Созванным затем посланцам всех племен и общин Серторий выразил благодарность за то, что они, согласно его приказу, снабжали его пехоту. Он рассказал им, как защищал союзников и завоевывал вражеские города, и призвал собравшихся к продолжению войн, кратко разъяснив им, насколько для провинции Испании выгодно, чтобы его партия взяла верх. Затем Серторий распустил собрание и пожелал его участникам «доброго здоровья».
В речах Сертория И. Г. Гурин усматривает отчет римского полководца перед представителями общин. Он предполагает определенную регулярность в созыве собраний и их важную роль в руководстве движением[465].
Думается, однако, что вряд ли можно говорить здесь о провинциальных собраниях, если сравнивать их с тем, что имело место при Империи[466]. Прежде всего налицо сильное различие функций. На съездах представителей общин, описанных Ливием, речь шла о подготовке к военным действиям. Провинциальные же собрания имперской эпохи занимались устройством игр и зрелищ, организацией императорского культа, чествованием видных граждан и наместника, при необходимости — жалобами на последнего и т. д. К тому же они действовали достаточно автономно от наместника[467]. В случаях же, описанных Ливием, Серторий напрямую руководит собранием. Ситуация, имевшая место на тот момент в Испании, была настолько специфической, что параллели здесь проводить рискованно. Что же касается роли в руководстве восстанием, которое И. Г. Гурин приписывает провинциальным съездам, то о ней можно говорить лишь в том смысле, что они помогали в руководстве Серторию. О каком-либо самостоятельном значении собраний на основании текста Ливия говорить трудно — их участники выступают как пассивная масса, лишь выслушивающая приказы римского полководца. Правда, тот благодарит туземцев за оказанные услуги и желает им на прощание «доброго здоровья», но это говорит лишь о важности поддержки Сертория местными общинами, а не о роли указанных собраний.
Следует отметить, что Серторий продолжал политику по смягчению режима провинциального управления, начатую еще в 82–81 гг. Хотя тогда население, несмотря на «либеральные» меры проконсула, все же не поддержало его в борьбе с Аннием, это не свидетельствовало против необходимости проведения таких мер. Если в условиях превосходства сулланцев провинциалы предпочли им не сопротивляться, то при равновесии между войсками сената и повстанцами они скорее заняли бы сторону тех, чье господство было им выгоднее. Очевидно, что снижение налогов, отмена постоев в городах, ограничение произвола и вымогательств в такой ситуации помогли Серторию добиться поддержки местного населения. В отмене постоя войск в городах в это время сомнений быть не может: Ливий сообщает, что Серторий, прибыв в Кастра Элиа, расположил армию на зимние квартиры рядом с городом (secundum oppidum) (Liv., XCI). Что же касается снижения налогов в 70-е гг., то сведений на сей счет в источниках нет. Плутарх дает такую информацию лишь в отношении 82–81 гг., но можно не сомневаться, что позднее подобная практика была возобновлена. Более того, некоторые исследователи применительно к данному периоду предполагают, что Серторий прекратил взимание трибута[468]. Аргументируя подобное утверждение, Дж. Гаджеро ссылается на текст Плутарха и данные Цицерона. Однако слова Плутарха (φορων ανεσει) могут означать и снижение налогов, и их отмену. Цицерон же просто сообщает, что во время Серторианской войны Рим не получал из Испании подати (Cic. De leg. agr., II, 83). Но отсюда не вытекает, что они вообще не взимались — они лишь не отсылались в Италию, чего ожидать от Сертория было бы странно. Очевидно, что на содержание армии, насчитывавшей десятки тысяч человек, требовались немалые средства, а потому отменить налоги или даже хотя бы только трибут было нереально (хотя исключения могли быть). Правда, Дж. Гаджеро считает, что расходы покрывались за счет выпуска местных монет[469]. Но располагали ли повстанцы достаточными запасами металлов, чтобы благодаря эмиссиям избавиться от необходимости взимать подати? По мнению А. Монтенегро Дуке, им были подконтрольны рудники Кастулона, Нового Карфагена, Монкайо и Сьерра Морены[470]. Подобная гипотеза требует серьезных поправок. В высшей степени сомнительно, чтобы Серторий владел разработками близ Кастулона, как, впрочем, и вообще областью оретан; о его проникновении туда нет никаких сведений. Против этого косвенно свидетельствует то, что он не мог рассчитывать на поддержку кастулонцев, восстание которых потопил в крови в 90-х гг. Месторождения же близ Нового Карфагена, возможно, находились какое-то время в руках восставших — они осаждали город (Cic. Pro Balbo, 5) и, следовательно, владели его округой, однако неизвестно, могли ли они в условиях, когда бои шли совсем рядом, наладить крупномасштабную добычу драгоценных металлов. Между тем кастулонские и новокарфагенские рудники были важнейшими источниками их поступления, а потому весьма сомнительно, что Серторий, не контролируя их, имел достаточное количество серебра, чтобы за счет эмиссий отказаться от сбора налогов без угрозы финансового краха. Другое дело, что в течение первых лет восстания они были очевидно снижены[471]. Исключение могли составлять лишь некоторые наиболее воинственные племена (например ареваки), которые хотели вообще избавиться от римского владычества и потому были готовы примкнуть к Серторию на условиях лишь военного союза, но сколь-либо определенных данных на сей счет нет.
Следует также напомнить о выпуске[472] Серторием огромного числа монет с местными легендами, чему способствовало громадное количество монетных дворов[473]. Эти эмиссии имели двоякое значение. Прежде всего они, несомненно, были вызваны «необходимостью покрытия возраставших расходов, вызванных войной, включавших выплату stipendium'a иберам, завербованным в войско Сертория, и в общем служили удовлетворению нужд местного рынка в той части полуострова, которая находилась под контролем повстанцев»[474]. Весьма интересно предположение Ю. Б. Циркина: «Само количество находимых монет[475] может говорить о том, что Серторий предпочитал не просто забирать у туземцев все необходимое ему для войны, а покупать, и это дополняет картину его отношений с местным населением»[476]. Кроме того, как указывает Дж. Гаджеро, чеканка монет с испанскими легендами имела и пропагандистское значение[477]. Возможно также, что она свидетельствует об определенном расширении автономии ряда местных общин.
Каковы были отношения Сертория с различными группами участников движения? Долгое время ученые выделяли только две таких группы — римских эмигрантов-марианцев и местные племена[478]. Э. Габба обратил внимание еще на одну — римских и в особенности италийских поселенцев[479]. И. Г. Гурин идет еще дальше, деля повстанческий лагерь на пять групп: марианских эмигрантов, римско-италийских колонистов, романизованных испанцев, нероманизованную знать и основную массу нероманизованных туземцев[480]. Подобное членение кажется нам спорным, что, как мы надеемся, будет видно из дальнейшего рассмотрения проблемы.
