— Эрин, значит… — задумчиво сказала Танька. Что-то ей хотелось спросить у рыжей Эрин, но мысль никак не могла пробиться сквозь алкогольный туман. Было хорошо и спокойно, а все вопросы можно было оставить на потом. На утро. Пока же в руки к ней пришла гитара, и Танька задумчиво тронула струны, а потом начала петь.
Накануне сочиненное стихотворение получило название «Обреченный марш» и мелодию — резкую, рваную, гипнотически пульсирующую. Она пела — как поют последний раз, словно перед ступенями на эшафот, так, чтобы песня взяла часть ее жизни и осталась жить сама по себе.
— А может, вправду — каждому по вере?… — вгляделась она в лица сидевших рядом, и резко оборвала мелодию.
Все долго молчали, потом Герцог встряхнул головой, пристально посмотрел на Таньку:
— Тебя что, подменили за эти полгода?
— Нет, — пожала плечами Танька. — За последние три дня.
К четырем утра компания переползла в комнату, где набралась до желанного состояния вдумчивого и медитативного прослушивания записей на кассете — пальцы у всех уже промахивались мимо аккордов, а вместо собственных песен получались какие-то непредсказуемые импровизации.
— Спать… Надо ложиться спать, — протяжно, с зевком, сказала Эри, свешивая с дивана ногу и руку в попытках подняться.
— Надо, — подтвердил Герцог, то ли самый трезвый из всей компании, то ли просто чуть лучше державший себя в руках. — Надо-надо… Пойду умоюсь.
— Ты иди… там я еще один спальник кинула. Не заблудишься.
Танька попыталась подняться. С первого раза маневр не удался. Понадобилось медленно и вдумчиво поставить обе ноги рядом, потом оттолкнуться от сиденья кресла и, цепляясь за подлокотники, поднимать в вертикальное положение блаженно расслабленную тушку. Потом нужно было отдавать ногам команды — левая, правая, левая… а то никак эти ноги не хотели куда-то двигаться. Так она доползла до второй комнаты. Мебели в ней тоже было с избытком, и Танька уронила табуретку, которая опрометчиво встала на ее пути.
— Обо что ты там споткнулась? — раздался голос Эри из-за стенки.
— Об табуретку…
— Выкинь ее к черту! — посоветовала Эри.
— Точно можно? — крикнула Танька.
— Точно. Этот бабушкин хлам так и выкидывается — что мешает, то и нафиг.
Оказывается, мебель была бабушкина. Танька и ожидала чего-то в этом роде. Квартира, доставшаяся ей в наследство, тоже изобиловала таким количеством мебели, впихнуть которое в однокомнатку в хрущобе мог или Девид Копперфильд, или простая советская пенсионерка. Все прочие граждане этим видом черной магии не владели. Правда, у Таньки хватило сил и выносливости перетаскать все мало-мальски легкое на помойку, а остальное отдать по объявлению каким-то домовитым дачникам. Надо будет посоветовать Эри, подумала Танька. Утром. Все утром.
Диван тоже был пенсионером — обтертым и тщательно заштопанным по углам. Но зато широким, на нем можно было уместить троих. Танька стащила с себя одежду, забралась под спальник. Через пару минут пришел Герцог — голый до пояса, с мокрыми волосами и удивительно трезвый на вид.
— Чего это ты такой… протрезвевший?
— Чтобы спать не хотелось, — подмигнул он Таньке. — Подвинься, покойница…
— От трупа слышу. Ай…
— О, вроде нежить, а щекотки боится!
Танька фыркнула и нашла простой и действенный способ заткнуть ему рот. Очень приятный, надо сказать, способ. А дальше все было алым и фиолетовым, и потолок стремительно уносился куда-то ввысь, а древний диван неодобрительно скрипел и трещал о нравах современной молодежи.
— А ты вот так вот сидел бы в своем Ростове и ждал, пока я к тебе приеду? — спросила в какой-то момент Танька, затягиваясь сигаретой.
Герцог подумал.
— Не знаю… скорее всего — нет. Маршал похвастался, какая ты стала ручная, я его порасспросил и пообещал оторвать голову по самую задницу. И собирался поехать и прекратить весь этот бардак. Но получилось не вполне так.
— А как он вообще к тебе подобрался-то? — задала Танька давно мучивший ее вопрос.
— Да просто. Мы поговорили, он вроде заткнулся. Я мирно собирался на работу, открыл шкаф. И тут получил по голове сзади — он же меня выше. Лопухнулся, как последний дурак — повернулся к нему спиной. Ну, и немедленно получил… за дурость. Очнулся уже в больнице, долго втирал, что не знаю, кто, как, почему. Попросил дело не заводить — оно мне надо? Ладно, хорош болтать. Иди сюда!
— Да я и так тут…
— Тут, да не тут…
— Мяу…
Проснулась она, как нормальные люди — к обеду. Танька немедленно уползла в душ. По выходу из него было обнаружено полное отсутствие Герцога и все еще мирно дрыхнущая у себя в комнате Эри. Танька поставила чайник, заварила себе в большую кружку зеленого чая — так, чтобы получилась нестерпимая горечь, оставляющая после себя сладкое послевкусие, — взяла с холодильника первую попавшуюся книгу — Гуляковского, и села читать. Было хорошо — спокойно и хорошо. Век бы так сидеть, думала Танька, перелистывая страницы. Век сидеть, второй сидеть, а потом подняться и сделать что-нибудь исключительно интересное.
Через час на кухню выползла Эри, в одной рубашке и трусах. Танька сделала ей чаю по своему рецепту, Эри отхлебнула и изумленно похлопала выразительными ореховыми глазами.
— Отравить меня желаете, командир? Не выйдет.
— Ты пей, пей, — посоветовала Танька. — Гадость редкостная, но помогает. Напиток «Утро доброе».
— Утро добрым не бывает… — затягиваясь сигаретой, проворчала Эри. — Вернее, бывает. Когда смена заканчивается — как раз в восемь утра.
— А ты где работаешь-то?
— На Лубянке в Интернет-кафе. Ночь через две. Классное место для такой ночной твари, как я.
— О как… — удивилась Танька. — И кем?
— Администратором. Ну, и сисадмин, и помощник для бедных глупых юзеров. Впрочем, ночью юзеры там ничего так. Только и следи, чтобы весь компьютер не вывернули наизнанку. Продвинутые такие юзеры… — посмеялась Эри.
— Платят нормально?
— Да так себе. Мы с Рыжим еще сайты делаем. А он «1С» еще обслуживает, приходящим специалистом. В общем, на жизнь вполне хватает и без него. Я в кафе зачем работаю? Мне там интересно. Всегда народ новый, нормальный, кому чат настроишь, с кем покуришь — вот и ночь прошла.
— Давно вместе живете?
— Угу. Года четыре. То все снимали — а тут вот бабушка у Рыжего преставилась, нам квартиру оставила. Блин! — пнула ножку стола Эри. — Уже полгода тут живем, а прибраться все руки не доходят. Повыкинуть всю эту рухлядь…
— Во, — вспомнила Танька. — Я тебе как раз хотела сказать. Мне такое же досталось. Еще почище. Я список составила и объявление дала. Так забрали на следующий же день. Приехали дачники с грузовиком — и все подчистую утащили.
— Командир, ты гений! — подпрыгнула Эри. — Вот сейчас чай допьем — и перепишем, ага?
— Ага, — согласилась Танька, улыбаясь. Это «ага» в конце половины фраз, произносимых Эри, ей нравилось. — А что это ты меня все командиром кличешь?
— Кличут собак. А я зову, — ехидно улыбнулась Эри.
— Ну и что ты меня так зовешь?
— Да так… просто. К слову приходится, — еще раз улыбнулась Эри.
Танька пожала плечами. К слову, так к слову.
— Кстати, а куда это мужики подевались?
— А кто их знает… они неприлично рано куда-то вдвоем умотали. Часов так в девять, ага. Рыжий — свинья, разбудил меня. Как в анекдоте: дорогая, где наши брюки? В общем, они к вечеру обещали вернуться. Давай мебель переписывать. Садись за ящик, а я буду считать. Не, лучше наоборот. Ты ходи и спрашивай меня про все, что увидишь, надо или не надо. А то я эту мебель вижу, только когда спотыкаюсь.
Танька покачала головой. Весь последний монолог был высказан менее чем за минуту, причем живо и эмоционально. Эри была порядочной тараторкой, но говорила по делу. Поэтому нужно было следить за ходом ее мысли — а это непросто, когда тебе выдают по сто слов в минуту.
На каждый предмет мебели, предназначенный для передачи дачникам, Эри придумала наклеивать листок желтой бумаги. Через час оказалось, что желтые листки красуются абсолютно на всем. Танька оглядела из коридора обе комнаты и сказала:
