Члены Политбюро: А.П. Кириленко, А.Н. Косыгин, Л.И. Брежнев, Ю.В. Андропов, М.А. Суслов, К.У. Черненко
1978
[РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 109. Л. 6]
Чазов, понимая, что кроме него больше некому серьезно поговорить с Брежневым, взял на себя эту нелегкую миссию. Брежнев как будто прислушался. Обещал соблюдать режим, выполнять все предписание и каждый день плавать в бассейне[1184]. Относительно бассейна — слово сдержал. Попросил только Чазова подобрать ему такие средства, чтобы не появлялась бессонница. А о Коровяковой заявил: «Ты зря нападаешь на Н[ину]. Она мне помогает и, как говорит, ничего лишнего не дает»[1185].
Постепенно состояние Брежнева выправилось, и в начале 1974 года он был в относительном порядке — «чувствовал себя удовлетворительно». Проводил встречи, выступал. Андропов приободрился и в июне 1974 года при личной встрече заявил Чазову: «Вы зря беспокоились о Брежневе. Все ваши страхи напрасны, он активно работает, заслуженно пользуется авторитетом. Никто не обсуждает проблем его здоровья. Будем надеяться, что все самое тяжелое уже позади»[1186].
Оказалось не так. Через месяц, в июле 1974 года, накануне визита в Польшу, лечащий врач, посетив Брежнева на даче, застал его в астеническом состоянии. Все повторялось[1187]. «В самом конце 1974 года, — пишет Чазов, — Брежнев перестал обращать внимание на наши рекомендации, не стесняясь, под любым предлогом, стал принимать сильнодействующие успокаивающие средства, которыми его снабжала Н. и некоторые его друзья»[1188].
Уже трудно было скрыть истинное состояние Брежнева. Перелом в его физическом состоянии и потерю работоспособности заметили все, кто с ним соприкасался: «Леонид Ильич с 1974 года стал сильно сдавать и уже не мог вникать во все вопросы»[1189]. Георгий Корниенко пишет: «С тех пор вести содержательную беседу он был не в состоянии, если не считать зачтение им вступительного слова по заранее заготовленному тексту. Не выручали его и делавшиеся на все случаи письменные заготовки»[1190].
А сам Брежнев, потеряв способность к критическому восприятию своих поступков, перестал обращать внимание на реакцию окружающих. Он не только усаживал в Завидове в присутствии Подгорного и Полянского Нину Коровякову за стол, но и обсуждал при ней государственные проблемы[1191]. Полянский даже пытался выразить робкое возмущение по этому поводу, но только разозлил Брежнева. Через полгода он выбыл из Политбюро. Тихо, без шума — его просто не избрали туда на пленуме после съезда в марте 1976 года. А еще через год, в мае 1977 года, и Подгорного неожиданно для него самого прямо на пленуме ЦК вывели из Политбюро на пенсию. Брежнев помнил обиды.
Вообще-то и до Коровяковой Брежнев мог посадить за товарищеский стол какую-нибудь приглянувшуюся ему красотку. Петр Шелест описал такую сценку, случившуюся в сентябре 1971 года (Брежнев пригласил его на утиную охоту в Завидово, вместе с ним были Подгорный, Гречко, Машеров, Полянский и Демичев): «После первого дня охоты, вечером, когда за столом изрядно выпили, Брежнев пригласил к столу какую-то девку — все время лизался с ней и буквально распустил слюни, а затем исчез с ней на всю ночь. На второй день охоты Брежнев взял к себе в лодку свою ночную спутницу. Подобные “эксперименты” он повторял каждый раз, на любой охоте»[1192]. Вряд ли тогда Шелест высказывал Брежневу свое неодобрение, но, наверное, выдал себя взглядом или жестом. Шелеста в мае 1972 года сняли с поста первого секретаря ЦК КП Украины, в апреле 1973 года вывели из Политбюро и отправили на пенсию. В Киеве шутили: «Знаете, зачем в городе деревья подрезали? — А чтоб не шелестели!».
Пострадал, и пишут, что «не без участия» Коровяковой, многолетний помощник Брежнева Георгий Цуканов[1193]. Брежнев оставил его помощником, но отдалил от себя. Проявилось это просто и наглядно — стал «меньше вхож» и отселили подальше от кабинета шефа: «В результате какой-то интриги, где были задеты личные чувства Брежнева, он потерял свое место первого помощника. Его переместили из кабинета, что был напротив брежневского, на шестой этаж, где он получил комнатку, обставленную жалкой мебелью дотошными работниками Управления делами ЦК»[1194].
Перед поездкой в Хельсинки Брежнев находился в состоянии мышечной астении и депрессии. Андропов переживал. Разработанный «план дезинформации общественного мнения в отношении здоровья Брежнева рушился»[1195]. Но так или иначе, на совещании в Хельсинки с 30 июля по 1 августа 1975 года Брежнев как-то продержался. Конечно, рядом с ним были врачи, и Чазов прилагал все усилия для поддержания активности лидера.
Вернувшись в Москву, Брежнев тут же улетел в Крым к себе на дачу в Нижнюю Ореанду. Опять принимал успокаивающие средства и в результате «астения, депрессия, нарастающая мышечная слабость, доходящая до прострации»[1196]. Врачи ничего не могли сделать. Андропов сам отправился в Крым, чтобы увидеть все своими глазами. Вернулся Андропов в удрученном состоянии и согласился с Чазовым, что следует проинформировать Политбюро. Но не официальной бумагой, а менее формально и не всех. Андропов вызвался сам поговорить лишь с Сусловым[1197].
Нарастало напряжение и в рядах Политбюро. Андропов поговорил о здоровье Брежнева с Сусловым, но тот был весьма недоволен, не желал включаться в дело и портить отношения с Брежневым. А вот Подгорный проявил большой интерес к здоровью Брежнева. Но Чазова расспрашивать не стал, а сам отправился в больницу, когда Брежнева туда положили после возвращения из Крыма. Несмотря на долгие препирательства и угрозы, Чазов не пустил Подгорного в палату[1198]. Но это было как раз именно то, что пугало Андропова. Ситуация выходила из-под контроля.
Теперь уже было, о чем серьезно тревожиться:
«“Что же делать? — не раз спрашивал Андропов, обращаясь больше к самому себе. — Подгорный может рваться к власти”. Политически наивный, не разбирающийся в иерархии руководства, во внутренних пружинах, управляющих Политбюро, я совершенно искренне, не задумываясь, заметил: “Юрий Владимирович, но почему обязательно Подгорный? Неужели не может быть другой руководитель — вот вы, например?” “Больше никогда и нигде об этом не говорите, еще подумают, что это исходит от меня, — ответил Андропов. — Есть Суслов, есть Подгорный, есть Косыгин, есть Кириленко. Нам надо думать об одном: как поднимать Брежнева. Остается одно — собрать весь материал с разговорами и мнениями о его болезни, недееспособности, возможной замене. При всей своей апатии лишаться поста лидера партии и государства он не захочет, и на этой политической амбиции надо сыграть”»[1199].
Ю.В. Андропов и М.С. Горбачев
1970-е
[РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 109]
И действительно, Брежнева вдруг проняло. Он приободрился, заговорил о предстоящем съезде, был готов выполнять условия Чазова и согласился уехать на время подготовки к съезду в Завидово и ограничить круг общения. Главное, что удалось Андропову и Чазову — они удалили из Завидово медсестру Коровякову. Публично, при многочисленной охране в присутствии Чазова, Брежневу устроили короткое прощание с медсестрой, не дав ей сказать ничего личного, не то Брежнев расчувствуется и все пойдет прахом. Но все прошло гладко. Как вспоминал лечащий врач Брежнева: «Расставание далось Брежневу тяжело. Страдал, тосковал, спрашивал про Нину. Потом как-то быстро состарился»[1200].
