Кабы не сломался тогда.

Надо было не писать мелом,

Не гореть звездою на час.

Чёрным сразу быть или белым,

Чтобы не метаться сейчас.

Осень 1986 г., Новосибирск

Сладко петь

Мне бы сладко петь:

Не реветь, не хрипеть,

Малевать закаты и зори.

Заиметь гибкий нюх,

Ублажать тонкий слух,

Не тревожить рубцы и мозоли.

Мне б гордыню смирить,

Корни испепелить, —

Потакать разнузданной дряни.

Сунуть уши под плеть

И душой умереть, —

В кулаки не сжать

Сильные длани.

Эх, мне бы тихо прожить,

Рот песком заложить,

Заковать разум в звоны-вериги.

Молча слюни глотать,

Да всё прорехи латать, —

Не совать нос в крамольные книги.

Ноябрь 1986 г., Новосибирск

Ранним утром

(Колыбельная сыну)

Ранним утром я отправлюсь

В дальнюю дорогу.

Ранним утром я оставлю

Душную берлогу.

Горсть тумана проглочу,

Вольно грудь расправлю,

Цепкий страх немых ночей

В зареве расплавлю.

Ранним утром в пыль стряхну

Ржавые оковы.

Ранним утром в явь шагну —

К горизонтам новым.

Воплем горло разорву,

Зло сверкну очами,

Захлебнусь в тугом Ветру

Ярыми речами.

Ранним утром по полю

Поспешу в рассветы.

Из острогов вызволю

Прадедов заветы.

Под знамёна соберу

Ясные зеницы,

Тех, кого клещами жгли

Мокрые темницы.

Ранним утром в топоте

Выгнутся равнины.

Ранним утром в рокоте

Затрещат теснины.

Надоело дёргать мозг

Робкими стихами,

Надоело битым быть

Злыми батогами.

Други-братья, время цвесть

Боевому стягу!

Время – через тьму пронесть

Нашу к Солнцу тягу!

Точит зубы, скалит пасть

Лютых псов орава.

С ними насмерть бой держать

Внукам Святослава!

Ноябрь 1986 г., Новосибирск

Сибирский марш

Шпоры впились в бока,

Слышны крики: «В галоп!»

Закусив удила,

Под бичи ставим лоб.

Горб растёт с каждым днём,

На лице след ярма.

Разглядел бы надежду в глазах

Легендарный Ермак.

За стеною – стена,

За бедою – беда.

А сдыхать не дают —

Вот твоя лебеда.

Роль довеска калечит

Хуже всяких цепей.

Ересь треплет мозги от Оби

До Аргунских степей.

Говорят – когда плачешь,

То легче терпеть.

Ну, а коли нет слёз,

Путь один – надо петь.

Связки стянуты в узел,

От бессилия пьём.

Но сомнения – стоит ли жить? —

Не колеблясь, убьём.

Наша матерь – Сибирь,

А Урал нам отец.

Здесь зубами скрипят,

Когда мёдом льёт льстец.

Десна кровоточат,

В пыль истёрлись клыки.

Гнев лишает сна

Затхлых берлог, —

Мы точим штыки.

Нам пресытило тлеть.

Затрещали горбы.

Мы готовы гореть.

Скулы сводит: «В дыбы!»

В ваших силах

Умелой рукой пламя сбить.

Но когда умрут наши костры,

Вас станет знобить.

Породнил нас январь.

Ритуал был не нов.

Слышишь, брат, мы простились,

Чтоб свидеться вновь.

Мы пытаемся встать,

Не мешайте нам встать.

Вы сосали из нас

Столько лет,

Пришло время – отдать.

Февраль 1987 г., Новосибирск

Честное слово

Посвящение Джиму Моррисону

В городе Париже в начале июля

Я столкнулся с ним, когда играл в прятки.

Он рвал свои стихи, пил дешёвые виски

И плакал…

Его поджидала смерть – и он знал об этом.

Его лицо, изрытое траншеями сомнений,

Успокоилось, покрылось слоем мела.

Я спросил в упор: – Куда ты собрался?

Он шепнул: «…на небо», – и улыбнулся…

Честное слово! Честное слово!

В душном июле я запомнил, как он умирал.

От снов до вдохновения целая вечность —

Я трижды мог пропасть, пока её мерил, —

Звериное чутьё выручало в слепой дороге.

Я встретил могикан, для которых честь – табу,

И холёных фаворитов, что бесятся жиром.

У первых был внимательным учеником,

Вторым вгрызался в глотку дикой собакой.

Издёрганный молвой о распятой любви,

Израненный баграми языкастых пророков,

Я медленно ступал по дымящей земле

И мучился жаждой.

Может быть, мне просто повезло —

Воронью всему назло

Мне не дали сгинуть в прорве дней,

Помогли залечить раны.

По тропинкам узким и шальным,

По обрывам ледяным

К родникам живым провели меня

Мимо зоркой охраны.

Я припал к воде запёкшимся ртом

И жадно пил, глотая своё отраженье.

Да видно перебрал живительной влаги —

Меня начал бить озноб.

В памяти кипел раскалённый июль,

Париж не поперхнулся своею жертвой.

Я решил двигаться, чтобы согреться,

Я начал двигаться, чтобы согреться…

Честное слово! Честное слово!

Я не хочу умереть в ожидании Солнца!

Февраль 1987 г., Новосибирск

Вымыты дождём[11]

Вымыты дождём волосы,

Мечены огнём возгласы.

Пробована соль скулами,

Выплеснулась боль струнами.

С ясным месяцем под руку

Взглядом оживил гниль-труху.

Бросил в борозды семена,

Гордо проросли имена.

Да только Ветер в грудь,

Студёный Ветер…

Он за год постарел на десять лет,

Он Солнце застудил в сырых погребах,

Он скорбь захоронил в ядовитых хлебах.

Когда он проходил – ему смотрели вслед.

За год постарел на десять лет,

За год облетел родимый край.

Не хочешь – выбирай!

Не хочешь – выбирай!

Он за год постарел на десять лет.

Да только Ветер в грудь…

Всё тот же Ветер!

Мёртвым полем,

Гиблым полем

Чист и светел

свежий пепел —

Он ко мне пришёл.

Видно, суждено моей земле страдать,

Дурью задыхаться, пот и слёзы глотать,

Косы заплетать мором да гладом,

Язвы прикрывать Москвой – Ленинградом.

Княжеским холуям ставить сытые хоромы,

Черни выпекать коренные переломы.

С мясом вырывать языки храбрецам,

Ордена цеплять великим подлецам.

Видно, суждено моей земле страдать,

И что с нею будет – можно лишь гадать.

А пока во власти исторических моментов

Ворошить золу лихих экспериментов…

Вымыты дождём волосы,

Мечены огнём возгласы.

Мечены огнём возгласы,

Вымыты дождём волосы.

Апрель 1987 г., Новосибирск

Вышло наоборот

Думали, петь

вечно будем,

В низкой избе

уподобимся Будде —

Вышло наоборот.

Думали, рать

выступит следом,

Всех не сожрать —

разгорается лето —

Вышло наоборот…

Апрель 1987 г., Новосибирск

Полоняне

Эх, занесли кони вороные…

А когда запрягал —