– Приду, – выговорил Зубов.
– Действительно, приходи, брат.
Павел протянул ему руку.
– Нам пора, Ирина.
Он взял девушку под руку, увлекая за собой, но Ирина вдруг повернулась к Зубову:
– Знаете что… Приходите в четверг.
– Ирина, – в голосе Павла прозвучала явная досада. Но она никак не отреагировала.
– В самом деле… В четверг… вечером. Часов в семь. Я вас приглашаю. Придёте?
Сергей видел досаду на лице Павла и чувствовал, что должен под неким благовидным предлогом отказаться от визита в четверг. Но Ирина смотрела в глаза.
– Так вы придёте, Серёжа?
И Зубов смог только еле слышно выдохнуть:
– Да…
– До встречи!
Они пошли по аллее. Сергей стоял и смотрел им вслед, но видел только Ирину. Он не заметил, как сидевший напротив господин средних лет встал и пошёл вслед за Ириной и Павлом. А другой, столь же невзрачный на вид, развернув «Московские ведомости», казалось, был весь поглощён чтением, но поверх газеты его внимательный взгляд не выпускал из вида Зубова ни на секунду.
«Московские ведомости» сообщают:
– Профессор Д. Менделеев делится своими впечатлениями от Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде. Он находит, что «…Смотреть нашу выставку – значит узнавать, учиться, разбирать, мыслить, а не просто “гулять”, смотреть и отдыхать. Словом, это труд, и на малом даже по размерам пространстве на каждом шагу встречается всё новое, иное, неожиданное, поучительное, притом своё и часто передовое…»
– Государь Император в Петербурге осчастливил осмотром построенный Путиловским заводом для Сибирской железной дороги вагон-церковь и, оставшись вполне довольным исполнением работ, всемилостивейше соизволил объявить Высочайшее Его Императорского Величества удовольствие.
– …Сим объявляется, что в студенты Московского Университета принимаются молодые люди, получившие от гимназии ведомства Министерства Народного Просвещения аттестат или свидетельство зрелости.
Лица женатые в число студентов не принимаются.
Желающий поступить в Университет должен предоставить свидетельство о безукоризненном поведении от местной полиции.
– Отдел защиты детей от жестокого обращения при Обществе попечения о бедных и больных детях… возбуждает ходатайство перед Министерством Юстиции о скорейшей реформе действующего законодательства, формирующего права и положения малолетних в семье.
– Париж, 31 (18) мая 1896. Гоното поручил графу Монтебелло выразить Государю Императору прискорбие Фора и Французской республики по поводу печального события на Ходынском поле в Москве.
– …Пётр Алексеевич Соков после продолжительной и тяжёлой болезни в 4 утра волею Божией тихо скончался, о чём супруга и дети его с глубокой скорбью извещают родных и знакомых и покорнейше просят почтить память усопшего.
– …в доме Киргоф на улицу 4-й Мещанской и Садовой улице обокрадена квартира мещанки Аристовой. Похищено разных вещей на 245 рублей и квитанция государственного Банка на вклад 6000 рублей. Кража совершена посредством подобранного ключа.
– …Правление Трёхгорного пивоваренного товарищества в Москве… извещает, что поступило в продажу пиво «Пильзенское», разлитое в бутылки новой формы. Цена за ведро (20 бут.) 1 руб. 70 коп., а для г.г. торговцев 1 руб. 5 коп.
2. Сергей Зубов
В своей комнатке Зубов пытался читать учебник по римскому праву. Тяжёлый фолиант лежал перед ним на столе. Подняв голову руками, он пытался заставить себя вникнуть в суть печатных строк, но смысл их ускользал из его сознания. Все мысли были исключительно об Ирине. В памяти вставали её лицо, её взгляд, её голос:
– …я вас приглашаю. Придёте?..
Он встал, заходил по комнате. Пять шагов от двери до окна. И почему-то только четыре назад.
Сергей остановился у подоконника. Внизу у въездной арки двора-колодца стояли двое. О чём-то разговаривали. Интересно, о чём? Господи, да какая разница! Пять шагов вперёд. Четыре назад. Главное – скорей бы пришёл четверг! Рука вдруг сама собой независимо от сознания вырвала из висевшего на стене календарика оставшиеся до четверга листочки, которые, словно кружась под неведомую музыку, упали на пол. И-ри-на!
И-ри-на!..
3. Двое во дворе
В углу двора-колодца стояли двое.
– Ты всё понял? – негромко спросил один.
– Будьте покойны, – кивнул другой.
Первый показал на единственное светящееся окно.
– Чтобы я всё о нём знал. Когда ушёл? Когда пришёл? С кем?
– Будьте покойны.
– Хозяйка знает: с сегодняшнего дня ты тут дворник. Но метлой себя не утруждай. Так что смотри в оба!
4. Ирина и Павел
Окна двухэтажного особняка Ирины Михеевой на Большой Бронной были темны, и лишь в одном, где располагалась спальня хозяйки, сквозь неплотно прикрытую гардину пробивалась узкая полоска неяркого света. Несмотря на поздний час, там не спали.
– …Сколько наших товарищей погибло, сколько в ссылках и на каторге. А вся их вина в том, что хотят счастья своему народу.
Павел, сидя на кровати, говорил горячо, энергично жестикулируя руками, и Ирина любовалась его обнажённым мускулистым торсом.
– Терпеть больше нельзя! – Павел рубанул воздух ладонью. – Они должны знать, что отныне никто не скроется от возмездия.
– И царь?
– И царь тоже!
– О господи… – вырвалось у Ирины.
Павел замер… Ирина лежала в такой позе, что у него перехватило дыхание. Но она подняла руку:
– Погоди-погоди. Вы в самом деле хотите убить царя?
– Я не знаю, – смешался Павел. – Это решает комитет в Париже. Нам об этом сообщат.
– Кто?
– Тот, кто приедет.
– А когда?
Павел пожал плечами:
– Этого я не знаю. А пока мы должны ждать. И вести себя так, чтобы не вызывать подозрений у охранки… – Павел чуть запнулся. – А ты в такой момент приглашаешь Сергея.
Ирина хотела что-то возразить. Но он продолжил:
– Сергей мой друг, он честный, порядочный человек, но…
Иринина ладонь прикрыла ему рот. Он взял её кисть, поцеловал, пытливо взглянул в глаза:
– Кстати, ты не находишь, что Зубов смотрел на тебя уж слишком влюблёнными глазами?
Ирина, гася ночник, усмехнулась:
– Перестань. Он же ещё совсем мальчик…
5. В охранке
Начальник московского охранного отделения Харлампиев любил приезжать к себе в Гнездниковский пораньше, чтобы, пока не собрался народ и не началась обычная суета, не спеша обдумать предстоящий день. Вот и сегодня, войдя в подъезд, он кивнул вытянувшемуся охраннику, поднялся на второй этаж, миновал дверь дежурной части и, выслушав в приёмной краткий доклад помощника, прошёл в кабинет. Внимательно осмотрев и убедившись, что оставленные им с вечера уловки целы: никто в его отсутствие не пытался открывать сейф или дверцы большого – во всю стену – книжного шкафа, он сел за стол. Тотчас вошёл помощник, поставил перед ним стакан чаю и протянул ночную сводку.
Харлампиев пробежал глазами перечень происшествий за минувшую ночь. Так, убийство на Хитровке… Ещё одно в результате семейной ссоры… Грабёж… Грабёж… Разбой… Пожар в частном доме…
Начальник охранки поднял глаза на помощника:
– По нашей части ничего?
Тот кивнул:
– Совершенно верно. Сплошь уголовка.
Оставшись один, Харлампиев отхлебнул чай из стакана в массивном серебряном подстаканнике. Задумался.
Вот уже какую неделю в оперативных сводках не было того, что он ждал. Это вызывало недоумение. Даже нервировало. По его расчетам, злодеям уже пора было бы клюнуть на оставленную им приманку. А они молчат. Почему? Не могут прийти в себя?
