“Точно привидение, бля”.

В голове у Лёвы мягко прошелестело, будто перевернули страницу книги.

“Тебе нужно идти со мной”.

– Танька, это ты что ль говоришь?

Лёвка всё никак не мог врубиться в суть происходившего и не среагировал на мелькнувшую в сознании фразу. Она вновь повторилась.

– Не понял… Куда идти?

“За мной”.

Женщина плавно развернулась, направившись обратно к лесу.

– Э-э, ты куда? Подожди.

Не отдавая себе отчёта, Лёвка схватил котомку и бросился следом. Однако при всём старании догнать её он не мог.

Возле первых деревьев женщина сама остановилась, прямо перед ней в воздухе неожиданно возникла сияющая сфера. Лёвка ничего не успел сообразить, как с разбегу влетел в сгустившееся, словно кисель, пространство.

С этого момента для него разом исчезли все привычные ощущения мира, окружавшее было совершенно чужим. Хотя Лёва глазами ничего видеть не мог, но у него с обострившейся ясностью заработало внутреннее восприятие.

Так с ним всегда случалось в минуты опасности, что-то переключалось без спроса и выносило из беды. Но самым ужасным, исподволь дошедшим до сознания, явилось полнейшее безволие. Лёва практически полностью себе не принадлежал, он не мог двигать руками, ногами, поворачивать голову. Это его действительно поразило до глубины души.

“Во влип! Только без паники, Сеня, щас мы разберёмся, кто со мной решил в прятки поиграть”.

Но “разобраться” у Лёвки не получалось. Сознание начало растекаться на отдельные островки. В них он с удивлением созерцал целые сцены из прошлого, как будто просматривал по телевизору несколько программ одновременно.

Внезапно к этому присоединилось зрение. Сквозь прозрачную пелену Лёва видел странные картины: орущие в азартном порыве стадионы; площади, полные беснующихся людей; какие-то нудные разборки незнакомых мужчин и женщин.

При этом через него протекали потоки липких излучений, бурыми испарениями исходившие от каждого человека. Лёве стало донельзя мерзко и муторно. Остатки самоосознавания клокотали в яром протесте от происходившего с ним. Оно отказывалось воспринимать окружающее, потеряв все привычные ориентиры.

Раньше Лёва даже не задавался вопросом – как он думает, каким местом, зачем, а тут до него дошло, что это подобно необходимости дышать, быть… Да, именно Быть! И Быть самим собой!!! Кто-то или что-то упорно, со знанием дела превращало его в ничто, в послушную амёбу.

Один из островков сознания вдруг заработал в автономном режиме. Он запульсировал в каком-то диком ритме спасительного отчаяния и вернул Лёвке воспоминание, как после этапа в очередной спецприёмник для малолетних преступников, его пытались низвести до “чма” тамошние “паханчики”. Делалось это ими с такой же методичной жестокостью…

Тогда Лёва восстал.

Казалось, уже не было сил сопротивляться оглушающему страху, смешанному с животным ужасом перед непонятной властью подобных ему пацанов. Но он вдруг понял, что если сейчас этому поддаться, то из “чма” уже никогда не выбраться. Это хуже, чем глотать испражнения из параши под глумливое шипение блатной кодлы; хуже, чем добровольно пидораситься на “вечного петушка”…

Прозрачность сферы поблекла, картины окружающего слились в неопределённое месиво. То, где находился Лёва, завибрировало, началась болтанка. Сознание сжало чудовищными тисками чужеродной воли, превращая его усилия в прах.

Но Лёва сопротивлялся. Моментами он полностью выпадал из действительности. Островки сознания то стягивались воедино, то разлетались на мелкие кусочки, лишая человека малейшей надежды на возвращение к своеволию.

Сколько длилось подобное – Лёва не ведал, однако ему отступать было некуда. Ярость сопротивления оформилась в направленную борьбу за освобождение. Постепенно восстанавливались слух и ощущения тела. Но тут же начались видения чудовищных образов, от которых хотелось спрятаться, перестать воспринимать мир. При этом образы окутывали сознание, создавая иллюзию полной реальности…

…Бесконечное падение в бездну, полную самых изощрённых мучений и ужасов…

…Страдания беспомощного тела от непереносимой боли и медленного гниения…

…Безвременье…

Лёва обессилел и уже перестал к чему-то стремиться, лишь остатками всплесков детского упрямства сохранял отдалённое представление о самом себе.

…Небо! Сияние яркого голубого неба с ватными громадами растрёпанных облаков всплыло самым ярким после освобождения воспоминанием. В нём было столько величественного спокойствия, что помрачающие образы сразу ушли на второй план и перестали перемалывать остатки человеческого сознания.

К Лёвке вновь вернулись ощущения тела. Он словно завис в пространстве, лишённом гравитации, с распростёртыми в водянистом объёме руками и нога ми. Тряска и вибрирование прекратились. Окружающая сфера стала прозрачной. Где-то внизу раскинулись бескрайние просторы Земли с аккуратными квадратами полей, разделённых едва различимыми лентами дорог. Лёва будто завис в поднебесье и вот-вот рухнет вниз. На сей раз страх оказался неподдельным, но сил реагировать на него не было.

“Эх, воды бы”.

Сфера мигнула, тут же переместившись к самой земле. Теперь вокруг бушевал горный водопад. Брызги сияющими каплями разлетались по воздуху, создавая хрустальную завесу над местом падения потоков воды. Лёва мог улавливать её холодную свежесть и даже запахи мокрых камней.

“Как тут шумно…”

Не было понятно, кому принадлежало произносимое. Лёвка ещё раз взглянул на буйство природы и рухнул в сон.

Пробудился Лёва в полной уверенности, что находится в зоне. Сквозь утреннюю дрёму ему показалось, будто его, сонного, связали по рукам и ногам для очередного прикола над “молодым”.

– Ну бля, кореши, я вам щас устрою приколы…

Когда глаза открылись, то в первые мгновенья Лёвка никак не мог взять в толк, почему вокруг сплошная стена деревьев, а не ровные ряды двухярусных кроватей.

– Да что за приколы-то…

И тут он, наконец, вспомнил происшедшее. Давалось это с огромным трудом, мысли ворочались неподъёмными жерновами, никак не желая выстраиваться в цельную картину.

Лёва осторожно пошевелил рукой, она подчинилась. Так же осторожно он огляделся. Сквозь едва заметную пелену, окружавшую его со всех сторон, виднелись могучие стволы хвойных деревьев. Прямо под ним небольшим пятачком зеленела полянка, на которой беспечно кормились несколько пятнистых оленей. Спины их подрагивали от возбуждения, олени пощипывали травку, каждый раз чутко поднимая кверху свои маленькие головы. Лёвку они не замечали, хотя тот был в трёх метрах от них.

– Эх, размяться бы…

Тотчас перед Лёвкой вновь сгустилось пространство, и он через него выпал наружу. Олени шарахнулись в чащу, но обалдевшему человеку было не до них. Он неуверенно поднялся, ещё не веря в случившееся. Медленно по вернув голову, Лёва увидел зависший над собой приплюснутый диск треугольной формы. Его оболочка слабо мерцала холодным светом.

– О-о, тарелка!?

Лёва испугался собственного голоса, но тут же зажмурился и снова открыл глаза. Диск по-прежнему парил перед ним.

– Ах ты, ё-о!

Тело, повинуясь безотчётному импульсу, ринулось в лесную чащу. Несколько раз Лёвка падал, спотыкаясь о коряги, но, несмотря ни на какие препятствия, всё бежал и бежал прочь от злополучного места. Его панический бег остановило внезапно открывшееся шоссе. Лёвка хотел было опуститься прямо на обочину, однако услышал далёкое шуршание автомобильного мотора. Из-за ближайшего поворота вывернул легковой автомобиль.

– Эй, эй, остановись!

Автомобиль затормозил. Лёвка ринулся в салон, руки у него дрожали, он с трудом мог объяснятся.

– Дяденька, увези меня отсюда… Увези, говорю… Нельзя здесь мне… Заберут.

Лёвка поначалу не разобрал обращённого к нему вопроса, всё ещё пребывая в состоянии горячечного бега. Но, когда “дяденька” вынул из приборной панели рацию и что-то проговорил на иностранном языке, он слегка протрезвел. Перед ним сидел крупный мужчина явно в форменной одежде и, судя по знакам различия, был полицейским. Таких Лёва видел в американских боевиках.