- Центральный пост на связи. Что у вас происходит? - недовольно спросил я.

- Ничего. - Тон ответа вахтенного механика показался мне немного растерянным. - Плановая проверка двигателей группы резерва. Компьютер рекомендовал провести коррекцию в два этапа на половинной мощности для уточнения показаний.

- Об этом следует докладывать на Центральный пост немедленно, - заявил я. - Сурдин еще не пришел?

- Нет. - В голосе вахтенного проскользнуло удивление. Видимо, о личных проблемах своего сменщика Сливы он еще не знал, поэтому и не ждал стармеха.

- Когда придет, пусть свяжется со мной, - приказал я и отключился.

Я поплотнее устроился в кресле. Мне нужно было как следует поразмыслить над происходящим, но тут со стороны так и не закрытого мною люка я услышал голос Ольги:

- Ты здесь?

Даже в рабочем комбинезоне она оставалась чрезвычайно женственной. Я всегда смотрел на нее с удовольствием.

- Мне нужно с тобой поговорить, - попросила она.

Я вышел за ней в коридор.

- У нас происходит что-то неладное, - начала Ольга без предисловий. - Ходят нелепые слухи, какие-то разговоры о том, что Коммуникатор не в порядке. Разве такое может быть?

Я насторожился.

- От кого ты об этом услышала?

- Многие говорят… Например, сегодня мы беседовали с Еленой.

- Она так и сказала: Коммуникатор не в порядке? - пожелал уточнить я.

- Не совсем. Елена высказалась в том смысле, что если Коммуникатор неисправен, это равносильно общей гибели.

- Но почему она так сказала? С какой стати она вообще заговорила о Коммуникаторе?

- Вполне естественно говорить о жизненно важных вещах. - Ольга отвела взгляд. - Но разве с Коммуникатором может что-нибудь случиться?

Она знала ответ не хуже меня. Каждая операция по расширению достижимого пространства обходится человечеству слишком дорого, чтобы позволить ей окончиться неудачей. Понятно, что абсолютно надежных устройств в принципе существовать не может, но вероятность отказа систем Коммуникатора близка к нулю. Они многократно дублированы, снабжены колоссальным запасом прочности, нарушить который может только катастрофа планетарного масштаба. Примерно так я и ответил Ольге.

- Но мы не можем убедиться в этом сейчас. - Она все так же избегала смотреть мне в глаза.

Черт возьми, почему сегодня все прячут от меня глаза!

- Конечно, не можем, - терпеливо продолжил я. - И ты знаешь почему. Коммуникатор активируется только вблизи массы звездного порядка. Пока мы не войдем в систему, он останется законсервированным. А до этого времени тебе остается верить в исключительную квалификацию его создателей.

- Если бы дело было только во мне. - Она повернулась, чтобы уйти, но я легонько удержал ее за плечо.

- Что там у Елены с Войцехом? - спросил я. - Надеюсь, их развод произойдет достаточно цивилизованно?

- Развод? - удивилась она. - Я ничего об этом не знаю. У них прекрасные ровные отношения.

- Вот как! - пробормотал я. - Это точно?

- Разумеется. С чего ты взял, что они расходятся?

- Просто мне показалось… Ладно, забудем. Скажи, пожалуйста, это именно Елена начала разговоры о Коммуникаторе?

- Да, - сказала она и в ту же секунду добавила: - Наверное… Не знаю. А что?

- Я просто спросил. Ладно, хорошо еще, что никому не пришла в голову мысль о реликтах… Ты, кажется, торопишься?

- Да. Хочу изменить режим обогрева грунта в девятой теплице. Что-то там идет не так…

Ольга покинула Центральный пост, а я вернулся на свое место. Что-то и в самом деле шло не так. Сурдин мне соврал, придумав эту историю с семейной размолвкой? Зачем? Или он так же, как и я, был введен в заблуждение? Может быть, это Ольга не в курсе событий? Нет, пожалуй, Елена не стала бы от нее скрывать. Для женщин необходимость поделиться с кем-то своими личными проблемами возникает намного чаще и острее, чем у мужчин. Но почему она заговорила о Коммуникаторе?

- Где Флетчер, Альбрехт? - осведомился я.

- Я не могу его отыскать, - в недоумении ответил он. - Личный фон не отвечает. Его нет ни в каюте, ни на вахте.

Последовал новый толчок. Он был мягче и, как мне показалось, немного продолжительней двух предыдущих. Что, в конце концов, происходит? Я решил разобраться с этим немедленно. Дорога в сектор “Д” занимала примерно четверть часа: наш корабль был огромен. Собственно, скорее он походил на завод, состоящий из нескольких корпусов, соединенных друг с другом основными и дублирующими переходами. Чтобы обойти их все по большому кольцу, не хватило бы и двух часов - этим и объяснялось то обстоятельство, что в полном составе команда собиралась довольно редко, хотя каждого из членов экипажа я видел по несколько раз в день.

Я шел по длинному переходу, соединяющему основной корпус с Центром двигательного контроля, раздумывая над услышанным сегодня, пока не уперся в закрытый люк. Кнопка автоматического открывания не действовала. В чем дело? Я взялся за штурвал механического привода: крутанул раз, другой и в недоумении отступил. Люк был заблокирован с противоположной стороны. Мое беспокойство резко усилилось, переходя в настоящую тревогу. Торопясь, я откинул крышечку поста связи и щелкнул тумблером общего вызова. Маленький экран оставался темным, связь здесь почему-то не работала.

Попасть в сектор “Д” можно было разными путями. Самый короткий из них - через сооружения шахтного комплекса. Я повернулся и побежал. Путь до зала управления горнодобывающими механизмами занял у меня минуты четыре - никогда еще я не передвигался по кораблю так быстро. С огромным облегчением я убедился, что дверь в зал работает нормально. Но сам зал оказался пуст! Сейчас здесь должна находиться смена из трех человек. Их обязанности нельзя было назвать слишком уж обременительными: механизмами управляла надежная автоматика, и на долю людей приходился лишь контроль за ее работой, нечастые профилактические осмотры и тестовые испытания. Но от этих обязанностей смену никто не освобождал! Покинуть рабочее место - недопустимое нарушение дисциплины.

Если я не встретил никого из них на своем пути, значит, все они ушли в том направлении, куда торопился я сам. Я пересек помещение и вошел в переход, ведущий к сектору “Д”. Мне оставалось миновать компрессорный зал. Я не сомневался, что и там тоже не застану никого из членов команды - и не ошибся. Но связь здесь работала нормально. Я вызвал Центральный пост.

- Альбрехт?

- Слушаю, командир.

- Выход из основной галереи в сектор “Д” заблокирован. Там не работает пульт связи. Направьте туда дежурного ремонтника.

- Понял, командир.

- Альбрехт!

- Да, командир?

- Тебе не кажется, что у нас что-то происходит?

Несколько секунд он молчал.

- Мне не кажется, - произнес он. - У нас действительно что-то происходит. Пять минут назад я пытался связаться с Центром контроля. Там никто не отвечает. Камеры наблюдения отключены.

- Нарушена связь?

- Связь в порядке. Либо там никого нет, либо мне не захотели ответить. И еще одно… Флетчер в госпитале.

- Что с ним произошло?

- Его нашли без сознания возле монтажной площадки. По-видимому, он сорвался с лестницы во время одного из толчков. Я только что говорил с доктором Кольцовым. Он сказал, что у Флетчера сильное сотрясение мозга, ушибы, но с ним все будет в порядке.

Нелепость! Как мог Флетчер проявить такую неосторожность? Все происходящие события постепенно сплетались в очень неприятный узор. Я услышал голос Альбрехта:

- Где ты находишься?

- В компрессорной, перед люком в сектор “Д”. Альбрехт!

- Да!

- Приготовься к введению режима “Экстрим”. Жди моего сигнала.

- Ты считаешь, что все настолько серьезно?

- Пока еще я ничего не считаю. У меня недостаточно информации. Просто приготовься. Перейди на мой личный канал. Следи за мной внимательно и жди приказа.

За все время работы мне приходилось прибегать к режиму “Экстрим” всего два раза. В первый - когда в Обломок, который мы тащили к безымянной звезде под номером 674, угодил метеорит. Совсем маленький - массой не более двухсот граммов. Нам повезло, что столкновение было не фронтальным и энергия удара не превысила пятидесяти тонн в тротиловом эквиваленте. Но ее хватило, чтобы изменить курс, вывести из строя механизмы шахтного комплекса и уничтожить половину теплиц. На устранение последствий катастрофы у нас ушло около четырех месяцев, а домой из-за этого мы вернулись на полтора года позже, чем планировалось.