Ница лежал спокойно. Я видел, как из раны в спине струйкой текла кровь. Я повернул его на бок и велел не двигаться. Его ранило также и в ногу. Ему было тяжело лежать на боку. Через несколько минут он жалобно обратился ко мне: ’’Матти, можно я снова повернусь на спину? Мне тяжело так лежать”.

Когда, наконец, пришел врач, он отправил меня к остальным, ибо, как он выразился, я ’’чувствую себя хорошо”.

Нет никакого сомнения в том, что большинство наших ребят, скончавшихся от ран, были бы спасены, если бы им была оказана медицинская помощь. Англичане оставили их истекать кровью в течение шести часов...”

Трое из пятерых бойцов Иргуна, взятых в плен в битве при Акко, предстали перед военным трибуналом в Иерусалиме. Теперь мы уже знали, что если мы не спасем их, то никто не спасет их. Мы решили действовать, пока их процесс все еще продолжался. Нам удалось собрать все необходимые сведения. Через некоторое время мы уже поджидали трех британских офицеров, сидя в засаде у плавательного бассейна в Рамат-Гане. Офицеры не явились, пришли два британских полицейских. Мы были разочарованы. Мы знали, что для спасения Абессалома Хавива, Меира Накара и Яакова Вайса мы должны были взять в плен британских офицеров весьма высокого ранга. Двое плененных нами британских полицейских не подходили для этой цели. Но наше разочарование на этом не кончилось. Еврейское агентство мобилизовало Хагану для того, чтобы найти ’’похищенных”. Весьма характерно, что они подозревали или заявляли, что подозревают, что мы желаем привлечь к себе внимание комиссии Организации Объединенных Наций, которая должна была прибыть в Палестину. Хагана опубликовала воззвание, в котором призывала сделать все возможное для "спасения похищенных британских полицейских”. На этот раз они достигли своей цели. Британские власти нашли место, где содержались похищенные. Несколькими днями позже британское правительство помиловало трех бойцов Хаганы, приговоренных к различным срокам тюремного заключения за "нелегальное ношение оружия”.

Трое членов Иргуна обратились к своим "судьям” храбро и с достоинством. Абессалом Хавив сравнил в своей речи наше восстание с восстанием ирландцев против британского правления:

’’Когда сыновья угнетаемой вами Ирландии поднялись на борьбу против вас, когда ирландское подполье поднялось на борьбу с вами, вы попытались потопить восстание в потоках крови. Вы вешали десятки ни в чем не повинных людей, вы убивали на улицах, вы ссылали, вы в своей ярости тупо верили, что преследованиями сломите дух свободной Ирландии, дух сопротивления, который является божьим даром в каждом человеке, достойном этого имени. Но вы просчитались. Кровь замученных борцов объединила народ под знаменем восстания, и вы вынуждены были отступить, оставляя за собой несмываемые пятна крови и страшную память. Несмотря на террор и чинимый вами разбой, Ирландия стала свободной...

Если бы вы были достаточно мудры, британские тираны, то почерпнули бы несколько уроков истории. Примеров Ирландии и Америки оказалось бы достаточно для того, чтобы убедить вас бежать из нашей страны, объятой пламенем восстания. Пламя это не погасить, оно разгорается все больше и больше, с каждой каплей пролитой по вашей вине крови. Вы тогда прислушались бы к словам Бернарда Шоу, сказанным в дни ирландского восстания 1916 года, когда ваши палачи убили четырех ирландских военнопленных.

Бернард Шоу тогда писал:

”Я считаю, что люди, которые так хладнокровно были убиты уже после их пленения, являлись военнопленными, и поэтому убийство их было совершено против всех правил. Ирландец, чья рука протянулась к оружию для борьбы за независимость своей родины, делает только то, что сделали бы в его положении англичане, если бы Великобритания была завоевана немцами. Тот факт, что он осознает, что его враги не будут уважать его права, если он попадется, и что поэтому он должен сражаться с петлей на шее, только увеличивает опасность для его жизни, но в такой же мере прославляет его в глазах его соотечественников, а также в глазах свободолюбивых людей во всем мире. Убитые вами ирландцы займут место рядом с мучениками Эммета и Манчестера, с героями Польши, Сербии и Бельгии, и ничто на земле или на небесах не может помешать этому...”³

Но ваши правители слепы и не желают учиться истории. Кто знает? Быть может, они были ослеплены по воле Всевышнего, чтобы заставить их, со временем, расплатиться за кровь и слезы, которые они пролили в нашей стране и за ее пределами...

Вы, тираны, так никогда и поймете мужества и таких людей, как Дов Грюнер и его товарищи. Они идут на смерть с песней в сердце и на устах. И этого вы, наверно, тоже не поймете: я, молодой еврей, приговоренный к смертной казни, обращаю свой взор и жар сердца к Богу. Я восхваляю и благодарю Его за предоставленное мне право страдать за мой народ и за мою Родину. Я говорю от всего сердца: Будь благословен Ты, Бог, царь Вселенной, который позволил нам дожить до этого мгновения”⁴.

Его товарищ, Меир Накар:

’’Британское правление в Эрец Исраэль потерпело провал... Правительство, чьи чиновники должны сидеть в гетто, окруженные колючей проволокой, — разве это правительство? Правительство, которое тратит половину своего бюджета на содержание полицейского аппарата и одновременно чувствует себя беспомощным перед лицом гнева повстанцев — разве это правительство?”

Яаков Вайс, спасший в Венгрии сотни евреев от нацистов, рассказал о жестоком обращении с ранеными бойцами Иргун Цваи Леуми в Акко. Он предупредил британские власти, что возмездие Иргуна не за горами. ’’Хотя мы и не будем состязаться с вами в жестокости, — заявил он, — в мерзком обращении с ранеными и в садизме, но за все остальное вы заплатите сполна”.

”Мы презираем ваши угрозы, — продолжал он. — Мы знаем, что у этой битвы есть только один исход: наш народ приобретет свободу, а его угнетатели уйдут с нашей земли. Вот почему мы спокойны. Более того, мы счастливы. Ибо не может быть большего счастья, чем отдать жизнь в борьбе за великий идеал и знать, знать совершенно определенно, что мы находимся в рядах тех, кто приближает его осуществление”.

16 июня 1947 года трое британских офицеров объявили приговор Хавиву, Накару и Вайсу: ”Вы приговорены к смертной казни через повешение”.

Все трое запели национальный еврейский гимн ’’Атиква”.

23 июля Хавива, Накара и Вайса вывели из камер смертников и повели к виселицам.

Их последний путь был описан 29 июля 1947 года свидетелем по имени Натан, бывшим в то время узником военной тюрьмы Акко.

’’Этим утром наших товарищей повесили. Мы уже знали, что должно случиться завтра между четырьмя и пятью часами утра.

Как только забрезжил рассвет, мы прильнули к решеткам и, затаив дыхание, беспомощно наблюдали за всем происходящим вокруг их камеры. Майор Чарльтон выехал из тюрьмы уже накануне в полдень, и с тех пор мы его не видели. Ближе к вечеру прибыла группа палачей, набранная в рядах полиции и армии. Они снова проверили все личные принадлежности приговоренных к смерти и забрали с собой четвертого смертника Азиза Мизрахи. Затем британские офицеры объявили смертникам, что их казнят между четырьмя и пятью часами утра. Они ответили громким пением ’’Атиква”, гимна ”На баррикадах” и других песен подполья. Позже они крикнули нам, что смертная казнь состоится в четыре часа в следующем порядке: ’’Хавив, Накар, Вайс. Потом раздался крик: ’’Отомстите за нашу кровь!”

Мы крикнули им в ответ: ’’Будьте мужественны! Мы все с вами!”

В два часа ночи сефардский раввин, которого мы не смогли узнать издалека, был препровожден в камеру смертников и находился там около 15 минут.

В четыре утра Абессалом начал петь ’’Атикву”, и мы, прильнув к решеткам, присоединились к нему. Вооруженные полицейские патрули не замедлили занять своих посты у забора для посетителей недалеко от нашей камеры. В 4.03 был повешен Абессалом. В 4.25 запел во весь голос Меир. Не будучи в состоянии даже дышать, мы присоединились к его пению. Его казнили в 4.28. В 5 часов утра из камеры смертников послышался одинокий голос Яакова, поющего ’’Атикву”. И снова мы поддержали его. Через две минуты он был казнен. Тело каждого из них оставалось в петле 20 минут, после чего их вынесли из камеры.