Публичные неумеренные восхваления Брежнева стали нормой в 1970-е годы. И Андропов не отставал от других членов Политбюро. Но даже в узком кругу, в камерной обстановке, где все свои, он оставался почтительно подобострастным. «В 1980 году на торжественной юбилейной встрече при весьма ограниченном составе участников, при “своих”, Андропов предложил тост, в котором, в частности, сказал: “Это великое счастье, товарищи, что партию нашу и государство возглавляет Леонид Ильич Брежнев”»[1169].
Казалось бы, ну зачем? Но это только на первый взгляд выглядит абсурдно. А если среди присутствующих та самая брежневская троица — Цвигун, Цинев и Алидин. Они-то члены Коллегии КГБ доложат наверх непременно все, что услышат в стенах КГБ. Да, Андропов играл свою роль исправно и истово. Была ли у него возможность быть собой? На окружающих Андропов производил впечатление человека «застегнутого на все пуговицы». Свои политические амбиции тщательно скрывал.
Некоторые мемуаристы, греша против истины, изображают Андропова чуть ли не как скрытого критика неумеренных восхвалений Брежнева. Например, Бобков утверждает, что Андропов уклонился от участия в обсуждении мемуарных книг Брежнева, разумеется, не им написанных. Бобков свидетельствует: «Андропов не пошел на общекомитетскую конференцию по обязательному обсуждению этих произведений — не захотел принимать участия в явном лицедействе»[1170]. Ну конечно! А между тем Андропов 1 августа 1978 года выступил в 1-м Главном управлении КГБ на теоретической конференции по книгам Л.И. Брежнева «Малая земля» и «Возрождение»[1171].
Андропов был «крайне осторожен и свое мнение по многим вопросам высказывал лишь в узком кругу, да и то не с полной откровенностью»[1172]. Всю жизнь проведя в «аппарате» среди соглядатаев и доброхотов, он многое впитал, многому выучился. «Во всем его облике проглядывала суровость большевика, прошедшего выучку в сталинской аппаратной школе, сумевшего выжить в передрягах закулисных сражений…», приспособиться, «сохранив свою индивидуальность и одновременно приверженность старым представлениям о мире»[1173].
Николай Егорычев так характеризует Андропова и его взгляды: «Еще в первой половине 1960-х годов у меня сложились с Андроповым доверительные отношения. Он неординарно оценивал общественно-политическое развитие в нашей стране и в других странах, объявивших о том, что они пошли по пути социализма. Человек он был умный, думающий. Хрущев полностью ему доверял. Правда, его убеждения и его официальная позиция не совпадали, но он так себя вел, что в руководстве ЦК об этом не догадывались. Он умел глубоко прятать свои убеждения, хотя, по моему мнению, и не отказывался от них, надеясь на то, что придет время, когда он сможет себя проявить»[1174].
Что же получается — правы те авторы и мемуаристы, которые изображают Андропова «человеком с двойным дном»? А может быть все гораздо проще, и убеждения Андропова менялись со сменой партийного курса и преобладающих веяний? Как бы то ни было, в мемуарах соратников Андропова гораздо больше свидетельств «идейной стойкости» и «коммунистической убежденности», чем намеков на его двойственность.
Андропов понимал, что его мечты вернуться на работу в ЦК могут быть реализованы только в случае благорасположения Брежнева. Он много общался с руководителем кремлевской медицины Евгением Чазовым и всячески беспокоился о здоровье генсека. Беспокоился и кандидат в члены Политбюро Дмитрий Устинов, который еще только ожидал, когда его, наконец, введут в Политбюро. Он обратился к Чазову: «Евгений Иванович, обстановка становится сложной. Вы должны использовать все, что есть в медицине, чтобы поставить Леонида Ильича на ноги. Вам с Юрием Владимировичем надо продумать и всю тактику подготовки его к съезду партии. Я, в свою очередь, постараюсь на него воздействовать»[1175].
Случись что с Брежневым, и расклад сил в Политбюро был бы не в пользу Андропова. У него было несколько сильных недоброжелателей. Как пишет Чазов, «Андропов, достигнув вершин власти, только что войдя в состав Политбюро, не хочет рисковать своим положением. С другой стороны, он представлял четко, что быть могущественным Андроповым, и даже вообще быть в Политбюро, он может только при руководстве Брежнева»[1176].
Н.А. Коровякова и Л.И. Брежнев
[Из открытых источников]
Начиная с весны 1973 года, вспоминает Чазов, у Брежнева начали появляться периоды слабости функции центральной нервной системы, сопровождавшиеся бессонницей. Брежнев стал активно принимать успокаивающие и снотворные средства. Его окружение, желая помочь, щедро снабжало его таблетками. Каждый предлагал свой рецепт лечения. Чазов пишет, что роковую роль сыграла личная медсестра Брежнева[1177].
Личной медсестрой Брежнева с 1973 по 1975 год была Нина Коровякова[1178]. Она пользовалась расположением генсека. В результате получила трехкомнатную квартиру в одном из домов ЦК КПСС, материальное благополучие и «быстрый взлет от капитана до генерала ее недалекого во всех отношениях мужа»[1179]. Лечащий врач Брежнева передоверил Коровяковой лекарственную терапию, и она, «используя слабость Брежнева, особенно периоды апатии и бессонницы, когда он нуждался в лекарственных средствах, фактически отстранила врача от наблюдения за ним»[1180]. Чазов прямо пишет о «пагубном влиянии» Коровяковой на Брежнева, «ускоряющем его деградацию»[1181].
Андропов и Чазов хорошо понимали, что нужно сделать: воздействовать на Брежнева, чтобы он вернулся к прежнему режиму, принимал успокаивающие средства только под контролем врачей и удалить Коровякову из его окружения. А это было непросто. Андропов уже пытался поговорить с Брежневым о Коровяковой, точнее, о ее муже — офицере-пограничнике, работавшем на Лубянке и хваставшемся в своем окружении об особых отношениях его жены с генсеком. Брежнев ответил Андропову: «Знаешь Юрий, это моя проблема, и я прошу больше ее никогда не затрагивать»[1182].
В конце лета 1973 года Андропов откровенно обрисовал Чазову обстановку. Он не был готов информировать Политбюро о серьезных проблемах со здоровьем Брежнева, опасаясь, что это активизирует борьбу за власть, да и вообще будет понято не как забота о здоровье лидера, а как интрига. Андропов в этом разговоре перечислил всех, кто мог бы претендовать на власть: «Тот же Шелепин, хотя и перестал претендовать на роль лидера, но потенциально опасен. Кто еще? — размышлял Андропов. — Суслов вряд ли будет ввязываться в эту борьбу за власть. Во всех случаях он всегда будет поддерживать Брежнева. Во-первых, он уже стар, его устраивает Брежнев, тем более Брежнев со своими слабостями. Сегодня Суслов для Брежнева, который слабо разбирается в проблемах идеологии, непререкаемый авторитет в этой области, и ему даны большие полномочия. Брежнев очень боится Косыгина, признанного народом, талантливого организатора. Этого у него не отнимешь. Но он не борец за власть. Так что основная фигура — Подгорный. Это ограниченная личность, но с большими политическими амбициями. Такие люди опасны. У них отсутствует критическое отношение к своим возможностям. Кроме того, Подгорный пользуется поддержкой определенной части партийных руководителей, таких же по характеру и стилю, как он сам. Не исключено, что и Кириленко может включиться в эту борьбу. Так что, видите, претенденты есть. Вот почему для спокойствия страны и партии, для благополучия народа нам надо сейчас молчать и, более того, постараться скрывать недостатки Брежнева»[1183].
