Избавившись от кули, Карр нанял новых рабочих и продал им освободившиеся дома. Теперь он имел необходимые ему наличные, но столкнулся с другими проблемами. Новые рабочие были не столь надежны, как китайцы, и на фабриках и заводах Карра появилась постоянная текучесть кадров.

Прямое высказывание Эли о том, что Карр — просто мошенник, заставило Джинкс взглянуть на его дела под несколько другим углом. Разумеется, она всегда знала, что он нечестен, но не рассматривала его нечестность в том свете, в котором ее представила дочь.

Мысль о том, что она, может быть, частично ответственна за смерти тех китайцев, поразила Джинкс в самое сердце. Эли права. До тех пор пока они являются совладельцами компании, злодеяния Карра порочат их обеих.

К тому времени как пришло традиционное уведомление о ежегодном собрании директоров, Джинкс уже приняла решение: в этом году она скажет Карру, что продает 24 процента, которыми владеют они с Элисон. Она не знала пока, с чего начать их продажу, представления не имела о том, сколько они стоят и что будет делать с деньгами, но это сейчас не имело для нее значения. Для нее было важно только то, что она увидит Карра на собрании и скажет ему, что продает свою долю в компании, но вовсе не ему, как бы он ни просил ее об этом.

15 сентября 1899

Утром того дня, когда должно было состояться собрание, Бетс сидела за столом напротив Кифа и завтракала.

— Дорогой, — сказала она, — может быть, ты все-таки не пойдешь?

Она повторяла это уже давно, поэтому ничего удивительного не было в том, что Киф раздраженно сжал губы.

— Ты только злишься, а ведь мы думали, что Райль Толмэн приедет и тебе не придется идти туда одному. Но он, по-видимому, не приедет, и у меня очень нехорошее предчувствие, что там сегодня произойдет что-то ужасное.

— Бетс, ну не будь смешной. Что такого может произойти? — Он бросил салфетку на стол. — Я пойду на собрание! Мне давно следовало встретиться с Карром. И сегодня я это сделаю, и кончим на этом!

— О, Святая Мария, ты упрям как осел! И зачем я только вышла за тебя замуж — не знаю.

Она встала и посмотрела на него сверху вниз.

— Ты сказал Джинкс, что идешь на собрание?

— Нет, ее это не касается.

— Ты просто боишься, что она скажет то же самое, что твержу тебе я, — что тебе следует держаться подальше от этого маньяка! — Она снова села и прошептала:

— Ох, Киф, как я жалею, что вообще сказала тебе о том телефонном звонке. Как я хочу, чтоб ты не ходил туда, ведь я говорила тебе о том, что сказала Эли…

— О том, что она слышала завывания? Ну, Бетс, брось, она слышала вой собаки, только и всего.

Бетс покачала головой.

— Я так не думаю. Хочешь знать, что я думаю? Думаю, что твой братец сходит с ума. Киф не смотрел ей в глаза.

— Ты знаешь, что это правда! Джинкс не сделала бы себе двойные двери, если б он не был сумасшедшим! Прошу тебя, не приближайся к нему!

— Он не смог бы проводить собрание, если б был так плох, как ты думаешь. Но может быть, ему нужен врач. Ты когда-нибудь думала об этом? — Он дотронулся до ее руки. — Я буду с ним не один на один, милая. Там будут Олли и Пенфилд.

— Все равно случится что-то ужасное! Я чувствую это.

Он вздохнул и закатил глаза.

— Как я могу реагировать на это? А что бы ты чувствовал, если б узнал, что Джинкс решила пойти на это собрание?

— Джинкс? — Он рассмеялся. — Она не пойдет туда.

— Но вдруг пойдет? Как бы ты чувствовал себя, если б узнал, что она будет находиться в одной комнате с твоим сумасшедшим братцем?

— О, Боже сохрани.

— Вот видишь? — Бетс пристально посмотрела на Кифа.

Он поставил чашку на блюдце.

— Это совсем другое! Неужели ты не понимаешь разницы между тем, что я пойду, и тем, что пошла бы Джинкс?

— А какая разница? Разве, — сказала она насмешливо, — Олли и как-там-его-зовут — Пенфилд — не будут там?

— Да. Но Джинкс — женщина, и в этом и состоит разница. Пожалуйста, перестань вести себя так, будто я ребенок, которого ты должна защищать. Я уже большой мальчик, Бетс. — Но сердце его колотилось, и он знал, что не только от злости.

— Твой брат — душевнобольной, ты сам это сказал. Вот поэтому-то я и не хочу, чтоб ты ехал туда!

— Бетси, пожалуйста, не возбуждайся ты так. — Он вскинул голову и посмотрел в сторону лестницы. — Ты ничего не слышала?

Она нахмурилась и покачала головой.

— А почему тети Пэйшиенс все еще нет? Она же никогда не опаздывает к завтраку.

— Понятно, ты пытаешься сменить тему! — Бетс поколебалась. — Но ты прав, конечно, она что-то припозднилась. Хочешь, я сбегаю наверх и посмотрю, в чем дело?

— Да, если можно. А то в последнее время я что-то волнуюсь за нее.

— Да, она не очень хорошо выглядит. — Бетс пошла к лестнице, но по пути остановилась и бросила через плечо:

— Но пока меня нет, подумай, пожалуйста, о том, что я сказала.

Киф посмотрел ей вслед — легкая и гибкая фигурка, которой каким-то образом удается источать целые потоки энергии. Если бы Бетс была мужчиной, подумал он с ухмылкой, ей наверняка удалось бы перевернуть мир. В одном ее мизинце было больше выдержки и решительности, чем…

Неожиданно Киф услышал пронзительный крик. Он вскочил на ноги.

— Киф! Быстро! Тетя Пэйшиенс! О, Киф, Киф!

Казалось, что утро длилось вечно. Бетс думала, что от ожидания она сойдет с ума. Дважды она звонила в больницу и дважды получала один и тот же ответ:

— Очень жаль, но никаких изменений, миссис Хэрроу.

Она хотела пойти к ним в больницу, но знала, что будет там только путаться под ногами.

Трудно было бороться против инфаркта. И все же Киф должен попытаться.

Бетс сделала на обед салат, но не смогла его есть. Она бродила по пустынным комнатам, взбивая подушки и поправляя картины на стенах. Часы на каминной полке пробили один раз. Внезапно она осознала, что собрание директоров начинается без Кифа. Бетс со стыдом подумала, что ее тревоги — ничто по сравнению с тем, что произошло с тетей Пэйшиенс.

Вот миновало еще полчаса. Она услышала поездной гудок — на станцию с лязгом и грохотом пришел поезд. Она снова взглянула на часы. Поезд, как всегда, опоздал.

С бьющимся сердцем пошла она позвонить по телефону еще раз.

— Извините, миссис Хэрроу, но никаких изменений до сих пор нет. И доктор Киф все еще у нее.

Внутри Бетс нарастало чувство грядущего несчастья. Она поняла вдруг, что оно не связано с тетей Кифа. Несчастье должно произойти в Хэрроугейте — она чувствовала, как тучи сгущаются над заозерной крепостью.

Звук тиканья часов в тихой комнате оглушал. Бетс подумала, что просто сойдет с ума, если не узнает, что происходит там. Она подняла трубку.

— Пожалуйста, семнадцатый, Эунис.

— Мы все молимся за сестру Хэрроу, — сказала женщина. — Она такая приятная леди. Сейчас даю семнадцатый, мадам.

— Спасибо, Эунис. — Бетс подождала. Должно быть, Джинкс наверху и не сможет сразу подойти.

— Этот город будет совсем другим, если что-нибудь случится с сестрой Хэрроу, — сказала Эунис. — Ведь ее муж помогал основать этот город. Его убили на гражданской, и, конечно, уже мало кто его помнит. Его звали Сэмом.

Ее голос все журчал и журчал, и сомнения Бетс сменила тревога.

— Извините, но вы уверены, что звоните по тому номеру?

— Звоню мисс Хэрроу в Хэрроугейт. Ведь вы ей хотите позвонить?

— И никто не отвечает?

— Забавно, правда? Никогда не слышала, чтоб она выходила куда-нибудь.

Бетс бросила трубку и побежала к окну, из которого можно было увидеть шпиль башни Хэрроугейта. Она смотрела на нее так, будто башня могла раскрыть ей секреты того, что происходило за ее стенами. Предчувствие несчастья, бывшее у Бетс всю неделю, усиленное инфарктом Пэйшиенс, резко перешло в страх. Там что-то произошло! Только истинное бедствие могло заставить Джинкс и Элисон покинуть башни.

Бетс побежала наверх за своим чепчиком и сумочкой. Она уже почти открыла входную дверь, и тут зазвонил телефон.