Солдаты Иргуна вынесли это испытание с честью.

Глава XIX. ВЫБОР

Прошли месяцы со времени ареста Дова Грюнера. Он все еще страдал от последствий тяжелого ранения в челюсть. Он перенес много операций, он страдал от боли, он удивлял врагов не меньше, чем друзей своей бодростью. Как-то раз, придя в отчаяние от результатов лечения, которое он получал от британских властей, мы хотели послать ему специалиста, но он отказался на том основании, что Иргун не может себе позволить нести такие расходы.

Весь мир был тронут этим откровением возобновленного еврейского духа, исходившего из иерусалимской тюрьмы. Однако сам Дов рассматривал все случившееся как нечто совершенно естественное, само собой разумеющееся. Когда его приговор был утвержден, на него стали оказывать давление, дабы он подписал апелляцию в британский Тайный совет.

Он коротко и просто сказал: ’’Нет”. Мы сами прекрасно знали, что эта ’’апелляция” не спасет его жизнь: наоборот, она лишь поможет правительству сделать свое черное дело. Поймет ли это Дов? Сможет ли он понять это? Многие говорили ему, что апелляция представляла собой спасительную соломинку. Он отверг все советы и просьбы. Он верил в одну возможность, которая спасет его. Возможность эта выражалась в наших быстрых и решительных действиях.

К нему пришел известный иерусалимский адвокат, который умолял его подписать апелляцию, объясняя, что это не было апелляцией, направляемой против решения суда, а протестом против чрезвычайных законов, как таковых. Несомненно, адвокат руководствовался самыми добрыми намерениями. В этой беседе с приговоренным к смерти адвокат употребил пароль Иргуна, известный и Дову. Только тогда, когда он сказал ему, что эта подпись спасет Ишув от большого несчастья, которое принесет с собой введение военного положения и так далее, Дов подписал. Он подписал не заявление об апелляции, а доверенность подать апелляцию от его имени против чрезвычайных законов.

Однако перед возвращением в камеру Дов сказал своим тюремщикам: ’’Чувствую, что сделал большую ошибку”.

Много ли есть параллелей в истории? Нечто подобное — хотя только подобное — произошло сотни лет назад, когда другой народ боролся против своих угнетателей. Жанна Д’Арк подписала декларацию, признавшую правомочность суда, судившего ее. Она тотчас же поняла, что совершила большую ошибку. Но она не отреклась от своей подписи. Очевидно, не могла. Дов Грюнер не признал правомочность суда угнетателей своего народа. Не прошло и 24-х часов, когда он, узнав, что решение опять было в его руках, призвал адвоката и разорвал доверенность на мелкие клочки...

Конечно, мы все теперь знаем, что эта юридическая процедура была не больше, чем прикрытием для политической казни. Но знал ли это Дов? Мог ли он знать? Неужели не было естественным для него обнадежить себя, что сама апелляция в ’’принципе” представляла собой возможность спасения от смертной казни? Тем не менее, Дов Грюнер сам отрезал себе путь к тому, что казалось единственной надеждой на спасение. Он был готов на все, кроме попрания своих принципов и идей.

Я получил от него всего лишь одно письмо. Это была пачка маленьких клочков бумаги. Он писал:

’’Благодарю вас от всей души за ту поддержку, которую вы мне оказали в решительные для меня дни. Вы можете быть уверены, что бы ни случилось, я не забуду того, чему меня учили. Ведь меня учили быть ’’гордым, щедрым и сильным”*, и я сумею защитить свою честь, честь еврейского бойца.

* Из гимна Бейтара, написанного Владимиром Жаботинским:

Кровью и потом

Будет взращено поколение,

Гордое, щедрое, сильное.

Я мог бы использовать в данном случае высокопарные фразы, такие как, например, знаменитое латинское изречение: ’’Дульче эт декорум эст про патрия мори”. И все же, в этот момент мне кажется, что такие фразы звучат дешево. Циники могут сказать: ”У тебя нет выбора”. И они могут быть правы.

Конечно, я хочу жить. Кто не хочет этого? Но если я и сожалею о том, что мне приходится кончать счеты с жизнью, это главным образом потому, что мне не удалось еще многого сделать. Я тоже мог ’’дать будущему заботиться о себе”, принять  работу, которую мне предлагали, или вообще покинуть страну и жить спокойной жизнью в Америке. Но это не дало бы мне удовлетворения, ни как еврею, ни, тем более, как сионисту.

Евреи придерживаются многих доктрин. Одна из них, теория ассимиляции, проповедует подавление в себе всяких проявлений национализма и религиозности, что означает неизбежное самоубийство для еврейского народа. Вторая теория так называемых сионистов, в которой упор делается на переговоры, как будто бы спасение того или иного народа ничем не отличается от деловой операции. Люди, принимающие эту теорию, не готовы жертвовать собой. Они готовы идти на компромиссы, которые могли бы отложить на время трудности, но которые ведут в конце концов в гетто. В Варшавском гетто были триста тысяч евреев.

Самым правильным путем, по-моему, является путь, выбранный Иргуном, который не отрицает политической борьбы, но который не отдаст так просто ни одной пяди нашей земли, ибо она наша. И если все политические усилия и не приведут к желаемым результатам, Иргун готов сражаться за нашу страну и за нашу свободу всеми доступными средствами. Уже только одно это обеспечивает существование нашего народа. Так должны вести себя евреи в эти дни испытаний: суметь постоять за то, что было, есть и будет нашим. Еврейский народ должен быть готов к битве, даже если она и ведет к виселице.

Я пишу эти строки за 48 часов до убийства. В такие минуты не лгут. Я клянусь, что если бы мне снова выпала честь начать борьбу заново, я избрал бы тот же путь, по которому шел до сих пор.

Дов.”

В конечном счете в Тайный совет были поданы две апелляции. Ни одна из них не была подписана Грюнером. С первой апелляцией обратился дядя Дова Грюнера, Франк Грюнер из Соединенных Штатов Америки. Жалоба была отвергнута по техническим причинам. Однако в этом отказе был намек, что какая-нибудь ’’заинтересованная еврейская община” могла бы подать апелляцию, что вдохновило муниципалитет Тель-Авива. Эта апелляция была также отвергнута, но уже после того, как Дов Грюнер был казнен.

Случилось так, что тогда же Тайный совет рассматривал дело об убийствах, происшедших на африканском Золотом Берегу. Несколько африканцев были приговорены к смертной казни за убийство людей из враждебного племени. Их адвокат апеллировал к Тайному совету, и смертная казнь была отложена несколько раз. Наконец, британские власти приняли новое постановление: апелляция в Тайный совет не предполагает отсрочки исполнения приговора на территориях, находящихся под властью британской короны.

Прошло несколько недель с того дня, как Дов Грюнер был облачен в красные одежды смертника. В конце марта его одиночество в камере смертников было нарушено. К нему присоединились еще трое бойцов Иргун Цваи Леуми: Иехиель Дрезнер арестованный и приговоренный под именем Дова Розенбаума, Мордехай Алкоши и Элиезер Кашани. Все трое были арестованы в знаменитую ночь порки британских офицеров. Все трое, представ перед военным трибуналом, выслушали приговор: ”Вы будете повешены за шею и будете висеть до наступления смерти”.

Трое приговоренных спели ’’Атикву”.

Мы сделали еще одно предупреждение британским властям. Мы повторили, что глупо было бы думать, что убийство военнопленных может сломить дух народа. ’’Еще никогда в истории не было народно-освободительного движения, которое было бы таким решительным и закаленным в борьбе. Оно восстало из пепла еврейской крови и гнева”. Мы снова и снова предупреждали их, что они будут нести ответственность за все последствия своего преступления.

В начале февраля было сообщено об уходе Баркера с занимаемого им поста.

Мы приговорили его к смерти, но в силу ряда обстоятельств, наш приговор не был приведен в исполнение. Несколько раз нам почти удалось преодолеть те искусные меры безопасности, которые он предпринял для охраны собственной персоны, но каждый раз ему удавалось ускользнуть. 13 февраля Баркер оставил страну под покровом глубокой секретности. За день до своего тайного отъезда он утвердил смертные приговоры Дрезнеру, Алкоши и Кашани.