”3а британским полицейским, о котором идет речь, была установлена постоянная слежка, но не представлялось возможности захватить его, ибо он выезжал из Сароны лишь на броневике. Через несколько недель после событий, о которых идет речь, он был переведен в другое соединение и, вероятно, покинул Палестину. Он был приговорен нами к смертной казни...”

Этим трем еврейским бойцам пришлось испытать все это прежде, чем на них надели красные одежды смертников.

Представ перед судьями, они вели себя не менее гордо. Они тоже старались утешить своих товарищей и родителей вместо того, чтобы те утешали их. Они тоже боролись до самого последнего момента. И пели...

Поведение Меира Файнштейна и Моше Баразани на суде и в камере смертников мало чем отличалось от поведения их старших товарищей. Но до виселицы они не дошли. И они тоже пели на пороге смерти песню веры в Бога: ’’Создатель мира, кто правил еще до создания Вселенной...” Однако их песню оборвал оглушительный взрыв, который потряс тишину тюрьмы в оккупированном Иерусалиме.

Во время битвы за жизнь Дова Грюнера некоторыми из нас была впервые высказана идея ’’гибели вместе с филистимлянами” в том случае, если наши усилия окончатся провалом. Дова мы спросили, готов ли он избрать ’’смерть Самсона”, когда палачи поведут его на виселицу.

Однако Грюнер, Дрезнер, Алкоши и Кашани были переведены в Акко прежде, чем мы закончили приготовления для взрыва виселичных опор. В камере смертников в Иерусалиме остался член

Иргун Цваи Леуми, однорукий Меир Файнштейн и член ЛЕХИ Моше Баразани. Они решили отомстить за кровь своих четырех товарищей. Они уже не боялись потерять жизнь, но опасались, что казнь состоится слишком рано. Этот священный страх нашел свое отражение в последних трех записках, которые Файнштейн написал своей одной рукой от имени обоих:

’’Шалом, товарищи! Вы плохо сделали, не послав нам этого. Кто знает, быть может завтра уже будет поздно? Пожалуйста, не допустите, чтобы время прошло напрасно. Пошлите нам без промедления... Мы решились. Передайте всем привет. Будьте стойки. Мы тоже.”

’’Шалом, дорогие товарищи! Мы получили газеты. Нам все ясно. Мы счастливы, что нам представляется последняя возможность отомстить за наших четырех товарищей. Мы уверены, что наши ребята отомстят за нас, как полагается. Но может случиться и так, что они внезапно переведут нас в Акко. Постарайтесь поэтому приготовить нечто похожее для нас и в Акко. М. Файнштейн. М. Баразани.”

’’Шалом, товарищи! Примите последнюю весточку от нас и не принимайте близко к сердцу то, что платой являются наши жизни. Но мы отомстим за кровь наших четырех товарищей, и никакая сила на земле не сдвинет нас с нашего пути. Братья мои, несите знамя восстания с честью и мужеством до тех пор, пока не восторжествует справедливость. Мы гордо идем на смерть. М.Ф. М.Б.”

За ночь до смертной казни, через неделю после казни в Акко четырех наших товарищей, ’’это” и было доставлено им. В большом апельсине оказалось взрывчатое устройство большой мощности. Адский апельсин был сконструирован в соседней камере бойцами, которые не были приговорены к смертной казни, но готовы были отдать свою жизнь за спасение приговоренных к смерти товарищей. Однако, когда настал страшный момент, и все надежды на их спасение исчезли, оставалось одно: приготовить орудие смерти для них самих и их палачей впридачу. Двое в камере смертников ожидали: ’’Кто знает, не будет ли уже поздно завтра утром?”

Раввин остался в камере смертников допоздна. Он не утешал их. Они не нуждались в утешении. Они пели псалмы: ”Бог со мной и я не убоюсь”. Они боялись только того, что не уложатся в отведенное им судьбой время. Раввин ничего не знал. Он обещал им, что на рассвете придет снова и проведет с ними их последние минуты перед казнью. Они, которые еще при жизни победили смерть, попытались отговорить его от второго визита, однако раввин настаивал. А они не могли раскрыть ему мрачную тайну...

Они не ждали палача. Они боялись, что раввин может пострадать безвинно. Поэтому они отказались от мысли умереть ’’вместе с филистимлянами”. На третью ночь бессонных бдений они обнялись последним дружеским объятием, поместили гранату против своих сердец, сняли предохранитель и...

Глава XXI. ПАДЕНИЕ БАСТИЛИИ

Сразу же после казни Дова Грюнера и трех его товарищей мы опубликовали коммюнике об образовании военно-полевых трибуналов при каждом соединении Иргуна. Любого солдата или офицера вражеской армии, попавшего к нам в руки, ждет участь, постигшая наших четырех товарищей. Наши соединения вышли на дороги и улицы городов. Но англичан буквально нигде нельзя было найти. Если они и покидали свои лагеря, то только в сопровождении конвоев и танков. Мы, конечно, могли на них напасть, точно так же, как мы позднее напали на военный поезд, следовавший из Египта. Но в те полные гнева дни нашей целью было не такое возмездие. Нашим долгом было отплатить палачу его же монетой. И мы потерпели поражение.

Армия врага все глубже зарывалась в свои норы. Мы продолжали атаковать их при каждом подходящем случае. Однако самый большой долг оставался неоплаченным.

Со склонов холма ”Шуни”, возвышающегося над Долиной крокодилов, на вершине которого стоит древняя крепость, спускался конвой военных машин. Машины принадлежали британским вооруженным силам. В оливкового цвета грузовиках сидели солдаты с оружием наизготовку. Впереди подскакивал на ухабах военный джип, в котором сидел капитан, командовавший конвоем. Конвой направлялся на север к Бейруту. Во всяком случае, так значилось в путевом листе, находившемся в планшете у капитана.

Выйдя на главную дорогу, конвой набрал скорость. Он проносился мимо полей, деревень и разбросанных там и сям поселений, мимо других военных конвоев с вооруженными солдатами, двигавшимися в противоположном направлении. Солдаты обменивались улыбками и приветственно махали друг другу.

Британские солдаты, направлявшиеся на юг, не могли слышать, каким именем называли своего командира британские солдаты, направляющиеся на север. Если бы они услышали, то они обменялись бы не улыбками, а автоматными очередями. Капитана называли Шимшоном — библейское имя, но не английское. Впрочем, имя Шимшон не было единственным именем капитана. Многие из его людей даже не знали его второго имени, того самого, которым назвали его при рождении родители: Дов Коган. Вовсе не английское имя.

Не все солдаты, направлявшиеся на север, знали, что Шимшон был Довом Коганом. Никто из тех, кто направлялся на юг, не знал, что Дов Коган был Шимшоном. Но многие британские военнослужащие прекрасно знали Дова Когана. Дов Коган прослужил много лет в соединениях армии Его Величества. Его офицеры и подчиненные высоко отзывались о его мужестве, его умении вести бой, его достижениях в тылу врага. Он, буквально, достиг вершины. В восточной Африке он руководил атакой на цепь итальянских укреплений в горах. Он вдохновил своим примером англичан, и Керен был завоеван британской армией. Брешь, пробитая соединением Дова Когана в линии итальянских укреплений, открыла путь к победе британского оружия в восточной Африке.

Покрытый славой и орденами, он возвратился в Эрец Исраэль с фронтов Европы и буквально на следующий день начал подрывные операции против британских властей. Ударные силы Иргун Цваи Леуми нашли в нем опытного боевого командира, для которого война и опасность были неотъемлемой частью повседневной жизни. Ведя за собой в бой солдат в битве за Керен, он кричал: ”Во имя Сиона!” Сейчас он вел своих бойцов на борьбу за Сион и на земле Сиона. Мечта претворилась в жизнь.

Дов Коган в форме капитана британской армии взял с собой в рейд Кабцана и Шмулика и отправился с ними, одетыми в форму рядовых, на джипе, полном оружием, по дороге, усеянной британскими патрулями. На одном из британских контрольно-пропускных пунктов на дороге Дову не понравилось, как один из британских солдат отдал ему честь. Он сурово посмотрел на солдата.