Не успев и глазом моргнуть, я уже оказался на лужайке, где пацаны играли в футбол. И я явственно представил себе, как погнавшийся за мною червь переключает свое внимание на них, и через пять минут тут уже нет ни одного живого человека, только красные куски мяса и оторванные конечности на сочной зеленой траве… Я проклял себя и кинулся дальше, к берегу, надеясь, что он все-таки будет преследовать только меня, не отвлекаясь… Я нырнул, глубоко уйдя в мутную илистую воду, замер и продержался там сколько мог, потом, чувствуя, как болезненно начинает токать в ушах, направился к мерцающему свету, вынырнул, вдохнул полные легкие и огляделся.

Футболисты прекратили игру и вместе с болельщицами стояли на берегу, с недоумением глядя на меня. Я поискал глазами, но ничего опасного вокруг не обнаружил. “А что они, собственно, так на меня уставились? Они-то ведь не знают, что мне привиделось черт-те что. А тогда - чего особенного? Ну, решил человек искупаться… - Я поплыл к берегу, и тут только до меня дошло, что прибежал-то я сюда в чем мать родила. - Да-а… Хорош космонавт. Бедный Генка теперь не отбрешется. А вот и “он. Стянув с себя и скомкав потную майку, он с размаху запустил ею в меня:

- Держи!

“Спасибо, брат”.

Кое-как соорудив себе вызывающую набедренную повязку, я с независимым видом вышел на берег и, все еще тяжело дыша, помахал всем любопытствующим рукой. Мол, физкульт-привет. Продолжайте развлекаться. И двинулся обратно к дому.

Генка догнал меня.

- Ты че это, совсем офигел в своем космосе? - спросил он.

- Иди, играй! - огрызнулся я. Похоже, я и впрямь офигел. Не рассказать о случившемся на комиссии мне не позволит совесть. А значит, скорее всего, спишут. Или тестами замучают.

- Что случилось-то?

- Ничего не случилось, - бросил я. И вдруг понял, что возвращаться в дом мне сильно не хочется. - Так, - продолжил я, замедляя шаг. - Показалось кое-что.

- Может, ты там что-то увидел? - каким-то наигранно-легкомысленным голосом поинтересовался Генка.

- Что? - Я окончательно остановился.

- Ну, не знаю, - отозвался он, пряча хитрые глазки.

- Что я там мог увидеть?

- Ну, что-нибудь… или кого-нибудь…

- Кого?!

- Ну… Мелкого…

Я положил ему руку на плечо.

- Выкладывай, Гена. Выкладывай все как есть.

Шаткий стол вытащили на улицу и прислонили к столбу, а на вбитом в этот столб крюке болтался патрон с двухсотваттной лампочкой, и получилось очень уютно. Я смотрел на маму и радовался, какая она счастливая рядом с дядей Валерой. И еще радовался, что я живой, несмотря на то, что в этом дворе, в заброшенном колодце живет натуральный рамадский тандемный червь. И еще я подумал, что это все сильно усложняет, поскольку если бы не это, я бы завтра съездил в город проведать папу, ему это, наверное, даже нужнее, потому что он не такой счастливый и как-то у него все не так сложилось. Но съездить теперь не скоро получится, ведь теперь главное - эта зверюга, которую надо отснять на кристалл и, используя все мыслимые рычаги, как можно быстрее пробиться с этим материалом на самый-самый верх…

- Не знаю, - возбужденно и громогласно говорил Валерий Иванович, - всем, кажется, понравилось, все, вроде, даже в восторге. Но мне самому было как-то неловко. Не комфортно. В каждой сцене, каждый миг мне не хватало тебя, дружок. - Это он обращался к маме. - Варвара, конечно, молодец, и, в принципе, она неплохо сыграла, но с тобой, я - то знаю, это был бы настоящий шедевр…

Приятно было ощущать, что он ни капельки не льстит, а говорит действительно то, что думает.

- А так… - продолжал он, - сдал, и слава богу. Даже, наверное, критика хвалить будет. Но как только ты сможешь, я обратно введу в спектакль тебя, и вот тогда посмотрим…

- Напрасно ты так настроен, Валера, - улыбалась мама, накладывая всем свой замечательный сметанный салат из желтых помидоров с жареными кальмарами. - И ты не справедлив. Варя очень талантлива, и не надо ее обижать. А для меня роли еще найдутся…

- Да, кстати, - вскричал Валерий Иванович, - что это я все о себе да о спектакле! Сережа, дорогой, открывай шампанское!

- Дайте мне! Дайте я! - Запрыгал вокруг стола Генка и потянул руки к бутылке. - Чтобы стрельнуло!

- Пусть откроет? - предложил я.

- Да пусть, конечно, - согласился Валерий Иванович. - С прилетом, Сережа! С возвращением! Ну, и как там?.. - И тут же разочарованно махнул рукой: - А-а! Вам же ничего нельзя рассказывать!

Да, о Рамаде гражданским пока ничего конкретного сообщать нельзя. По идее, ему и маме нельзя рассказать даже о том, что живет тут, у них под носом. Теперь-то я знаю, откуда оно взялось.

- Да ты мне в прошлый раз, помнишь, штуковину красивую подарил, блестящую, сказал, что это плод какого-то инопланетного растения? - кололся по дороге домой Генка. - Там я его личинку и нашел, выкормил и воспитал…

“Господи, боже мой. Сколько раз нам повторяли: из космоса на Землю - НИЧЕГО! НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! Но мы всё тащим. Правдами и неправдами. Как-нибудь да протаскиваем. Каждый хоть раз да приволок оттуда какой-нибудь “сувенир””.

- Я, главное, потом нашел фотографию этой штуки в одной сетевой базе, - продолжал Генка. - Оказалось, это шишка рамадской лиственницы. Я сразу догадался, что там ты и служишь…

“Ох уж эта мне утечка! Ох уж эти чертовы гражданские ученые!”

- Стоп! - воскликнул я, когда мы подошли к самому дому. - Генка, скажи, ты уверен, что он безопасен?

- Да, конечно! Он добрый! Тупой только, зато все мыть любит и все, что хочешь, съест. Хоть железо, хоть помои. А без спросу ничего не тронет. За полгода ни разу такого не было! Мама уходит, говорит: “Помой пол”. Только она вышла, я зову: “Мелкий, Мелкий!” Он приползает, я ему: “Съешь всю грязь с пола и весь мусор!” Мама приходит - чистота и порядок…

- Подожди. Откуда он знает, что такое “грязь” и что такое “мусор”?

- Да он все понимает! Он ласковый. Только лом недавно съел. Нечаянно.

“Елки! А мы их там мочим, как последних паразитов, давим, как клопов. А он, видите ли, “ласковый и все понимает”… С ним, видите ли, в контакт надо входить и жить душа в душу…”

Вдалеке зажужжало, и на горизонте появилось желтое пятнышко маминой “элки”.

- Генка, - сказал я торопливо. - Да ты соображаешь ли, черт полосатый, что ты весь космос с ног на голову перевернул?!

- Ничего я не переворачивал, - пожал плечами Генка, - я просто пол не люблю мыть.

- Сережа!

- А? - очнулся я.

- Ты уже на Земле, - улыбнулась мама. - Давай-ка чокнемся. За приезд. Хотя я, конечно, сок. Ты, надеюсь, надолго?

Я отпил шампанского.

- Нет, мама, мне уже завтра придется уехать. И вам бы тоже надо. Скоро тут будет немного неуютно…

Я вздохнул: “Придется, наверное, все им рассказать. Прямо сейчас. А куда деваться?”

- Да, кстати, - вспомнил я, оттягивая неприятное. - У меня же есть для всех подарки…

Передо мной расстилалось огромное поле, покрытое зеленью, настоящее море, что колыхалось от ласковых прикосновений ветра.

Хотелось войти в его живые воды, почувствовать прикосновение стеблей, ощутить их жизненную силу, что пряталась в сочной листве.

Воздух стал горячим от солнечных лучей и сладким от запаха трав. Летнее солнце, присевшее над горизонтом, щедро дарило тепло зеленому морю, а оно тянуло к свету тоненькие ростки.

Раскинув руки, я загребал ладонями стебли травы, что доставали мне до плеч. Колючие и не очень, гладкие и шершавые, с цветами и без цветов - все они рядом. Я не помнил их названий: это просто трава, которую называют сорной. Но сейчас для меня она стала самой большой драгоценностью, она говорила мне о том, что я дома.

Я шел, вдыхая сладость воздуха. Плывя по зеленой равнине, я чувствовал: осталось совсем немного - шаг, другой, - и я буду дома.

Мой дом. Как давно я не был в нем. Нет, не в том любимом деревянном коттедже, что стоит на самом краю соснового бора. Дом - это не здание. Дом - это то, что ты любишь больше всего на свете, это то, что ты считаешь своим, и то, что считает своим тебя. Друзья и знакомые, любимые места, темы для разговоров, запахи и звуки. Скамейка под каштаном, соседская собака, лениво растянувшаяся в пыли, разговоры о погоде. Толстая ветка дерева, где ты сидел еще ребенком, прижимаясь к нагретой летом коре. Последний луч заходящего солнца, стрелой пробивший листву клена…