Августовским днем 1944 года мы совершили нападение на полицейские участки в районах границы между Яффо и Тель-Авивом, в Абу-Кабире, в Неве-Шаанане и на штаб английской разведки в самом Яффо. У этой операции не было, как в предыдущих атаках, какой-либо особой цели. Мы всего лишь хотели достать немного оружия у британской полиции. Мы тогда единогласно решили не совершать нападений на военные лагеря, базы и арсеналы, ибо Великобритания и союзные государства сражались не на жизнь, а на смерть с фашистской Германией. Это решение, продиктованное политической дальновидностью, неукоснительно выполнялось до мая 1945 года, когда в Европе пал ’’Тысячелетний Рейх”. И все же британская полиция и находящееся в ее распоряжении оружие всегда были целью наших ударных сил, которым сейчас предназначалось выполнить первую операцию Иргуна по конфискации оружия. Полицейские участки интересовали нас наличием в них винтовок и пулеметов. Нашей главной целью было старое здание английской разведки, которое мы взорвали еще весной. Судя по имеющейся у нас информации, в неповрежденном крыле здания находилось большое количество автоматического оружия. Мы смогли выполнить лишь часть намеченного плана операции. Наши ребята так и не смогли достичь арсенала. Имевшиеся у них взрывчатые вещества были недостаточны для взрыва монументальной кованой двери, ведущей в неповрежденное крыло здания. Мы возобновили попытку достать оружие, но ребятам пришлось отступить из-за завязавшейся на границе Тель-Авива и Яффо ожесточенной перестрелки и полного блокирования старого здания британской разведки. В других местах все шло по заранее намеченному плану. ’’Добыча” не была особенно большой, но ребята, приобретя некоторый опыт в результате удач и поражений, были рады, что не возвратились с пустыми руками. Ударные силы выполнили свою задачу. Силы революционной пропаганды подхватили эстафету ударных отрядов. По всей стране было расклеено наше коммюнике, в котором кратко сообщалось о столкновениях Иргуна с врагом. Что касается оружия, то мы упомянули, что в одном из полицейских участков мы ’’конфисковали” 14 винтовок и автоматов:

Могли пойти толки и пересуды, а у врага было много чутких ушей. Однако беспокойство прошло так же, как и началось. Могучие докеры из Салоник поняли необходимость хранения абсолютной тайны. Типография заработала. В подполе был поистине ад. Воздух был неимоверно затхлым, жара невыносимой. Типографию можно было сравнить с горном доменной печи. Но бойцы Иргуна не знали ни сна, ни отдыха, часто трудясь без перерыва двадцать четыре часа в сутки. Наверху наши ребята тоже трудились до изнеможения, хотя в несколько большем комфорте. Над подпольной типографией располагалась скромная столярная мастерская, бравшая от населения заказы на изготовление мебели. Периодически к мастерской подъезжал большой грузовик. Все в округе были уверены, что он доставляет доски в мастерскую и отвозит готовую мебель заказчикам. Но ничьи глаза не видели, что между досками были надежно спрятаны рулоны бумаги, той священной, выстраданной и необходимой бумаги, ради которой собственно и была создана столярная мастерская. Эта подземная типография так никогда и не была обнаружена английскими ищейками. Только в дни образования государства Израиль мы сообщили населению о ее местонахождении.

Отпечатанные материалы мы распределяли по региональным центрам, которые, в свою очередь, уже распространяли их среди населения и клеили их на стенах. Этим занимались силы революционной пропаганды. Мы стремились расклеивать наши газеты и листовки в тот же день по всей стране. Поэтому мы и организовали междугороднюю почтовую службу. Перевозка печатных материалов, как и транспортировка оружия, совершалась прямо под носом военной полиции.

7

В общем, силы революционной пропаганды действовали рука об руку с ударными силами. Иногда силы революционной пропаганды упреждали ударные силы с целью подготовить население и объяснить ему цели предстоящей операции. Бывали иногда случаи хотя и редко, когда силы революционной пропаганды действовали вместо ударных сил. Листовки — вместо пуль. Одна из таких операций была связана со Стеной Плача.

Ожесточенный спор, разгоревшийся по поводу Стены Плача и Старого города был, вероятно, точным отображением всей борьбы за власть в Эрец Исраэль. Британским властям в этом отношении надо отдать должное, ибо они слишком хорошо понимали политическую ценность традиционных символов. Ведь Дизраэли писал по-английски, а не на иврите, что сильные мира сего ведут за собой народы силой оружия или силой традиций. Британская политика посему осторожно относилась к могучей силе традиций иудаизма, как и к традиции ислама. Как всегда Уайтхолл направил ’’компетентную” комиссию по расследованию всего сыр-бора подмандатной Палестины. Седобородые ученые мужи, члены комиссии, опубликовали свой ’’вердикт”, на этот раз в форме ’’Ордера совета 1929 года”. Приводился целый ворох ’’неоспоримых научных фактов”, которые якобы свидетельствовали о том, что мусульмане-де имели исключительное право на владение Стеной Плача и на прилегающую к ней территорию.

Посему евреям ’’запрещалось” трубить там в священный рог ’’шофар”

Англичане, известные своим пристрастием к неукоснительному исполнению законов, тщательно следили за проведением в жизнь этого предписания. И если они постановили, что самые камни Стены Плача или древние синагоги принадлежат мусульманской мечети, построенной на руинах той же синагоги, то закон должен был выполняться неукоснительно. Святая святых? Древние традиции? Воплощенное в камне свидетельство славного прошлого? Хартия вольности, высеченная в камне? Именно исходя из этих соображений, Стена Плача должна быть отнята у евреев. И как играли на руку британским властям неожиданные союзники англичан среди самих евреев, которые, становясь в позу презренных снобов, ратовали за ’’прогресс” и во всеуслышание заявляли о том, что несколько молочных коров датской породы более ценны, чем куча никому не нужных черепков и камней!

И все же древние камни говорили сами за себя, изобличая пресловутых ’’поборников прогресса”, пытавшихся произвести должное впечатление на иностранцев своей мнимой свободой от ’’предрассудков”.

Эти камни никогда не молчали, не молчат и не будут молчать. Они не кричат, нет. Они шепчут... Они мягко напоминают еретикам и верующим о том доме, который когда-то стоял в незапамятные времена на этом же самом месте; о воинах, склонявших перед ним колени; о пророках и провозвестниках, вещавших именно здесь о приходе Мессии и сотворении чуда; о древних героях, павших у этих камней, сражаясь с врагом; о том, как была распята правда, и о великом племени, все уничтожившем на своем пути... Это был дом и это была страна, со своими рыцарями и королями, которая была нашей задолго до того, как англичане стали народом. Память об этих камнях освещала надежду для будущих поколений нашего народа.

С первых лет порабощения еврейского народа, Стена Плача была безмолвным свидетелем горя и стона его. Пусть не брюзжат циники о пресловутой ’’мистике”. Голос истории — не мистицизм. Это фактор действительности. Именно этот голос и пыталось подавить правительство Великобритании. Командование британских войск в Палестине запретило евреям трубить в праздники у Стены Плача в священный ритуальный рог — шофар. И тогда евреи осмелились игнорировать ’’высочайшее повеление”, как это делали юные последователи Зеэва Жаботинского целых тринадцать лет. Последовал отвратительный и унизительный спектакль. Мне пришлось стать свидетелем такого спектакля в Судный день 1943 года, когда вместе с группой евреев, я пришел молиться к Стене Плача.

Был заход солнца. Группа скорбящих евреев взывала к Богу — это была ’’неила” завершающая молитва.

В эти дни на европейском континенте гибли миллионы наших братьев... И вдруг, с обеих сторон на евреев, столпившихся в узком проходе у Стены Плача, ринулись британские военные полицейские с винтовками и автоматами наперевес. Они стояли, широко расставив ноги, угрожая молящимся самим своим присутствием. Они явились сюда ’’именем Короля”, чтобы предотвратить ’’нарушение закона”: трубный глас шофара на закате самой священной субботы из всех суббот.