– Эк тебя угораздило. Стряслось чего?

В горле у Андрейки пересохло от долгого бега. Вместо ответа он поперхнулся и закашлялся.

– Да погодь ты. Вишь, как зашелся.

Рябой протянул оплетенную ивовыми прутьями флягу парубку.

Настоянный малиновый квас продрал горло.

– Булгары пожаловали. К боярину Евпатию мне надобно немедля, – прохрипел парубок.

– Идем, – буркнул меченый.

На пороге избы он просунулся в дверь и тихо позвал:

– Игнатий…

Игнатий, стремянный боярина Евпатия, вышел сразу же.

– До боярина тут.

– Погоди. Гляну, не почивает ли боярин. Поздно уже.

Но Евпатий еще не спал. Вышел сам. Обернувшись к Игнатию, бросил:

– Демьяна покличь.

– Да тута я.

Встревоженный ночным шумом, в избу вошел Демьян. Рослый, годами не моложе боярина, он сурово посмотрел на парубка.

Евпатий кивнул:

– Сказывай, чего видел.

– Булгары на Мокше объявились. От Дадонова ручья я сюда поскакал, а Матюша приглядывать остался.

– Булгары ли?

– Они. У Матюши око наметано.

– Много?

– Да не более двух дюжин будет.

Евпатий повернулся к Демьяну:

– Подымай людей.

Расспрашивать дальше боярин не стал. Все было ясно. Булгары, надеясь пройти незамеченными, намеревались, как повелось, напасть на порубежные веси и уйти восвояси с добычей.

Все разошлись. Евпатий открыл волоковое оконце и выглянул на улицу. Погруженная в дремоту крепостица зашевелилась. Слышалось ржание коней. Он затворил окно. Игнатий неподвижно стоял у входа в горницу.

– Крепостица на тебя останется. Митяй со мной пойдет.

Стремянный вздохнул:

– Воля твоя, Евпатий Львович.

– Да не тужи. Пособи лучше бронь надеть.

Сборы были недолгими. И уже вскоре легкоконная полусотня рязанских воев выехала из крепости. Рядом с боярином на свежем коне скакал Андрейка.

…Всадники в островерхих шапках ехали молча. Наказ старшего был суров.

«Летние ночи коротки, а сторожевые заставы рязанского князя наставлены густо, – об этом Санчук помнил хорошо, – надо спешить». Давно он сам не ходил за добычей на другой берег Итиля[7], но время было женить сына. Став не последним воином, он так и не разбогател, как другие. Ехали сторожко. Проводник вел стороной от дорог, но на этот раз лихим добытчикам не удалось остаться незамеченными. Большое торговое селение Кнечь встретило булгар тишиной. Жители успели разбежаться по окрестным лесам. Когда, окружив селение, всадники с гиканьем устремились к домам, Санчук уже понимал, что добычи не будет и только удача теперь может помочь им уйти обратно. Еле сдерживая разгорячившегося коня, он нашел глазами проводника.

– Ты говорил, что селение будет богатым и добычи хватит на всех. – Взмах плети заставил проводника испуганно закрыться рукой, но конь Санчука заволновался сильнее, и он опустил плеть. Не всматриваясь в окружающие его недовольные лица, он крикнул:

– Айда, – и устремился прочь из селения, увлекая за собой всех.

Поднимаясь на бугор, Санчук обернулся назад. В отблесках восходящего солнца виднелся белесый столб дыма на недалекой возвышенности.

– У, шайтан, – процедил он сквозь зубы и, нахлестывая коня, пустился догонять остальных.

Как ни была велика тяга к ускользающей добыче, Санчук уводил всех обратно. И лишь к полудню остановил коня. Оглядев своих спутников, обратился к крепкому раскосому булгарину, не отстававшему от его удалого жеребца на своем гнедом весь день:

– Отсюда уходить будем в разные стороны. Одних поведу я, других ты, Асмат.

Несколько всадников повернули коней и быстро скрылись из глаз.

Солнце опускалось за верхушки деревьев, когда Санчук разрешил остановиться на отдых, чтобы под покровом ночи продолжить свой путь.

Утренняя дымка, окутавшая лес, начинала рассеиваться, когда полусотня княжеских воев остановилась у высокой неохватной сосны, раскинувшей свои почти высохшие ветви далеко вокруг себя. Сосна стояла особняком. Своим видом она внушала страх. Ни одно молодое деревце не приближалось к этому лесному чудовищу. Андрейка, всю дорогу находившийся рядом с боярином, сложил руки у рта. Негромкий крик лесной птицы раздался в тишине и затих. Неспешно из ближнего молодого сосняка показался верховой.

Матюша, проведший всю ночь без сна, добрался к оговоренному месту недавно. Усталость овладела им, и он едва не заснул, прислонившись к дереву. Зов враз согнал с него дремоту. Цепко вскочив на коня, он выехал на узкую лесную дорогу. Боярин смотрел на него строго:

– Приспал, что ли?

– Самую малость… Умаялся. Слава Богу, не разминулись.

– Чего скажешь?

– Да лиходеи, поди, уже в Кнечи, но я упредить поспел.

– Почем знаешь, что в Кнечи?

– Дело обычное промеж нас. С правильного места огонь да дым далече видать, – лукаво улыбнулся сторож.

Едва повернув голову к остановившемуся за ним вою, боярин тихо произнес:

– Митяя сюда.

Седовласый Митяй осторожной рысью приблизился к старшему.

– В дозор вперед пойдете с Андрейкой. Не ровен час и навстречу попадутся.

Митяй, не говоря ни слова, кивнул.

Солнце поднималось все выше, но в скрытой от солнечных лучей лесной чаще было полно мошкары. Стоило остановиться, и стаи мошек облепляли начинающих уставать коней. Дозорные же давно остановились на затененной лесной поляне. Кони трясли головами, обмахивались хвостами, пытаясь согнать надоедливых лесных тварей.

Пока Андрейка держал коней, Митяй то осторожно ступал по поляне, смотря себе под ноги, то опускался к самой земле.

Наконец подозвал парубка, показал на землю:

– Смотри, Андрейка! Тут они стояли.

– Што с того, што стояли, дядька Митяй? Постояли да дальше двинулись.

– Што? Да не што… Отсюда разошлись они… Сюды смотри. Одни следы поперек других ложатся. Значит, кто то по своим следам назад поскакал.

Малопомалу Андрейка разглядел в мешанине от конских копыт то, что Митяй увидел, только взглянув на покрытую мхом и опавшей прошлогодней хвоей землю.

– Давай по ихнему следу назад воротимся.

Спорой рысью всадники двинулись назад и остановились на берегу мелкой речонки, на которой чуть раньше поили коней.

Сквозь прозрачную воду виднелось илистое дно. Медленная вода не успела смыть отпечатки конских копыт.

– Верно, разошлись. Следы заметают лиходеи, уйти торопятся, – процедил сквозь зубы Митяй, – скачи до боярина.

Андрейка, пришпорив коня, спорой рысью быстро скрылся из глаз, а Митяй долго смотрел в бегущую воду, пытаясь еще что-то высмотреть на илистом дне.

Полуденный зной начинал проникать даже в лесную прохладу, когда княжеские вои выехали на берег. Митяй показал плетью все еще не смытые быстрой водой впадины от конских копыт, подъехавшему к нему боярину.

– Так што разошлись они, Евпатий Львович.

– И нам, значит, делиться придется… Тебе за этими, кто по ручью двинулся, со своим десятком идти, а мы за остальными гоняться не будем. К Мокше пойдем. Дорога у них обратно одна. Бог даст, и настигнем еще.

Не дожидаясь ответа, боярин крикнул остальным:

– Лошадей напоить сейчас. Боле остановки не будет.

Выслав вперед дозор, булгары ждали наступления темноты.

Чуткий серый жеребец тихонько заржал, чувствуя приближения всадников. Рука Санчука легла на рукоять сабли. Ожидая погони, воины схватились за оружие. Но это вернулись дозорные. Они наткнулись на небольшое селение неподалеку.

Добытчики ждали, что скажет старший. Вернуться ни с чем могли себе позволить немногие. И он решился…

Сидя верхом, Санчук смотрел, как отбивается невесть откуда взявшейся здоровенной головней простоволосая уруска от наседающего молодого воина. Пока тому не помог еще один. Вдвоем они скрутили бойкую девицу. А головня отлетела и тлела в стороне. Огонь начинал пожирать сухую траву, разгораясь пожаром…

Из-за густых сосновых ветвей на спокойную воду смотрели очи Евпатия Коловрата. Бывалый порубежный сторож Матюша, хорошо зная здешние места, вывел коротким путем отряд русичей к Мокше. Сторожа были расставлены. Оставалось ждать.