В.В. Федорчук

[Из открытых источников]

Когда мы говорим, что роль органов поднята, она поднята, конечно, усилиями всей нашей партии, всего нашего Центрального Комитета. Без них, как бы ни топырились, мы бы ничего не сделали. Только благодаря тому, что была такая поддержка мощная, благожелательная, так сказать, мы ее имеем. Поэтому служить верно, служить самоотверженно Центральному Комитету партии — это первейшая задача чекистов, и надо нам весь чекистский коллектив в этом духе воспитывать. (Аплодисменты.)

Центральный Комитет утвердил новым председателем Комитета Виталия Васильевича, хорошо вам известного. Я даже не сказал Федорчука, поскольку вы знаете, о ком речь идет. Я рад, что выбор пал на него. Это со всех сторон хорошо. Он поработал в военной контрразведке, поработал здесь, в центральном аппарате, по-моему, 12 лет поработал на Украине. Так что знает другую работу. Это — основание к тому, чтобы ему здесь продуктивно еще поработать. Конечно, я думаю, товарищи, что весь коллектив наш окажется вполне на высоте в том плане, чтобы помощь Виталию Васильевичу была обеспечена. Это очень важно.

Ю.В. Андропов на коллегии КГБ

Май 1982

[Из открытых источников]

Поэтому расстаемся мы так: с одной стороны — грустно, с другой стороны — нужно, но все-таки для коммунистов всегда на первом месте было нужно. Так и будем поступать. (Аплодисменты.)»[1511].

Речь как нельзя лучше характеризует образ мысли Андропова и его примитивные представления о действительности. Вот хотя бы как он говорит о диссидентах, явно искажая картину и выпячивая свои заслуги. Будто до его прихода в КГБ дело обстояло совсем плохо: «…все эти длинноволосые, всякие поэты-диссиденты и т. д. под влиянием всяких нелепых мыслей Хрущева активизировались, вышли на площади, а у нас в арсенале, понимаете, одна мера — арест. И больше ничего нет». Почему только арест? Андропов прекрасно знал, что и до него в КГБ основным методом борьбы с людьми, критикующими советский режим, была профилактика. И потом, почему все сводится лишь к «длинноволосым поэтам-диссидентам», как будто не было другой вполне последовательной и идейной оппозиции. Очевидно ведь, не все поэты — диссиденты и не каждый диссидент — поэт. И откуда эта победная и нескромная реляция: «А теперь вы знаете (не обо мне речь, а просто повод, видимо, и в связи со мной), говорят, что КГБ все-таки диссидентов напрочь и врагов разгромили». Конечно, личное участие и усилия Андропова трудно отрицать. Именно он обогатил опыт расправы с несогласными с принудительной госпитализацией в психбольницы. Нет, конечно, не сам придумал, было и до него. А вот он поставил это дело на широкую ногу, на поток.

Но главное, Андропов сумел сказать то, что непременно должно было дойти до ушей Брежнева. И сказал четко и внятно — он рад назначению Федорчука: «Я рад, что выбор пал на него». Но подтекст! И, кстати, сказано очень точно — как будто какой-то выбор, чей-то выбор, да и пал весьма неожиданно. И явная отстраненность самого Андропова от этого выбора. Да, точно — решение принял Брежнев.

На самом деле Андропов относился к Федорчуку отрицательно, но когда Брежнев напрямую спросил Андропова, кого он видит своим преемником, ушел от ответа, отговорившись: «Это вопрос Генерального секретаря». А когда Брежнев спросил его о Федорчуке, Андропов «возражать не стал и поддержал данную кандидатуру»[1512]. А ведь будь жив и здоров Цвигун, несомненно, Брежнев выбрал бы именно его в преемники Андропову на посту председателя КГБ. И в этом случае Андропов наверняка продемонстрировал бы одобрение и выразил бы радость по поводу «удачного выбора». Но не случилось.

На Старой площади

Переместившись с Лубянки на Старую площадь, Андропов занял кабинет Суслова. Просто и статусно! Только совсем непросто оказалось взять в руки бразды правления в Секретариате ЦК. Там заседания уже уверенно вел Черненко, а формального решения о поручении Андропову готовить и вести заседания Секретариата ЦК не было[1513]. Андропов решительно переломил ситуацию. Как пишет Горбачев:

«Обычно перед началом заседания секретари собирались в комнате, которую мы называли “предбанником”. Так было и на сей раз. Когда я вошел, Андропов был уже там. Выждав несколько минут, он внезапно поднялся с кресла и сказал:

— Ну что, собрались? Пора начинать.

Юрий Владимирович первым вошел в зал заседаний и сразу же сел на председательское место. Черненко, увидев это, как-то сразу сник и рухнул в кресло, стоявшее через стол напротив меня, буквально провалился в него. Так у нас на глазах произошел “внутренний переворот”»[1514].

В тот же вечер Андропов рассказал Горбачеву, откуда у него взялась решимость и что подтолкнуло к действию. Накануне ему позвонил Брежнев и спросил: «Для чего я тебя брал из КГБ и переводил в аппарат ЦК? Чтобы ты присутствовал при сем? Я брал тебя для того, чтобы ты руководил Секретариатом и курировал кадры. Почему ты этого не делаешь?»[1515].

Г.А. Воронов

1960-е

[Огонек. 1970]

Д.С. Полянский

1960-е

[Огонек. 1967]

П.Е. Шелест

1960-е

[Огонек. 1968]

В.В. Гришин

[Из открытых источников]

В новой для себя обстановке Андропов осторожничал и даже стал опасаться бывшего своего ведомства. В кабинете на Старой площади, где совсем недавно еще царил Суслов, Андропов чувствовал себя скованно: «Андропов некоторое время остерегался вести в нем, особенно вблизи телефонных аппаратов, разговоры, задевавшие персоналии. Он даже объяснил в доверительной беседе почему: со сменой председателя КГБ новые люди пришли в правительственную связь. Похоже, Андропов обладал кое-какими познаниями насчет возможностей, которыми располагала эта служба для негласного снятия информации»[1516].

Да, Андропов знал о возможностях своего ведомства. Но знал и то, что слежка за партийной номенклатурой и применение технических средств съема информации строго запрещены нормативными документами ЦК и КГБ. Тем более в здании ЦК! Но если сам стоишь на страже партийной законности, нет-нет, а где-нибудь да и нарушишь. Петр Шелест описывает случай, когда его телефонные переговоры с членами Политбюро Вороновым и Полянским стали известны Брежневу: «…мы все же не допускали, хотя и предполагали, что наши телефонные и другие разговоры везде прослушиваются»[1517].

Отдел КГБ, имевший номер 12 и штат больше, чем в иных управлениях КГБ, Андропов, будучи председателем КГБ, всегда курировал лично. Этот отдел был занят прослушиванием телефонов и помещений, работали в нем в основном женщины. Как-то Андропов жаловался Гришину: «У меня на прослушивании телефонных и просто разговоров сидят молодые девчата. Им очень трудно иногда слушать то, о чем говорят и что делается в домах людей. Ведь прослушивание ведется круглосуточно…»[1518].