Крупы спели яблоком.
Ох, вшей не простят головы шальные.
А когда завлекал —
Обещал дом облаком.
Эй, полоняне!
Кончено – свободны…
Возвращайтесь к очагам прежним.
Эй, полоняне!
День заснул холодным —
Только слёзы по щекам-лежням
бегут,
и желтеют травы,
пекут
душу угли славы.
Ночь…
Ох, замутил воду в быстрой речке.
А когда брал весло —
Струи бились светлыми.
Ох, жизнь просидел соколом на печке.
А когда херил зло —
Думал, в паре с ветрами.
Эй, полоняне!
С дурня спрос короткий.
Засыпайте боевые рвы.
Эй, полоняне,
Берегите глотки!
Облизнулись золотые львы —
стоят,
чтоб им пусто было, —
таят:
душу зазнобило.
Ночь…
Ох, не верьте мне,
Ох, не верьте мне —
Я не чище ворона,
Я не чище ворона.
Ох, занесли кони вороные.
А когда запрягал —
Крупы спели яблоком.
Ох, вшей не простят головы шальные.
А когда завлекал —
Обещал дом облаком —
Смотри! —
Трупы на щитах красных.
Смотри! —
Весело в лаптях грязных.
Смотри! —
Трупы на щитах грязных.
Смотри! —
Весело в лаптях красных.
Ох, не верьте мне….
Июнь 1987 г., Новосибирск
Останься здесь
Тобой уходило последнее лето
Без молитв – вдохом в никуда.
Взамен оставалась осень-калека.
Чахли рыжие узоры…
Ручьи вымерзали, леса вымирали.
Шут без крика щёки прокусил.
СОЛНЦЕ, ОСТАНЬСЯ ЗДЕСЬ!
Там, где треском лопнула рогатина дорог.
Там, где небо дрогнуло – не твой ли, парень, срок?
Где рассветы выдохлись раскладам вопреки —
Витязи костьми легли.
Там, где ветер вылизал гранит седых гольцов,
Там, где месяц вырезал ватаги удальцов,
Где рога не вспомнили несметные стада —
Отплясал черт босиком, сунул в рот повесе ком
Стыда.
Где пугает радуга отряженных решать,
Где уродов радует неследственный лишай,
Там, где воля Мстителя проклятье навлекла —
Сокол износил крыла.
Плыть вниз
мутной рекой.
Срыть сны
утлой клюкой.
Мерить трясину дном,
Мели крестить нутром
Вместе с тобой,
Только с тобой
Вдвоём…
ОСТАНЬСЯ ЗДЕСЬ!
Лето 1987 г., Новосибирск
Вольница
Вспомни – бредил
Запорожской Сечью,
Вспомни…
Ковш горилки крепкой,
Звонкие бандуры,
Песни до утра,
Пока льются пули.
Вспомни! Бредил
Запорожской Сечью!
Вспомни!
Буйный оселедец,
Други боевые…
Струги скорые,
Шеи голые —
Воля!
Наша Вольница без одежд пришла
В край, где верили, где варили всласть.
Скорые до рук, до расправ-услад,
Локти выголив, порезвились всласть.
Наша Вольница болью корчилась,
Шарил грудь свинец, шею сук искал.
Выкормыши бед тенью Кормчего
Шабаш правили в долгих сумерках.
Нашу Вольницу Ветер выплюнул,
Отрыгнул Огонь прелым порохом.
Выструнили псов гимны выть в плену, —
Не изранить жуть нервным сполохом.
Чох![12]
Наша Вольница бьёт поклоны лбом,
Колья рабские вбиты молотом,
Крылья дерзкие срезаны серпом,
Горло стянуто тесным воротом.
Наша Вольница зарешёчена,
Меченых аркан в темноте настиг, —
Кость щербатая, кнут-пощёчина,
Стражи верные безмятежности.
Нашу Вольницу Ливень выхлестал,
Отрезвила хмарь тёплой водкою,
Выцвели шелка хором выкрестов[13],
Вехи топлены липкой рвотою.
Чох!
Наша Вольница без одежд пришла,
Наша Вольница болью корчилась,
Наша Вольница бьёт поклоны лбом,
Наша Вольница зарешёчена…
…Ястребы арканов,
Холод ятаганов…
Лето – осень 1987 г., Забайкалье, Новосибирск
Сентябрь
Сентябрь раздел яблони,
Зашёлся дождём едким.
Простуженный день я бранил —
Не чувствовал рот метки.
Дорогу кромсал тропами,
В застолье водой грезил.
Цеплял облака стропами,
Крестился серпом лезвий.
Измену глотал хлопьями,
Грехи доверял лупам.
В бессилии тряс копьями,
Глаза закрывал трупам.
И липла молва стружками,
Слова рваных губ бог крал.
Глотавших меня кружками,
Последний поэт проклял.
Сентябрь раздел яблони,
Достатком забил вёдра.
Когда в череп твой я проник —
Убит был рукой твёрдой.
Август 1987 г., Забайкалье
Метельщик
В пыль бросались из тесных гнёзд,
Рот венчали отметиной,
В сердце каждый занозы нёс,
Чаща выгдышей[14] встретила.
Лес валили с матерщиной
В мокрый вечер, в безлуние,
По рецепту Метельщика
Баню ставили – унию[15].
Воду грели студёную,
Камни-груди калили в мел.
В полночь грянули тёмную —
В полночь каждый дерзать посмел.
Паром шкурили лёгкие,
Щёки драли от плесени,
Жгли горб веники хлёсткие,
Распрямлялись болезные!
Кто дерзнул прорвать запруды!
Кто взбурлил сугроб нутра!
Бубен вымытых сгрудил в круг
Покориться табу костра.
В узел сбились поводья рук —
Клятву принял навар котла.
Локти гнули объятьями,
Вены с хохотом резали.
Утро встретили братьями,
Утро встретили трезвыми.
Кто не хотел быдлом подыхать!
Ох, неуютно на родной земле —
Под утренним Солнцем.
Ноябрь 1987 г., Новосибирск
Мы с тобой
Мы с тобой не дождёмся разгула весны,
Не увидим высокого неба.
Не вдохнут пьяный воздух калеки-сыны,
Не черпнут в пир шеломами[16] Днепр.
Добровольно изгонимся в скиты-кусты
Удавиться в петле вакханалий.
И потомки в могильные плюнут кресты,
Мёртвых вырядят в маски каналий.
Канем в проруби лет без помин, без кутьи —
Онемеют свидетели разом.
Разровняет могилы бульдозер судьи,
Не смутит слеза улово[17] глаза.
Чередой зубы выпадут с прелой десны,
Не вонзятся в круг тёплого хлеба.
Мы с тобой сгинем ржой у порога весны —
Закоптив дно тяжёлого Неба.
Январь 1988 г., Новосибирск
Порог сорока
Меняя имена,
Одни и те же устремляются в легенду.
В любые времена
До слёз похожие, стартуют к облакам,
Униженной, истерзанной Земле
Сердца сдают в аренду.
Спасительным дождём
Одни и те же льют в широкие ладони.
Крылатый мозг рождён
Окрасить сумерки, раздвинуть берега.
И соколом пронзает небо крик —
И в рабском мясе тонет!
