Британское правительство, желая причинить вред Иргуну, сделало нам одолжение. Фотографии ’’террористов” имели одно превосходное качество: они ни в коей мере не напоминали оригиналы. Тысячи копий моей фотографии были распространены по всем полицейским участкам Палестины. И все же я преспокойно ходил по улицам Тель-Авива средь бела дня без какого-либо камуфляжа. Бедные английские ищейки так и не получили награду, обещанную военным командованием за мою голову. Само собой разумеется, нельзя сказать, что они ее не хотели...
Однако самым плачевным оказалось то, что из-за предполагаемого сходства со мной многие люди имели массу неприятностей. Все это, конечно, из-за моей фотографии. Иегошефет, один из наших самых способных офицеров, был как-то арестован в Иерусалиме по обвинению в незаконном ношении оружия. К моему сожалению, между нами нет ни малейшего сходства. Я сомневаюсь, чтобы моя злополучная фотография могла хоть немного напомнить британским полицейским довольно привлекательные черты Иегошефета. Несмотря на это, некоторые особо ретивые полицейские усмотрели между нами определенное сходство. Причем подозрение возникло у англичан в самом разгаре судебного процесса Иегошефета. Как только было решено, что разыскиваемый преступник Менахем Бегин и Иегошефет являются ’’одним и тем же лицом”, зал заседания суда превратился в пчелиный улей. Охрана была вначале удвоена, затем утроена и в конце концов учетверена. В суд были срочно доставлены ведущие палестинские сыщики. Они тщательно сличали физиономию преступника, изображенную на фотографии, с имевшимся в наличии ’’оригиналом”. Вскоре должно было быть опубликовано ’’чрезвычайное сообщение” о поимке ’’террориста номер один” то есть меня. Сердце каждого британского военнослужащего должно было возликовать. К сожалению, а может быть, и к счастью, среди англичан нашлась одна трезвая личность, которая изрекла: ’’Нет, это не тот ублюдок”.
Мой друг Аарон, один из наших лучших офицеров-разведчиков, попал в более серьезную переделку. Следует заметить, что он тоже не напоминал ни меня, ни мою фотографию. Аарон немало страдал от двух своих ’’недостатков”: он был худощав и носил большие круглые очки в толстой роговой оправе. Эти две характерные черты навели шефа Сикрет Интеллидженс Сервис в Палестине Лоуренсиса на мысль, что Аарон — это я. Аарон был арестован и самым тщательнейшим образом допрошен в штаб-квартире британской разведки.
На допросе Аарон сообщил свое имя и фамилию, полностью совпадавшие с именем и фамилией, указанными в его удостоверении личности. Я не могу гарантировать, что это было его настоящее имя, но могу ручаться, что удостоверение личности действительно было самым настоящим. Во всяком случае, его имя не было Менахем, а фамилия — Бегин. Англичане были очень обижены. Они, видите ли, поймали меня, а я, выходит, вожу их за нос... Это просто нечестно.
’’Сообщите свое настоящее имя, — нажимали они на Аарона. — Неужели вы думаете, что мы не знаем, кто вы такой?”
Аарон с облегчением вздохнул, поняв, что англичане и не догадывались о его действительном имени и роде занятий. Аарон также смекнул, что его приняли за меня, и немало смеялся над этим в душе. Если бы Аарона уличили в чем-нибудь другом, то ему пришлось бы порядком поволноваться.
Допрос в штабе британской разведки продолжался целый день. Следователи сменяли один другого. Аарона рассматривали анфас и в профиль. Они заставили его пройтись по комнате, что было довольно опасно, ибо, как и я, Аарон страдал плоскостопием. Следователи метались от надежды что я — это он к отчаянию что он — это не я. Наконец, потеряв всякое терпение, один из них заорал: ’’Если ты — это не он, то докажи, что ты — это ты!”
Этого Аарон, к сожалению, доказать не мог. Не только он не был мной, но он даже не осмеливался быть самим собой. Его удостоверение личности, хотя и не говорило за него самого, действительно было настоящим документом. Аарон представлял человека, чье имя и фамилия значились в удостоверении личности. Аарон терпеливо ждал и не прекословил англичанам до тех пор, пока они вообще не отказались от мысли, что он — это я и начали верить уже его версии, подтверждаемой удостоверением личности. В конце концов Аарон был освобожден и оставался в подполье до самого конца восстания.
После Аарона англичане арестовали целый ряд ни в чем не повинных людей, которые хоть как-то по их мнению походили на меня. Англичанам было невдомек, что имевшаяся у них фотография ничуть на меня не была похожа.
Англичане лишь позднее узнали, что мы жили в нашей стране так же, как и всегда: почти открыто. Как мы могли скрываться в такой крошечной стране? Партизаны других народов проводили свои операции, скрываясь в трудно проходимых лесах и горах. В Эрец Исраэль не было ни гор, ни дремучих лесов. Мы не имели естественных укрытий. Члены Иргуна были все время на глазах у врагов. Тем не менее, мы видели англичан, но англичане так и не смогли увидеть нас. Конечно, у нас была масса вымышленных имен; в нашем распоряжении имелся широкий выбор поддельных документов, произведенных обычно в домашних условиях, но мы никогда не прятались в бункерах. Мы никогда не окружали себя кольцом телохранителей; у нас не было оружия для собственной защиты. Мы были учителями и студентами, действительными или воображаемыми. Мы были действительными или воображаемыми торговцами и бухгалтерами, инженерами и механиками. Короче, мы были самыми обыкновенными заурядными гражданами, ничем не отличавшимися от остальных жителей Палестины. Полиция чуть было не напала на след многих из нас. Наши ребята не раз побывали в цепких руках британской разведки. Но что англичане могли выудить у них? У них не было оружия; наши ребята на случай ареста носили с собой либо рабочие инструменты, либо удостоверения фирмы, где работали. Кто мог заподозрить мирных граждан в чем-нибудь, когда они шли на работу или возвращались с нее? Мы превращали врагов в людей с глазами, которые не видят, с ушами, которые не слышат и носами, которые не чувствуют никакого запаха.
Отсутствие телохранителей было иногда причиной потешных курьезов. Наши враги были не только убеждены, что меня сопровождает всегда и везде вооруженный до зубов телохранитель, но и смогли уверить в этом даже моих ближайших друзей. Один из них даже как-то выразил свое восхищение блестящей работой нашей службы безопасности. Он посетил меня дважды на дому нашего ’’ветерана” Меира Кагана Алекса. Дом Меира Кагана, место всех моих нелегальных явок, был окружен величавыми кипарисами. Легко было вообразить, что за кипарисами находились в окопах дюжие телохранители с автоматами наперевес. Как же они так ловко скрывались, что даже их теней не было видно? Вывод напрашивался. Посетив меня как-то во второй раз, он сказал мне: ’’Мне хотелось бы поздравить тебя, Менахем, с превосходно налаженной службой безопасности. Я уже хожу к тебе во второй раз и так и не увидел твоих телохранителей. Хорошо работаешь, браток...”.
Я, естественно, хранил молчание, ибо не мог сказать друзьям, хоть и близким, всей правды. Законы подполья не знают исключений, кроме того, я не хотел лгать другу. Потому я решил вообще ничего не говорить. Только когда мы покинули подполье, мой друг узнал всю правду. Я объяснил ему, что в свои посещения квартиры Меира Кагана он не видел моих телохранителей по той простой причине, что их не было.
Вопрос об оружии для нашей самообороны был гораздо более серьезным. В самом начале восстания мы решили, что все наше оружие должно храниться в арсеналах и извлекаться только тогда, когда намечались боевые операции. В то время противоположного мнения придерживались руководители группы Штерна. Они постановили, что каждый подпольщик должен носить при себе оружие днем и ночью. Если бы агенты вражеской разведки решились арестовать члена подполья, его долгом было защищаться, и если надо умереть, но не сдаться врагу. Командующий группы Штерна Исаак Езерницкий объяснил мне это: после убийства агентами британской разведки безоружного Авраама Штерна его последователи решили не сдаваться в руки врага без сопротивления.
