…Перед глазами Харлампиева до мельчайших подробностей встал день, когда вместе с Бергом они везли арестованного Барашкова из Москвы в Петербург.

…Спецвагон состоял из трёх отделений. В первом с входной бронированной дверью располагалась охрана. Во втором ехали они вдвоём с Бергом. В третьем отделении, по сути – камере без окон, содержался арестованный Барашков. К нему, отпирая ключом железную дверь, заходил лишь Берг.

Вот и сейчас он был там. Его голос глухо – слов было не разобрать! – звучал через стенку.

Харлампиев задремал, когда вдруг в камере грохнул выстрел. Он выхватил пистолет, шагнул к двери. Из камеры с окровавленными руками выскочил Берг:

– Набросился, сволочь!

Он прошёл мимо, захлопнув за собой дверь, в отделение охраны.

Харлампиев заглянул в камеру. Арестованный лежал на полу, судорожно сжимая руками края разорванной и окровавленной рубахи. В разрыве ворота белела полоска бумаги. Зачем-то (совершенно не сознавая зачем) Харлампиев, потянув за уголок, вытащил половину листа. Вторая, размокшая от крови, осталась под рубашкой. За стеной у охранников что-то упало. Он шагнул назад в свой отсек, сунув бумагу в карман. Не взглянув на него, Берг и двое жандармов пошли в камеру. Харлампиев остался, всё более и более понимая, что сделал то, чего ни в коем случае делать было нельзя. Дверь открылась, жандармы протащили голое тело арестованного в охранный отсек. Когда его позвал Берг, Харлампиев шагнул в камеру.

На полу валялась разбросанная одежда арестованного. Берг, стоя у стола, осторожно расправлял и разглаживал влажную от крови половину листа бумаги.

– Ты сюда заходил?

– Никак нет.

Харлампиев выдержал ледяной взгляд начальника. Он мгновенно пожалел о своём ответе, но понимал, что момент был упущен и признаваться поздно.

…Сколько раз потом он ругал себя за это. Сколько раз хотел вернуть несчастный, залитый кровью обрывок бумаги! Но чем дальше отделяло его время от памятных событий в спецвагоне, тем – Харлампиев понимал! – труднее это было сделать, пока не стало совсем невозможно.

На всякий случай Харлампиев тщательно осмотрел хранящийся у него обрывок бумаги. С помощью сильной лупы он понял, что на нём погибший террорист описал приметы какого-то человека. Какого? На этот вопрос Харлампиев ответить не мог, и тогда после недолгих раздумий он спрятал бумагу в тайнике стоящего в кабинете массивного книжного шкафа, решив посмотреть, что будет дальше.

…И вдруг его озарило. А если события в спецвагоне, частые визиты Берга в Москву, обыск в кабинете, пол-листа в тайнике книжного шкафа – это всё звенья одной цепи? Если всё дело в записке убитого террориста, которая находится у Харлампиева и которая была очень нужна Бергу. Вопрос только – зачем?

Дверь распахнулась. В кабинет вошёл Берг.

Как и предполагал Харлампиев, разговор сразу пошёл о происшествии на Поварской.

– Государь недоволен, – строго начал Берг. – В центре города, средь бела дня!.. Как это могло случиться? Как вы могли это допустить!

Харлампиев молчал.

– Государь приказал принять все меры, чтобы найти злодеев. Что вы предприняли?

Начальник охранки коротко рассказал о плане розыскных мероприятий.

– Результат?

– Думаю, скоро будет.

– Когда?

– Конкретный день, – сдерживая себя, проговорил Харлампиев, – я сейчас назвать не могу.

Берг нахмурился.

– По-моему, вы не поняли то, что я сказал. Государь не-до-во-лен, – произнёс он по слогам. – Государь приказал принять все меры, чтобы отыскать злодеев. Если результата нет – значит, не все меры приняты или… – взглянув на подчинённого, он покачал головой, но продолжать не стал. – Как вы считаете, кто эти злодеи?

– Думаю, одна-две «спящие» пятёрки, которые до поры до времени не давали о себе знать.

– И что же их разбудило?

– Пока, – Харлампиев пожал плечами, – не готов вам ответить.

Берг молча походил по кабинету, остановился напротив начальника охранки.

– Я думаю, террористов разбудил приезд Виртуоза. Следовательно, в самое ближайшее время надо ожидать ещё какой-нибудь неприятности.

– Пока, – возразил Харлампиев, – нет никаких данных об участии Виртуоза в нападении на нашу засаду. И вообще, это не его стиль.

– А по моим данным, – веско заявил Берг, – он руководил действиями этих злодеев. И если в ближайшее время что-нибудь произойдёт подобное, вас, господин Харлампиев, на этом месте не будет. Поэтому необходимо сосредоточить все силы на поисках Виртуоза. Вам ясно?

– Так точно.

…Катя шла к Солдатову, внимательно смотря по сторонам, приглядываясь к прохожим, чувствуя волнение и тревогу за порученное ей дело.

Это было её первое задание, которое она получила от Виртуоза. На её взгляд, очень простое и едва ли стоившее такой таинственности, такого количества предостережений и уловок, которые Гордон велел ей соблюдать. И вообще она уже не испытывала перед ним того трепета, который ощущала в первый день знакомства. Наверное, это произошло потому, что на Катину оценку того или иного мужчины существенно влияло его поведение в постели. Близость с Гордоном её разочаровала.

…В пятнадцать лет её лишил невинности тридцатилетний доктор, который пользовал её мать. Каким он был доктором, Катя так и не узнала, но в науке любви благодаря ему для неё не осталось белых пятен.

Когда всё неожиданно вскрылось, был большой скандал. Отец, как всегда, оказался в стороне. И доктор заслужил прощение матери тем, что клятвенно обещал жениться. Перспектива иметь у себя в доме, так сказать, под боком любовника ей показалась заманчивой. Но Катя непонятно почему вдруг взбрыкнула и, разыграв сцену оскорблённой добродетели, гордо отказалась от вообще-то приличной партии.

Потом у неё были другие мужчины, но ни один из них уже не стал для неё событием масштаба: быть или не быть? Это были скорее обычные приятные удовольствия, в чём она не могла себе отказать.

Её жизнь по-прежнему была полна метаний из крайности в крайность. Женские курсы, изучение медицины, мимолётное замужество, развод, увлечение революционными идеями, резкие суждения, из-за которых от неё шарахались обыватели. И была даже одна-единственная попытка «хождения в народ», которая закончилась тем, что она отдалась в прокопчённой избе сиволапому мужику, от которого так разило прелой овчиной, что Катя едва не задохнулась.

Общение с говорливыми демократами, бесконечные диспуты, собрания, а главное, растущее не по дням, а по часам количество «революционеров» уже стало откровенно надоедать Кате, и потому предложение Ирины познакомиться с прибывшим из Парижа очень серьёзным человеком её заинтересовало. Общение с ним произвело впечатление. Правда, как мужчина Виртуоз оказался не на высоте. В какой-то момент близости он – как показалось Кате – на несколько мгновений даже потерял сознание. Но это она приписала своему умению доводить мужчин до экстаза. К тому же она слышала, что нервные стрессы, постоянное напряжение сказываются на потенции мужчины, и потому даже этот факт ей показался подтверждением той рискованной, полной опасности жизни, которую вёл этот человек. И которую теперь будет вести она.

– Мадемуазель, – звучный молодой голос вернул её к действительности.

Два молодых офицера слишком откровенно осмотрели её с головы до ног. В другое время, в зависимости от собственного настроения, она как-то отреагировала бы на их взгляды, но сейчас побыстрей прошла мимо. Через какое-то время остановилась, делая вид, что разглядывает витрину, а сама как в зеркало посмотрела назад: не шпики ли? Офицеры, постояв и поглядев ей вслед, всё же пошли своей дорогой. Пронесло.

Катя перешла улицу, зашла во двор нужного дома, поднялась по лестнице, остановилась у квартиры номер восемь. Постучала. Дверь открыл хозяин и в упор посмотрел на неё такими синими глазами, что Катя на секунду оцепенела. Синие глаза смотрели вопросительно и строго. Она справилась с собой и произнесла заученные слова. Синие глаза потеплели.