И вот собрал этот экстрасенс полный зал любопытствующих, начал опять их тайными чудесами потчевать, да исцелять от порчи и сглаза любого, как вдруг перехватило у него горло.

Видно, серьёзно случилось, что со сцены убежал. А Татьяна Ивановна среди городского начальства в первых рядах сидела, сразу смекнула, сказала ассистентам кудесника про Любушку.

Те покумекали (сами-то ничего для “кормильца”, как припёрло живое дело, сделать не могут) собрали бедолагу да на машине к ведунье свезли.

Любочка приняла с почтением, посмотрела и говорит:

– Горю я Вашему помогу. Только в следующий раз, если не оставите этого чёрного шарлатанства, случится много худшее, уже никто не спасёт, так как против естества божественного идти пытаетесь.

Экстрасенс было взвился, а возразить-то нечего. Выгнал посторонних и согласился на Любочкины условия. Та провела по его горлу рукой да сняла козявку.

Подивился кудесник доморощенный, начал сулить горы золотые, если она с ним в Москву поедет. Любочка же только головой покачала. Так посмотрела на неугомонное чадо, что тот разом осёкся и быстренько со своей компанией ретировался. Совсем ретировался, сразу уехал из города, больше туда не возвращался.

Судьба у Любочки, скажу я Вам, интересная складывается. Сколько с ней всякого приключилось, не на один вечер хватит рассказывать.

Может, в другой раз чего вспомню к случаю, непременно поделюсь. Покамест, давай – спать пойдём, вон уж звёзды блекнуть стали, а мне вставать раным-рано.

СВЕТ В ОКОШКЕ

Когда человек смотрит в небо?

Да когда ему на душе тягостно – с надеждой на Отца Небесного. Или в радостном недоумении: за что, мол, такое счастье. А иные вообще головы не поднимают: “Чо я там не видел, в небе этом вашем?”.

Лёва Причудин, сидя в зоне, больше всего мечтал глянуть на небо глазами свободного человека. Вольным-то непонятно, что даже небесная высь за “колючкой” совсем по-другому воспринимается. Каждое проплывающее над головой облачко вызывает жгучую зависть и тоску – “Воля!”

Небо для зэка – это Воля, её непререкаемый символ.

И вот лежит Лёва на тёплой земле, вокруг никого, а над ним раскинулось бескрайнее торжество Воли. Он даже хихикнул от нежданно пришедшей ему мысли:

“Вот если бы небо тоже… на какую-нибудь зону”.

Но Лёвка тут же посерьёзнел: “Не хрен! Пусть всё горит синим пламенем, а небо – дело святое”.

Первый срок Лёва получил по глупости – ещё подростком. Они с дружками вдоволь поглумились над прохожим, в поздний час ненароком оказавшегося около их компании – молодых да ранних сорванцов.

Как выяснилось потом, прохожий был народным избранником в местный исполком, поэтому для них дело не спустили на тормозах, а выдали по полной программе. И понеслось!

На “малолетке” Лёва получил “настоящую” школу жизни. Там его научили отстаивать свои интересы, но главный принцип, которым он стал по жизни руководствоваться: кто сильней, тот и прав.

После перевода на “взрослую” зону парню пришлось пережить крушение последних остатков веры в светлое начало человека, внедрённой в него советской школой.

Деньги и Власть – вот высшие ценности для людей. Это Они правят справедливостью и законом. Так что, когда вышел срок отсидки, Лёва имел довольно ясное представление о сути мира. Возвращаться к прошлому ему не хотелось, решил ехать в большой город и там затеряться.

Благо что Хозяином колонии оказался толковый мужик, так как своим подопечным давал возможность на зоне работать.

И Лёвка, благодаря его политике, умудрился получить несколько профессий. Освоил кое-что из типографского дела: переплёт, набор; кое-что по столярному ремеслу; кое-что по слесарному. Освоил эти ремёсла Лёвка основательно и за свою квалификацию не боялся.

“Примут, никуда не денутся. Таких работников, как я, ещё поискать!”

Однако нестыковки в Лёвкиных претензиях к своему месту на Земле выявились уже в поезде. Проводник сразу на него взъелся, а, увидев справку об освобождении, которой тот с гордым видом помахал перед его носом, так и вовсе глаз не спускал, норовя при каждом случае уязвить.

– На свободу с чистой совестью? Ах ты, мать твою итти, короста вонючая! Ещё и гордишься, что закон преступил! Люди из последних сил честно трудятся, страну из руин поднимают, а такие прыщи, как ты, ихние копейки крадут.

Лёвка было торкнулся в следующий вагон, но тамошний проводник, видно предупреждённый товарищем, его оттуда попёр. Вдобавок сосед оказался словоохотливым мужичком и, подслушав Лёвкины словопрения с вагонным начальством, всерьёз насел на парня:

– Мила-ай, я ж на киче почитай полжизни протрубел. Вся-акого повидал. Эт, брат, терь на сю жисть. Теперя ты вечный изгой общества получаешься. Не примет оно тя, и не жди… В столицу собрался? И-и-и! Никак там затеряться удумал? И-и-и.

Да первый же постовой тя с такой ксивой за сто первый километр отправит, али куда ещё подальше.

Лёвка хотел было как следует встряхнуть доморощенного мудреца, выместив на нём возникшую обиду, но в словах прохиндея была правда. В крупных городах, да и вообще, куда бы он теперь ни поехал, ему ничего не светило. Это он ясно увидел по первым контактам с долгожданной свободой.

“Вот она, бля, житуха! Приехал, называется. Проще на зоне оставаться”.

Лёвка с грустью смотрел через пыльное окно поезда на зеленеющие просторы отчизны и манящие жизнерадостные пейзажи родной природы. Но никто среди этой красоты Лёву не ждал, нигде ему не светило окно гостеприимного дома.

На подъёме поезд слегка притормозил и поехал медленней. Лёвку словно подбросило. Он схватил котомку и на ходу сиганул с крутого обрыва.

…В небесной выси ватными громадами неподвижно стояли растрёпанные облака. Где-то поблизости прогудел самолёт. Звук на минуту заполнил окружающее пространство и истаял. Лёвка беспечно раскинул руки, закрыл глаза, сливаясь с тишиной. Ему было хорошо. Мысли лёгким туманом смешивались в преддверии сна, постепенно облекаясь в образы. Душа незримо всплыла наружу, погрузив тело в дрёму.

Лёвка пробудился от странного ощущения чьего-то присутствия и тут же принялся оглядываться. На небе уже появились первые звёзды, стрёкот кузнечиков стал громче. От железной дороги раздавался шум проходящего поезда. Вокруг же по-прежнему никого не было.

– Бля буду, ерунда какая-то.

Лёвка встряхнул головой, отгоняя навязчивые ощущения. Быстро соорудив костерок, он достал из котомки банку тушёнки, печенье и шкалик “пшеничной”.

– Ну, гражданин начальник, как говорится, за наше здоровье.

Водка оказалась доброй. Основательно закусив, Лёва уставился на огонь. Вместе с надвигающимися сумерками к нему вернулись невесёлые размышления о дальнейшей судьбе. На природе было хорошо и спокойно, но к людям, как ни крути, всё равно идти придётся.

“А что, поеду куда-нибудь в деревню или наймусь к геологам… Всё путём пойдёт”.

В темноте ближайшего кустарника ворохнулась массивная тень. Лёвка настороженно приподнялся, взяв в руки тлеющую головёшку.

– Э, кто там?

Однако в ответ только ветер прошелестел, унеся за собой всколыхнувшееся беспокойство.

“Отвык я… от жизни-то нормальной”.

Лёвка усмехнулся и вернулся к костру. Он неспешно докончил водовку с тушёнкой, решив после устраиваться на ночлег, как вдруг заметил невысокую фигуру, приближавшуюся к нему со стороны леса. Она будто плыла по воздуху и, как показалось Лёве, слегка мерцала.

“Ёхари-бабай, что за привидение?”

Когда фигура вступила в круг света от костра, то стало видно, что это женщина.

“Ну-у, вот так сюприз! Щас мы кости-то разомнём…”

Но Лёва осёкся, разглядев лицо женщины.

– Сеструха? А ты здесь откуда?

Та замерла в нескольких шагах от него и вперила взгляд на колыхающийся огонь.

– Да ты чо молчишь-то?

Лёвка оробел, чувствуя нелепость происходящего. Его движения сковал непонятный страх. Хотя трусом он не был, но что-то при всей правдоподобности облика сестры всё же смущало.