19. Гость Ирины и Павла
Зубов вошёл в читальный зал. Практически все столы были заняты. Сидевший с краю рыжеватый господин лет тридцати покосился в его сторону и опять уткнулся в книгу. Не понимая, зачем он тут оказался, Зубов смущённо топтался у дверей. Он уже хотел выйти вон, но тут дежурная, которая разглядывала его, близоруко щурясь, вдруг улыбнулась и взмахом руки подозвала подойти поближе.
– Что вы хотели?
– Я хотел, – покраснел от смущения Зубов, – узнать, как здоровье Ирины Александровны.
Женщина улыбнулась:
– Спасибо. Слава богу, здорова. А вы, собственно, хотели ей что-то… передать?
Зубов не знал, что ответить, но в это время из-за стеллажа с книгами показалась сама Ирина.
– О, Серёжа! – заулыбалась она. – Как вы тут оказались?
– Да вот… – забормотал Зубов.
– Это просто замечательно, что вы нашли время и заглянули.
Она повернулась к удивлённой дежурной:
– Это наш с Павлом друг Сергей. Сергей Зубов.
– Очень приятно, – кивнула та.
– А знаете что? – заговорила Ирина, обращаясь к Зубову. – Пойдёмте ко мне, – она потянула Сергея за руку, – чаю попьём и поговорим.
Ирина пошла вперёд, увлекая за собой Сергея.
В большой круглой комнате, служившей, видимо, гостиной, она усадила гостя за стол:
– Так всё-таки чай? Или кофе?
– Спасибо.
– Серёжа! Вы мой гость!
– Тогда чай, если вас не затруднит, – выговорил Зубов.
– Отлично. Побудьте в одиночестве пять минут. Я всё сейчас приготовлю, – и Ирина убежала, прикрыв за собой двери с разноцветными стёклами.
Сергей сидел, разглядывая обстановку гостиной, портреты и картины на стенах, старинной резной работы буфет, фортепиано с двумя медными подсвечниками, тяжёлые бархатные гардины на окнах. Вся обстановка гостиной имела несколько потускневший, заметно постаревший вид, а когда-то, лет двадцать пять – тридцать назад, наверное, поражала своей роскошью.
За дверью вдруг скрипнула половица. Зубов насторожился. Там кто-то есть? Нет, тихо. Он напряжённо вслушивался, почувствовав какую-то неясную тревогу. Сидел, не шевелясь, ожидая повторения звука. Но нет, всё было тихо. «Паркет, наверное, рассыхается», – подумал Зубов и услышал приближающиеся шаги Ирины, которая показалась в дверях с подносом.
– Вот и я!
Пока она расставляла на столе чашки, чайник, вазочку с вареньем и галетами, Зубов, стараясь ничем себя не выдать, не отводил от неё восхищённого взгляда.
Наконец Ирина села напротив гостя и улыбнулась:
– Ну рассказывайте!
– О чём? – чуть не поперхнулся Зубов.
– Обо всём.
Сергей молчал. Ирина пришла ему на помощь:
– Ну для начала расскажите, как надумали к нам зайти?
– Вы же приглашали меня, Ирина Александровна…
– Ирина, – перебила его хозяйка.
– Хорошо. Ирина. Вы приглашали меня в четверг. Я пришёл. А Павел сказал, что вы больны.
Ирина чуть порозовела:
– Да, знаете, вдруг началась такая головная боль. Я весь день провела в постели.
– Вот я и зашёл, узнать, как вы.
– Спасибо, уже всё хорошо, – бодро заговорила Ирина. – Сама удивляюсь, что это со мной было, – и постаралась как можно скорее изменить тему: – А как у вас в университете?
Зубов печально качнул головой:
– Боюсь, как бы не отчислили.
– Почему?
– Это отчасти связано с Павлом.
– С Павлом? – удивилась Ирина.
– Да, – кивнул Зубов, – но, разумеется, только отчасти. – Видя недоумение Ирины, он стал объяснять: – Когда Павла арестовали, его сразу же отчислили из университета. Мы, разумеется, выступили против такого решения. Несколько дней студенты не посещали занятия. Тогда зачинщиков, ну и меня, естественно, стали вызывать к руководству.
– А как они узнали, кто зачинщики?
– Не знаю.
– Но ведь суд оправдал Павла, – возмутилась Ирина, – теперь вся эта история яйца выеденного не стоит. Что же они к вам привязались?
– Понимаете, – замялся Зубов, – у меня не уплачены деньги за полный курс. Матушка обещала прислать, но, видно, не может собрать всю сумму. Она пришлёт, обязательно. Но эти, – он кивнул в сторону, адресуясь руководству университета, – ждать не желают.
– Так всё дело в деньгах?
– Да.
– Что же вы молчали? – воскликнула Ирина. – Я скажу Павлу, он даст вам необходимую сумму.
– Не надо.
– Почему?
– Мне говорил Павел, что вы сами стеснены в средствах, – соврал Зубов.
– Даже если он сказал вам об этом… Причём сказал, совершенно не подумав, я не вижу причин, чтобы не помочь вам в этой ситуации. В конце концов, мы же друзья, Серёжа!
Зубов не успел ответить. За дверью раздалось лёгкое покашливание. Ирина встала.
– Извините. Я – на минутку.
Она вышла, прикрыв за собой дверь.
Зубов прислушался. Разговаривали двое. Ирина и ещё кто-то. Мужчина. Сергею показалось, что он что-то выговаривал Ирине, а она оправдывалась.
Наконец голоса стихли. Ирина вошла в гостиную, и, взглянув на неё, Зубов понял, что она расстроена.
– Что-то случилось?
– Нет, – Ирина старалась взять себя в руки, – всё в порядке.
Зубов молча ждал.
– Просто, – она понимала, что Сергей ждёт от неё объяснений, – у нас с Павлом гость. Приехал совершенно неожиданно. Проездом… Ему скоро на вокзал, и… сами понимаете, человек нервничает, как бы не опоздать…
Зубов понимал, что Ирина лжёт, и был не в силах видеть её в столь унизительном положении.
– Понимаю. – Он встал. – Вы сейчас вся в хлопотах. А тут я… не вовремя. Я зайду как-нибудь в другой раз. Извините.
– Не стоит извиняться. Вы ни в чём не виноваты.
Ирина вроде бы возражала, но Сергей чувствовал, что она с явным облегчением восприняла его готовность удалиться.
– Вы действительно заходите к нам, Серёжа. Я вам очень рада.
В дверях она коснулась его руки:
– Вы не сердитесь на меня?
Сбитый с толку, полный отчаяния Зубов смог лишь проговорить, глядя ей в глаза:
– Разве я могу на вас сердиться?..
20. У дома Солдатова
Чем ближе подходил Павел к дому Солдатова, тем вальяжней становилась его походка: гуляет человек, никуда не спешит – не торопится. Всё-то у него хорошо, всем-то он доволен. Но внутренне он был собран. Рассеянный взгляд цепко фиксировал всё, что происходило на улице.
Павел неторопливо прошёл по противоположной стороне улицы, как бы невзначай окинув взглядом дом и крайние три окна на втором этаже квартиры Солдатова. Вроде бы всё было чисто.
Он прошёл вперёд пару кварталов и долго стоял у круглой тумбы, делая вид, что изучает объявление, а сам перебирал взглядом прохожих. Взгляд не находил никого, в ком можно было бы заподозрить шпика.
Возвращаясь, Павел зашёл в пустой в это время дня трактир, попросил чаю и со стаканом просидел с полчаса у окна, поглядывая на дом Солдатова. Всё было спокойно. Улица и дом жили своей обычной жизнью. Вышел из ворот дворник в фартуке, в картузе, с окладистой бородой и метлой в руках. Огляделся, заметив какой-то сор, раза два чиркнул метлой по мостовой, но, судя по всему, отнюдь не чистота улицы занимала его в эти минуты. В очередной раз нетерпеливо взглянув в сторону кабака, дворник оставил метлу и решительно пересёк улицу.
– Душа горит, Трофимыч! – прохрипел он буфетчику, стянув с головы картуз.
Тот даже не взглянул в его сторону:
– Она у тебя всегда горит.
– Нынче особенно, – дворник с мольбой взглянул на буфетчика, – может, запишешь, Трофимыч, «на карандаш», а?
– Ты у меня уже три раза записан.
– Разве?
Буфетчик похлопал по засаленной тетрадке.
– Предъявить?
– Верю-верю, Трофимыч, – примирительно заговорил дворник, а руки его в это время в очередной раз обшаривали карманы шаровар, кафтана, поддёвки в слабой надежде отыскать завалявшуюся монетку. Не найдя ничего, с мольбой взглянул на кабатчика: – А в четвёртый, Степан Трофимыч?