Партийный аппарат был злопамятен и мстителен. То, с чем Солженицын вошел в большую литературу, то, что моментально составило ему всемирную славу, в партийной верхушке на дух не переносили. «Лагерная тема», — презрительно говорили большие начальники. И с еще большим негодованием они вспоминали о Хрущеве, разрешившим и настоявшем на публикации «Одного дня Ивана Денисовича».

Да, разрешил и настоял. Более того, на большой встрече с писателями руководитель страны публично высказал свое одобрение и дал высокую «партийную оценку». В выступлении 8 марта 1963 года Хрущев, касаясь времен культа личности Сталина, сказал: «Появились произведения, в которых правдиво, с партийных позиций оценивается советская действительность тех лет. Можно было бы привести как пример поэму А. Твардовского “За далью — даль”, повесть А. Солженицына “Один день Ивана Денисовича”, некоторые стихи Е. Евтушенко, кинофильм Г. Чухрая “Чистое небо” и другие произведения.

Партия поддерживает подлинно правдивые художественные произведения, каких бы отрицательных сторон жизни они ни касались, если они помогают народу в его борьбе за новое общество, сплачивают и укрепляют его силы»[909].

В апреле 1964 года Солженицыну чуть было не вручили Ленинскую премию. Выдвинули, но вовремя одумались. Уже тогда интриги партаппарата и «охранителей» против писателя набирали силу. Переворот октября 1964 года обесценил все высказывания и оценки Хрущева. Сборники его статей и речей из системы партийной пропаганды и учебы исчезли, их изъяли из библиотек. Задули иные ветры. В народе гуляла фраза, приписываемая Суслову: «Хватит мусолить наши недостатки».

Итак, писатель есть, а публиковаться ему не дают. Более того, в печати развернулась критика опубликованных произведений Солженицына. Пока еще литературная, но с явным политическим подтекстом. А в отношении Солженицына с разных трибун зазвучала и клевета, дескать, при Сталине «сидел за дело».

В июле 1965 года секретарь ЦК Петр Демичев, отвечавший за идеологическую работу, пожелал побеседовать с писателем Александром Солженицыным. Беседа была насыщенной и долгой. Демичев в порыве откровенности жаловался: «Несмотря на наши успехи, у нас тяжелое положение. Мы должны вести борьбу не только внешнюю, но и внутреннюю. У молодежи — нигилизм, критиканство, а некоторые деятели только и толкают ее туда»[910]. И Демичев четко изложил, прямо по пунктам, чего не хочет партия видеть в произведениях: «1) пессимизма; 2) очернительства; 3) тайных стрел»[911].

В ходе встречи Демичев потеплел. На замечание Солженицына о том, что для охвата «лагерной темы» хорошо бы написать еще одну книгу, но не знает, нужно ли, Демичев тут же живо откликнулся: «Не нужно! Не нужно больше о лагере! Это тяжело и неприятно»[912].

Для писателя все осложнилось, когда рукописи его неопубликованных произведений были изъяты у его друга Теуша при обыске в сентябре 1965 года[913]. Для ЦК КПСС была составлена подробная аннотация рукописей Солженицына с самыми «ударными» цитатами, да такими, что неизбежно напрашивался вывод — автор настроен антисоветски. Под аннотацией подписались заместитель начальника 2-го главка КГБ Филипп Бобков и его подчиненный — старший оперуполномоченный того же главка Владимир Струнин. Вот где сидели опытные литературоведы. Все это было направлено членам Президиума и секретарям ЦК для прочтения. Андропов это прочел и свой автограф оставил[914].

18 июля 1967 года на заседании Секретариата ЦК рассматривали вопрос «О поведении и взглядах Солженицына». В основе обсуждения — записка отдела культуры ЦК КПСС от 13 июля. Да, КГБ пока еще взглядами писателя интересуется недостаточно, пробелы восполняет ЦК. Демичев предложил составить письмо для информирования местных партийных организаций, имея в виду, что зарубежное радио много и подробно рассказывает о писателе и его общественной активности. То есть ориентировать партийный актив на аргументированный отпор. Кириленко был против — пусть Союз писателей разберет его поведение. Демичев настаивал: «Солженицын известная фигура. Мы не можем положиться на то, чтобы поручить Секретариату Союза писателей дать соответствующую информацию по этому вопросу. Может быть, как-то все же следует проинформировать партийный актив»[915]. Устинов тоже возражал, полагая, что «не нужно заострять внимание», «получится не так, как мы бы хотели». Суслов подвел итог — поручить Союзу писателей ускорить рассмотрение «всех вопросов, связанных с поведением Солженицына, и дать принципиальную оценку»[916].

А.П. Кириленко и А.Н. Косыгин в аэропорту во Внукове

8 июля 1970

[РИА Новости]

После того, как членам Президиума ЦК стали ясны политические взгляды Солженицына, расправа с ним стала лишь вопросом времени. Последовали новые докладные записки о поведении и намерениях Солженицына. В 1969 году он был исключен из Союза писателей. А в 1970 году получил Нобелевскую премию по литературе. К этому времени ряд его произведений уже был опубликован за рубежом.

На заседаниях Политбюро время от времени говорили о Солженицыне. Когда 17 декабря 1969 года обсуждали вопрос о том, нужно ли давать к 90-летию со дня рождения Сталина статью в «Правде», мнения разделились. Брежнев склонялся к мысли пропустить юбилей: «…у нас сейчас все спокойно, все успокоились, вопросов нет в том плане, как они в свое время взбудоражили людей и задавались нам. Стоит ли нам вновь этот вопрос поднимать?»[917]. Другие члены Политбюро полагали необходимым дать статью, но, разумеется, «взвешенную», не без учета решений ХХ съезда.

Суслов высказался сразу после Брежнева и задал тон обсуждения: «…такую статью ждут в стране вообще, не говоря о том, что в Грузии особенно ждут». А далее развернул свою мысль: «Мне кажется, молчать совершенно сейчас нельзя. Будет расценено неправильно, скажут, что ЦК боится высказать открыто свое мнение по этому вопросу. На мой взгляд, тот вариант статьи, который разослан, в целом подходящий. Он говорит и о положительной работе Сталина, и о его ошибках. Говорится это в соответствии с известным решением ЦК КПСС. Если что-либо нужно привести в соответствие с этим решением, нужно об этом подумать. Я думаю, что нас правильно поймут все, в том числе и интеллигенция, о которой здесь некоторые товарищи упоминали. Неправильно могут понять Солженицын и ему подобные, а здоровая часть интеллигенции (а ее большинство) поймет правильно. Нам не нужно обелять Сталина. Сейчас в этом нет никакой нужды, но объективно, в соответствии с уже известным всем решением ЦК надо сказать»[918].

Докладная записка Ю.В. Андропова в ЦК КПССо распространении А.И. Солженицыным письма «Вот как мы живем»

23 июня 1970

[РГАНИ. Ф. 5. Оп. 62. Д. 83. Л. 277]

Против статьи высказался Подгорный. Напомнив о том, что большинство присутствующих выступали на съездах и публично критиковали Сталина, Подгорный заключил: «Если выступать со статьей в газете, то надо писать, кто погиб и сколько погибло от его рук. На мой взгляд, этого делать не нужно, а не делать — это будет неправильно. Сейчас все успокоились. Никто нас не тянет, чтобы мы выступали со статьей, никто не просит. Нас значительная часть интеллигенции не поймет. И, мне кажется, ничего кроме вреда, ничего эта статья не принесет»[919]. Когда Шелест не согласился и стал решительно настаивать на статье, Подгорный бросил реплику: «Тогда надо писать, если говоришь об истории, сколько им уничтожено было людей»[920]. И все же большинство присутствующих высказались за статью.