Причиной этого правила была трагедия, но такими же были и его последствия. Весной 1944 года произошел ряд вооруженных столкновений между британскими войсками и членами группы Штерна, которые защищались до конца. Британские силы, конечно, пользовались численным преимуществом. Нет нужды говорить, что инициатива боя была в их руках. Целый ряд отчаянно бесстрашных членов группы Штерна были убиты в перестрелке с врагом.
На Пасху 1944 года в небольшой комнатке в чердачном помещении в Бней-Браке я встретился с командующим группы Штерна Езерницким. Езерницкий тогда не приобрел еще широкую известность ’’рабби” Шамира с длинной черной бородой. Когда я его встретил, он был скорее похож на торговца с кудрявыми рыжеватыми усами. Наша беседа, в основном, касалась вопроса о ношении оружия. Езерницкий не отступал от своих убеждений. Я объяснил ему наше отношение к данному вопросу.
’’Постоянное ношение оружия приносит больше вреда, чем пользы. Вооруженный заговорщик может быть в любое время окружен большим числом полицейских. Это означает один револьвер против десятка автоматов. В этом случае оружие не только не сможет обезопасить жизнь члена Иргуна, но и подвергнет его смертельной опасности”.
Чтобы доказать правильность моей точки зрения, я сообщил Езерницкому, что случилось с Яковом Меридором несколькими днями раньше. Яков Меридор подходил к моему дому, когда в нескольких метрах от цели он с товарищем были окружены британской полицией, вооруженной автоматами. Полицейский патруль ’’вежливо” потребовал у Якова Меридора и его товарища удостоверения личности.
Их удостоверения личности были, конечно, в полном порядке. Однако полиция не удовлетворилась простой проверкой документов и обыскала ’’подозрительных личностей”. И только тогда, когда у них не было найдено оружия, англичане сказали ’’о’кэй”, позволив двум лояльным гражданам продолжать свой путь и посетить своего, такого же законопослушного друга. Вообразите, что бы случилось, если в карманах Яакова Меридора и его товарища было бы найдено оружие, даже предназначенное для самообороны. Шанс на успех был бы ничтожен, ибо два револьвера не шли ни в какое сравнение с пятью или шестью автоматами. Неравный поединок закончился бы трагедией. Во всяком случае, когда члены подполья были не вооружены, британская полиция не могла найти предлог для ареста и оказывалась в дурацком положении.
Я не знаю, убедили ли мои аргументы руководителей группы Штерна или их научил собственный опыт, однако вскоре после нашей встречи с Езерницким в Бней-Браке, группа Штерна начала ратовать за ’’всеобщее разоружение”. Вначале, как мне сообщили, в их рядах царили смятение и разочарование по этому поводу. Они, естественно, придерживались теории, что принцип ношения личного оружия, предпочитающий смерть аресту, был непререкаемым законом, отличавшим членов группы Штерна от всех остальных подпольщиков. Следуя новым инструкциям, которые сопровождались подробными объяснениями, члены группы Штерна с тех пор использовали оружие лишь в боевых операциях.
Таким образом, мы придерживались принципа ’’открытого подполья”. Меир Каган, который всегда любил шутить даже по самому серьезному поводу, бывало говорил: ’’Конечно, наше подполье открыто взорам всех. Но как ни странно, самое темное место оказывается под лампой”.
И все же, чтобы сохранить открытое подполье, требуется нечто большее, чем просто техника жизни под псевдонимом. Более всего внутренняя убежденность, что делает ’’легальное” нелегальным и ’’нелегальное” легальным и оправданным. Мы обладали такой убежденностью. Мы были абсолютно убеждены в законности наших ’’нелегальных” боевых операций. Вот почему мы никогда не теряли голову, когда встречались в самых неподходящих местах с британскими патрулями и отвечали на их расспросы. Вот почему мы никогда не допускали мысли, что попадем в цепкие лапы британской разведки. Мы шагали рука об руку со смертью, но никогда не думали о ней. Это было подобно хождению ’’под яркой лампой”. Мы не только не боялись плена, мы и не думали о нем. Это спокойствие духа не имело ничего общего с так называемыми ’’храбростью и мужеством”. Это чувство никогда не возникало по приказу, а явилось результатом нашего абсолютного духовного раскрепощения. Такая свобода была результатом горячей убежденности в том, что еврейский народ и никто другой является истинным хозяином этой страны. ’’Духовный суверенитет” стоит несколько выше политического суверенитета. Духовная свобода является необходимым условием приобретения свободы политической.
Не менее важным было и сознание того, что большинство народа тайно или явно симпатизировало нам. В этом отношении, я полагаю, самым решающим был период 1945-46 годов. В течение этого времени Хагана, находившаяся под контролем официальных сионистских организаций, присоединилась к нашей борьбе против режима Соединенного Королевства. Еврейский народ внезапно осознал, что те, кого официальная сионистская пропаганда называла ’’полоумными”, оказались просто более дальновидными, чем официальные организации. А результат был таков, что даже изменение политики официального сионистского руководства после волны массовых арестов 29 июня, оказалось более неспособным изменить общественное мнение. Так мы нашли сторонников во всех классах, прослойках и партиях. Степень их сочувствия нашей борьбе превзошла все ожидания. ’’Железная стена вокруг борющейся молодежи”, о которой мы просили в наших прокламациях, была, в конечном счете, возведена вокруг нас. Англичане же жаловались и не без причины, что еврейское население ишува не оказывает британским властям активной поддержки в ’’борьбе против терроризма”.
В Белой книге, опубликованной 15 мая 1948 года ’’Палестина: Конец мандатной власти”, излагались причины банкротства идей, выраженных в Белой книге 1939 года. Белая книга 1948 года признавала победу восстания. В ней содержалась также хронология начала конца британского мандата на Палестину. В книге говорилось: ”84.000 британских военных, не пользовавшихся ни малейшим уважением и сотрудничеством еврейского населения Палестины, не смогли сохранить порядок в этой стране и успешно бороться с прекрасно организованными еврейскими силами, вооруженными по стандартам лучших в мире пехотных соединений”.
Когда англичане говорили об отсутствии сотрудничества с ’’еврейской общиной Палестины”, они не говорили о руководителях общины, которые время от времени оказывали им необходимую помощь и поддержку в борьбе за искоренение ’’терроризма”. Они говорили о народе в целом. Более того, он сотрудничал с повстанцами. Молчание было, вероятно, самым важным, хотя и не единственным выражением помощи, оказываемой повстанцам еврейским населением Палестины. Еврейский народ дал подполью то, что естественные условия страны не могли дать: убежище.
3
Я должен признать, что в самом начале восстания наше подполье было слишком ’’открытым”. Собственно, ’’физически” мы вообще не уходили в подполье . Наоборот, наше восстание началось в небольшой комнате, выходящей окнами на залитый солнцем балкон. Комната находилась на одном из верхних этажей небольшого отеля, который все еще высится на крайней оконечности тель-авивского пляжа. Я ’’разбил свои шатры” в этом отеле по очень простой причине: оказалось, что во всем Тель-Авиве я не мог найти подходящей комнаты и был вынужден оставаться в этом прибрежном отеле более четырех месяцев, на которые пришлись наши первые боевые операции. Все было неопределенно. У меня все еще не было подходящих документов с именем, которое бы не резало чей-то особо тонкий слух. Я не мог найти благозвучную немецкую фамилию, которая создала бы впечатление добропорядочного и ’’законопослушного” гражданина Палестины. Я пользовался псевдонимом ”Бен-Зеэв”*.
* Псевдоним ”Бен-Зеэв” происходит от имени Зеэва Владимира Жаботинского.
Англичане уже охотились за мной по всей территории Палестины. Наши первые боевые операции вывели из строя железнодорожную линию, связывавшую Иерусалим, Хайфу и Тель-Авив. Движение прекратилось на десять дней. Затем железнодорожная линия была восстановлена и стала неотъемлемой частью нашей повседневной жизни, но в то время вывод из строя железнодорожных путей всколыхнул всю Палестину. На мое счастье мне удалось устроиться в этом отеле, где за мной не охотились англичане. Вообще-то шефам британской разведки Джильсу и Катлингу могло прийти на ум, что я скрываюсь в одном из тель-авивских отелей. Все тель-авивские гостиницы время от времени подвергались обычным облавам, проводимым британскими властями с целью поимки подозрительных личностей. Везде царила общая напряженность, и существовала возможность ареста вышеупомянутого Бен-Зеэва как обыкновенного ’’подозрительного лица”.
