку!

— Всё? — удивлённо спрашивает кто-то из ребят. Драка, а точнее — избиение, закончилось менее чем за минуту, что при численном преимуществе и эффекте неожиданности — совсем неудивительно!

— Угум… — киваю я, мельком оценивая поверженных противников, — двигаем дальше! Время, ребята, время!

Не бежим, бережём дыхание, но идём быстро. Крики… переглядываемся и срываемся с места.

— Наших… — начавшийся даже не крик, а всхлип, оборвали ударом в душу, а потом в толпу выхинцев, начавших было давать отпор, с тыла врезались мы. В плотной толпе мои навыки работы коленями и локтями — самое то!

— С-су… — начал было проговаривать один, подавившись на выдохе ударом колена под рёбра. Успеваю сделать ещё несколько ударов и останавливаюсь, отходя в сторону и поглядывая по сторонам.

— Уби-или… — завыла сиреной одна из мамаш, прогуливавшаяся с мелким, хватая того в охапку и куда-то убегая. Это она врёт… надеюсь!

А мы уже бегом — дальше, и несколько местных ребят, выскочивших из подъезда, торопливо заскакивают назад. За ними!

Коротка ожесточённая схватка в тесноте подъезда, и мы выскакиваем наружу, переполошив весь подъезд, под рёв разбуженных мужиков, обещающих нам анальные и прочие кары. В подъезде — избитые, охающие, окровавленные подростки, и взрослые мужики — матерящиеся, злые!

— Сука… — а это уже наш волонтёр, получивший каменюкой по башке — благо, вскользь…

— Бегом! — реву я, и мы набегаем на выхинцев, сминая их боевые порядки и вынося на пинках. В ход уже идут камни и дреколье, но мы и к этому готовы!

Соединяемся с другими отрядами, и ещё минут пять бесчинствуем, по итогу отоварив пиздюлями около сотни подростков и с десяток мужиков, решивших за каким-то чёртом влезть в чужую заварушку.

— К остановке двигаем! — ору я, и мы, уже не опасаясь запалить дыхалку, лосями несёмся в нужную сторону, а там, не разбирая, штурмуем автобусы — любые, лишь бы отсюда! Я с Длинным заскакиваю в последний, когда где-то там, вдали, слышится рёв разъярённой толпы. Успели!