Положим, я варианты вижу… но не суть, да и отец, вернее всего, прав. Он, в конце концов, эту ситуацию понимает много лучше меня.
Немного поговорив о том, что же, нам собственно, делать, к какому-то определённому выводу так и не пришли. А что тут, собственно, сделаешь?
Ворочаясь без сна, хотя время уже сильно заполночь, всё думаю, думаю… Но в голове слишком много мыслей, и при этом слишком мало данных.
… а ещё, черт подери, досадно! Я тут накрутил себя об играх спецслужб и прочем, а тут — сука подментованная свои дела крутит!
Грузчик, м-мать… грузчик и курирующий его мент, который, вернее всего, использовал бы меня и нас для своих мелких маклей, обтяпывая делишки в ГУМе и обслуживая свою машину вне очереди на отцовской автобазе! Это как… унизительно, что ли… и мелко.
Хотя говоря по правде, оно ведь и к лучшему, потому что если бы за нас взялись всерьёз, соскочить мы бы не смогли. Но… логика, это одно, а самолюбие — совсем другое. Понимать, что нам, по факту, просто повезло, что дядя «Сука» Саша оказался из тех, что один раз меряют, и семь раз режут, это одно… но вот принять, как данность, тот факт, что нам просто повезло, и что в другой раз может не повезти… неприятно.
Вставая ночью в туалет, я, по образовавшейся уже привычке начал было нащупывать ногами лесенку вниз. Не обнаружив её, аж вспотел от волнения и окончательно проснулся. Поняв наконец, что мы переехали, и я снова ночую просто на расстеленном на полу матрасе, а наша мебель осталась там, став доплатой за квадратные метры и срочность, успокоился, и, сделав все дела, снова лёг.
Снилась мне наша квартира и батоно Тамази, студент из Тбилиси, выглядящий, как это часто бывает у южан, значительно старше своих лет. Сон, на удивление яркий, многосерийный и детективный,оборвался в самый неподходящий момент, и я так и не узнал, где же в моём сне батоно Тамази сделал тайник для денег, и нашёл ли представитель одного из грузинских криминальных кланов контакты с представителями ГУМа.
Проснувшись, долгое время лежал, не в силах разобрать, где сон, а где явь, продолжая выстраивать логические цепочки из сна, где фигурировали грузины, Товарищ Майор тётя Тоня и комиссар Катани по линии Интерпола. Но всё это, хотя и безусловно ярко, но ещё и нервно, напряжённо и очень тревожно.
Настроение с самого утра — сильно так себе… не задалось. Всё разом как-то — и сон этот дурацкий, и мебель, в которую я вложил без малого душу, и неприятный, фальшиво-дружелюбный батоно Тамази, который спит сейчас или на моей кровати, или на родительском раскладном диване.
Глянув на часы и поняв, что всё равно скоро вставать, и досыпать эти сорок минут, когда сна уже ни в одном глаза, смысла нет.
— Рано ещё, — шепчу заворочавшейся матери, — спи!
Пробурчав что-то, она затихла, и через несколько секунд я услышал мерное посапывание.
Рассудив, что нет никакого смысла валяться, раз уж не спится, я посетил ванную комнату, и не только почистил зубы, но и ополоснулся с утра. Возможность помыться без проблем, горячая вода и качественный ремонт несколько исправили моё настроение.
А уже на кухне — просторной, отменно чистой, без каких-либо тараканов и замков где бы то ни было, зато с обилием посуды, которой можно пользоваться вот так запросто, по-соседски, я окончательно пришёл в себя, успокоился и занялся готовкой.
Прежняя квартира, ГУМ и батоно Тамази остались там, и мне нет никакого дела до возраста студента из Тбилиси, и действительно ли он приехал учиться, или это обычное прикрытие для того, чтобы не упекли за тунеядство, мне нет никакого дела! Пусть уважаемый кем-то Тамази учится хоть до сорока лет, переходя из одного института в другой и ничего не оканчивая, если ему так удобней! Кто я такой, чтобы критиковать человека, решившего взломать серую советскую действительность⁈
— Доброе утро, Бронислава Георгиевна, — негромко приветствую соседку, вышедшую на кухню при полном параде, — Доброе утро, Панна!
— Мрав! — ответила красотка, боднув меня головой, и, вспрыгнув на табуретку, уставилась разноглазо, наблюдая, как я готовлю.
— Омлет будете, Бронисла Георгиевна? — предложил я по-соседски, — С овощами!
— А что же мать? — чуть помедлив, спросила она.
— Да не спалось! — объясняю я, — Так-то она готовит, но раз уж встал, то почему бы и не да?
Чиниться соседка не стала, и, понаблюдав, как я вполне уверенно крошу овощи и колдую с приправами и температурным режимом, вышла к себе. Панна, как привязанная, последовала за ней, перед выходом из кухни повернувшись ко мне и мяукнув что-то дружелюбное.
Завтракали впятером — я с родителями, и Бронислава Георгиевна с Панной, неспешно беседуя о разном. Дама с прошлым и мама с прошлым прощупывают друг друга, оценивая уровень образования и воспитания, впрочем, вполне приязненно.
— Я в школу пораньше, — сообщаю родителям, переодеваясь в ненавистную школьную форму и с отвращением глядя в зеркало.
Серая гимнастёрка с воротником-стойкой, пятью пуговицами и двумя прорезными карманами с клапанами на груди, удивительным образом мне не идёт. Как уж так получается, я не вполне понимаю, но физиономия моя, вполне благообразная и даже симпатичная, оттеняясь этим серым цветом, становится какой-то нездоровой.
А головной убор, будь-то хоть недавно принятый берет, хоть фуражка, которую некоторые ещё донашивают по старой памяти, делает из меня что-то милитаристское, и я бы даже сказал — карикатурно милитаристское, с какими-то крысиными ассоциациями, всплывающими в моей голове.
— Красавец, — одобрила мать, и я покосился на ней, не издевается ли она случаем? А то она может… чувство юмора у неё вполне, местами с перебором. Но нет… ей, привычной к форме всякого рода, нормально! СССР и сейчас предельно милитаризованная страна, а ещё лет десять назад форма была, кажется, даже у почтальонов.
— Зачем так рано-то? — поинтересовался отец, хрустящий сушками без отрыва от газеты. Ему сегодня, напротив, позже на работу, или вернее, сперва даже не работу, а в контору, открывающуюся часом позже — что-то там подписывать, инструктироваться и просвещаться.
— В школьный комитет комсомола зайти просили, — морщусь я.
Отец, кивнув, комментировать ничего не стал. Он считает, что это — мой и только мой выбор! Какой ни есть.
Остановившись на берете, вышел во двор, и глянув на часы, неторопливо двинулся к школе, поглядывая иногда на хмурящееся небо. В этом году, по словам москвичей, засентябрило достаточно рано, и хотя синоптики позже обещают бабье лето, пока погода стоит самая что ни есть грибная.
Несмотря на раннее время, к школе уже тянутся ниточки мышиного цвета. Кто-то нехотя, в виде необходимости сдуть домашнее задание, не сделанное вчера по безусловно важным причинам, кто-то по пионерским или комсомольским делам, ну а большинство — просто из желания погонять перед уроками в футбол или в казаки-разбойники.
Ещё раз глянув на часы, решаю сделать вокруг школы круг почёта. Ещё очень рано, а подпирать стенку возле кабинета желания особого нет.
— Да тьфу ты… не пугай так больше! — попросил меня знакомый парень из параллельного класса, поднимая с земли брошенную было папироску, — Здорово, Мишаня!
— Здоров, Серый! — крепко жму протянутую руку, а потом и руки всех остальных балбесов из этой компании.
— Покуришь? — предлагает мне школьный хулиган, гроза района и окрестностей, а заодно и внук кандидата в Члены Политбюро, циник и антисоветчик, бравирующий этим, но не стесняющийся пользоваться всеми благами, которые он получает от Системы в силу происхождения.
— Нет, благодарю, — отказываюсь я, приваливаясь спиной к стене и прикрывая глаза, — я так… в хорошей компании подкоптиться.
Компания, на самом деле, так себе — не лучше, но и не хуже других, но, чего не отнять, социально активны. Ну и так… меру знают. Повышенная задиристость и шило в жопе есть у каждого из них, но заведомо слабых они не гнобят, мелочь не отжимают и откровенными гнусностями не занимаются. А все эти разборки с мальчишками из других школ и районов… ну, хочется им, так и пусть! Повзрослеют.