И в точном соответствии с пожеланием Андропова 5 сентября 1973 года была организована пресс-конференция для советских и иностранных журналистов. Якир и Красин выступили с саморазоблачением, осудив свою предыдущую правозащитную деятельность. Якиру был адресован вопрос о том, почему он на процессе, отказавшись от своих прежних утверждений и убеждений, назвал «выдумкой» советскую практику насильственного помещения в психбольницы настроенных оппозиционно граждан. Якир ответил: «Я действительно на процессе сделал такое заявление. Это было связано с тем, что я лично подписывал и составлял такие письма. Совершенно ясно, что принадлежность человека к категории психически больных может решить только врач, и не только врач, а компетентная медицинская комиссия. Убеждая, что здорового человека помещали в психиатрические больницы, мы заведомо занимались клеветой»[751].
Якир уверил журналистов, собравшихся в зале, что после отбытия наказания он не собирается «заниматься антисоветской деятельностью», добавив: «…я буду честно трудиться, как трудится весь многомилионный советский народ»[752].
Вот это было то, что нужно. Наглядно продемонстрировать всем бесперспективность борьбы с советской властью, показать, что власть всегда права и это признают даже те, кто ее раньше критиковал и с ней боролся. Главное — внести раскол и тем самым ослабить движение правозащитников. Это была убедительная победа Андропова и КГБ. И неважно, что пресс-конференция оставила тяжелый осадок у наблюдателей, сразу вспомнивших о знаменитых «Московских процессах» 1930-х годов, когда подсудимые каялись и клеймили сами себя. Аналогия так и напрашивалась. Проницательным людям все было ясно. Система КГБ, поставившая своей целью сломить волю людей к сопротивлению, не могла вызвать уважения. Только страх и ненависть.
Распространение по стране листовок и анонимных антисоветских документов было головной болью руководителей 5-го управления. На поиски крамольников бросались огромные силы, розыск велся годами. Достаточно отметить, что «распространение антисоветских листовок и анонимных писем было одним из самых массовых видов сознательной антисоветской агитации и пропаганды»[753]. Одна четверть всех надзорных производств прокуратуры по уголовным делам, возбужденным в КГБ, касается дел распространителей листовок и писем, критикующих власть[754].
Численный штат 7-го отдела 5-го управления, занимавшегося поиском распространителей крамолы, был одним из самых больших. При Сталине, разумеется, листовок и писем с критикой было не меньше. Это явление тайной активности особенно проявилось и стало расти после Большого террора 1937–1938 годов, когда под гнетом смертельного страха люди сомкнули уста. Высказываться открыто стало невозможно. И при Сталине искали, выявляли и ловили авторов листовок. Интересно сравнить карательные меры к пойманным.
В ноябре 1946 года Сталину, Молотову и Жданову сообщали из МГБ о том, что в 1946 году по Советскому Союзу значительно увеличилось распространение анонимных писем и антисоветских листовок с клеветой на руководство ВКП(б). Установлено 1714 авторов антисоветских документов и их сообщников, которые распространили 1565 анонимных писем и 5183 антисоветские листовки, из них арестовано 924, взято под агентурное наблюдение 552, опрошено и предупреждено 204 и направлено на принудительное лечение как душевнобольные 34 человека[755].
И вот в 1967 году установлено по Союзу 1198 человек изготовителей и распространителей анонимных антисоветских писем и листовок. Среди них 313 рабочих, 271 служащий, 88 студентов, 248 учащихся школ, 51 колхозник, 121 пенсионер, 106 лиц без определенных занятий. Из них 87 членов и кандидатов в члены КПСС, 256 комсомольцев. И относительно наказания: из общего числа установленных авторов привлечено к уголовной ответственности 114 человек (против 41 в 1966 году)[756].
Конечно, меры наказания при Андропове были мягче сталинских. В ход в основном шла профилактика, но не забывали и о «психушках». А наиболее «зловредных» распространителей листовок, конечно, сажали.
Докладная записка Ю.В. Андропова в ЦК КПСС об итогах работы по розыску авторов антисоветских анонимных документов за 1977 год
27 февраля 1978
[РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 462. Л. 55–57]
Докладная записка Ю.В. Андропова в ЦК КПСС об итогах работы по розыску авторов антисоветских анонимных документов за 1979 год
31 января 1980
[РГАНИ. Ф. 3. Оп. 80. Д. 462. Л. 91–92]
Если обратиться к статистике репрессий КГБ против советских граждан, то на первый взгляд она не выглядит ужасающей. Число привлеченных к уголовной ответственности с 1974 по 1986 год по обвинениям в «антисоветской агитации и пропаганде» (ст. 70 Уголовного кодекса РСФСР) колеблется от полутора десятков до полусотни ежегодно, арестовывали и судили наиболее видных представителей диссидентского движения[757]. Но впечатляет число лиц, подвергнутых органами КГБ так называемой профилактике. Если оперативные работники КГБ полагали, что для ареста и суда материалов недостаточно или они не слишком серьезны, принималось решение о профилактике, призванной оказать психологическое воздействие. Вызов в КГБ или иное присутственное место и строгая беседа — нечто среднее между отеческим внушением и запугиванием (пугали арестом, высылкой, увольнением с работы, исключением из института, призывом в армию и т. п.) — именовались на чекистском языке профилактикой.
В отчетных документах КГБ сообщалось, что профилактике подверглись лица, совершившие «политически вредные поступки» или в более точной формулировке — «политически вредные проступки, не содержащие преступного умысла»[758]. В основном речь шла о лицах, «имевших подозрительные связи с иностранцами и вынашивавших изменнические намерения», а также «допустивших политически вредные проявления»[759], то есть высказывания.
Решению о проведении профилактики в отношении того или иного фигуранта оперативной разработки КГБ предшествовал целый комплекс мероприятий: сперва заводилось дело по проверке сигнала о предосудительных или «враждебных» поступках и высказываниях (он поступал от агентуры или доверенных лиц КГБ); если сигнал подтверждался, заводилось «дело оперативной проверки» (ДОП). В этом деле собирались материалы слежки, донесения агентов, материалы, полученные с помощью оперативно-технических средств (подслушивание, перлюстрация корреспонденции), то есть документировалось поведение лица, допустившего «враждебный выпад» или «антисоветские высказывания», легализовались материалы, добытые агентурным путем, закреплялись доказательства (для возможности предъявить их в суде). Если накопленные материалы были серьезными «дело оперативной проверки» перерастало в «дело оперативной разработки» (ДОР). На стадии завершения дела принималось решение либо о привлечении к уголовной ответственности (или временной изоляции в психбольнице)[760], либо о применении профилактических мер.
