Мы были готовы принять этот комплимент, но нам было трудно простить то, что было написано об этой ’’чистой работе” одним британским писакой, офицером высокого ранга от прессы. Впрочем, писака оказался дамой, откомандированной в Эрец Исраэль одной из наиболее популярных в Соединенном Королевстве газет. Она сообщила миллионам своих читателей, что операция была проведена под руководством моей ’’невесты, молодой блондинки, не выпускавшей из рук автомата ни днем, ни ночью”. После такой живописной характеристики женщины-вампира появилось сообщение, от которого волосы становились дыбом. Оно свидетельствовало о ’’совершенно диком и необъяснимом поведении террористов” в Хадере. Быть может, эти бредни и сыграли свою положительную роль, создав впечатление у сотен тысяч людей в Великобритании, чьи родственники служили в британских частях в подмандатной Палестине, что их несчастные ребята препровождаются по указке Уайтхолла в ад земной. Такие россказни могли увеличить нажим общественного мнения Великобритании на правительство, с целью скорейшего вывода войск из Палестины. Поэтому, даже та незадачливая журналистка, что прочила мне в невесты очаровательную блондинку, в то время, как у меня была брюнетка-жена, — сама того не зная, внесла свою лепту в дело свержения британского мандата. Журналистку послали к нам в качестве отважной амазонки, попавшей в неизведанные дебри к туземцам и то, что она написала, было определенно рассчитано на всенародную ненависть к нам. К нашему великому сожалению, некоторые еврейские элементы и органы информации также сыграли свою роль во всеобщем озлоблении против нас. Мы были вынуждены всеми силами защищать себя. Разъяснительная работа была неотъемлемой частью нашей борьбы. Одним из самых важных средств борьбы была наша передвижная радиостанция. Мы не были, естественно, в состоянии регулярно использовать ее. В самом начале нас парализовала двойная неудача. Наш передатчик был запеленгован и обнаружен после первых же трансляций из дома сестры Давида Разиеля Эстер. Эстер с мужем были арестованы. Двое их детей были препровождены к престарелым родителям Давида, все еще оплакивающим смерть своего старшего сына. Эстер провела немало времени в Вифлеемской военной тюрьме, а Иегуда долгие годы отсидел в африканских концентрационных лагерях. Впрочем, как бы там ни было, вскоре нам удалось достать первоклассный передатчик.
Вначале мы вели лишь пятиминутные передачи. Нам как-то попалась в руки небольшая книжица, изданная европейским сопротивлением, в которой говорилось, что немцы, используя особую аппаратуру, были в состоянии обнаружить и запеленговать нелегальный радиопередатчик через шесть минут. Мы почему-то решили, что у англичан имелась такая же аппаратура. Поэтому мы полагали, что в нашем распоряжении должна быть одна минута, чтобы успеть перенести передатчик в другое место. Но в скором времени мы устали от этих предосторожностей. Обстановка в стране все более и более обострялась, а наша борьба становилась все напряженнее. Представлялось совершенно необходимым расширить регулярное радиовещание нашего подполья. Мы опубликовали и распространили заявление, что передвижная радиостанция находится под круглосуточной вооруженной охраной, и если британское военное командование попытается обнаружить наш передатчик, оно поставит в опасность жизнь доброй сотни британских солдат.
Предупреждение возымело свое действие. С тех пор мы вели десятиминутные, пятнадцатиминутые и, уж совсем осмелев, двадцатиминутные передачи. Военные власти, несомненно, могли обнаружить местонахождение нашего передатчика, но они никогда не пытались направить пеленгаторы в тот район, откуда мы вели наши передачи. Очевидно, власти справедливо решили, что в случае вооруженного захвата нашей радиостанции, они понесут значительные потери. Впрочем, кто знает, удалось ли бы им вообще захватить передатчик... Кроме того, в рядах Иргуна находились превосходные специалисты, которые вскоре снова непременно наладили бы передачи.
Но власти разработали другие способы нарушить регулярность наших передач, привлекающих десятки тысяч радиослушателей. В годы Второй мировой войны Геббельс делал отчаянные попытки глушить передачи Би-Би-Си. Британская власть рыскала по нашей волне ничуть не хуже, чем в свое время немцы то же проделывали с Би-Би-Си. Наши технические специалисты мучительно ломали головы, пытаясь преодолеть, казалось бы, непреодолимое препятствие. В конце-концов был настроен передатчик, с помощью которого оказалось возможным переходить с одной волны на другую. С тех пор началась изнуряющая игра в прятки с британскими властями. В назначенное время начиналась нелегальная передача. Минутой позже англичане принимались глушить ее, настроив аппарат на нашу волну. Когда, казалось, сачок вот-вот накроет наш передатчик, мы меняли волну. Слушатели лихорадочно вертели тогда ручку своих радиоприемников, пытаясь поймать голос диктора подпольной радиостанции. Иногда они попадали на нужную волну, иногда — нет. Тем временем аппарат глушения так же лихорадочно настраивался на нашу новую волну. Вот оно, новое глушение!.. Наш передатчик меняет частоту волны или возвращается на исходную. И снова повторяется вся эта кутерьма.
Тогда мы пошли в контратаку, опубликовав предупреждение, что если британские власти не откажутся от попыток заставить нас замолчать, мы заставим замолчать их. Предупреждение не возымело особого действия. Мы разработали план взрыва британской радиостанции в Иерусалиме. Несколько раз мы чуть было не привели в исполнение наш замысел, но каждый раз возникали непредвиденные осложнения. Нам надо было избежать ранения и убийства гражданских лиц, находящихся на службе на радиовещательной станции. Поэтому мы все откладывали осуществление этого плана, хотя не отказались от него совсем. Во всяком случае, англичане демонтировали аппарат глушения в Шароне и потому мы вдруг вздохнули с облегчением. Неожиданно для всех мы оказались в состоянии вести радиопередачи без помех. Предупреждение британским властям, что мы заставим их замолчать в случае, если они не перестанут глушить наши радиопередачи, было одним из немногих предупреждений Иргуна, которым мы не дали хода.
Нас никогда так и не смогли заставить замолчать. Просто не были в состоянии нас заставить. Мы не молчали. Мы переводили наши передачи на иностранные языки и распространяли сводки Иргуна среди иностранных корреспондентов и дипломатических представителей, аккредитованных в Палестине. Наши передачи, как правило, содержали сообщения о последних событиях и политический комментарий. Как нам позднее стало известно, они пользовались широкой популярностью в различных кругах мировой печати от Сиднея до Сан-Франциско.
Это было крайне необходимо и важно, ибо проблема Эрец Исраэль должна была быть все время в фокусе внимания международной общественности. Голос восстания и свободы разносился далеко, несмотря на отчаянные попытки британских властей заставить нас замолчать. Если десятки тысяч не могли по тем или иным причинам регулярно слушать наши передачи, то их слушали миллионы, и поэтому Эрец Исраэль продолжала привлекать к себе внимание мира даже тогда, когда не слышно было взрывов. Мы вовсю пользовались также ’’наглядной” агитацией. Мы распространили декларацию восстания по всей стране, клея ее на стены. То же самое мы делали почти со всем нашим печатным материалом, за исключением памфлетов. Мы начали издавать ’’настенную” газету ’’Херут” ’’Свобода”, которая была первой в своем роде в Эрец Исраэль, да и, вероятно, первой в мире. Мы печатали листовки, воззвания и сводки военных операций. По крайней мере, раз в два или три дня, иногда даже каждый день или каждую ночь, был слышен наш голос. Мы без устали объясняли всем наши взгляды на происходившие в Эрец Исраэль события и нашу позицию по тем или иным вопросам. Общественность Эрец Исраэль проявляла все больший и больший интерес к мнению подполья. Длинные очереди и большие толпы собирались перед нашей стенной газетой — нашими листовками и воззваниями. Мы аппелировали к народу простым языком правды. Мы никогда не обращались к какой-нибудь отдельной прослойке или классу; мы говорили со всем народом. Мало-помалу, он учился верить нам, ибо мы говорили ему правду, только правду, и ничего, кроме правды. Этот принцип был свят для нас. Мы, естественно, не могли сообщить все до конца, ибо находились на нелегальном положении. Перед нами был враг, который не простил бы нам ни малейшего промаха. Враг шпионил за нами и старался вредить нам, где только мог. Мы не могли печатать все, но все, что мы издавали, было правдой.
