Не помнил, как суетливые слуги отмыли его, одели как господского сына, накормили до отвала.

Всё что он помнил – яркие, слишком родные, но незнакомые глаза того, кто представил его веснушчатым, забавным близняшкам, мальчишке и девчонке, как своего младшего брата. И их – старшего.

Все остальным он представил его ещё и как своего саи-ри, потерянного и найденного.

…Знать бы ещё, что это значило…

Тогда, в тот страшный день, Руни Ша И-Рии, сын служанки из клана Рии, исчез, чтобы на его место пришёл Руни Талэ, младший брат Драконьего Владыки.

Позже, многие годы спустя, в моменты отчаянья и безысходности, он позволял себе крамольную мысль – лучше бы он так и остался никем, но с живой и счастливой семьей, чем стал одним из тех высокородных господ, которым не суждено жить мирно.

Однако грех было жаловаться – по правде говоря, его господа всегда относились к Руни настороженно, по всей видимости, злясь, что в каком-то мальчишке было больше признаков, крови шесс'ен, чем в них, прямых потомках Мовэй.

Да, Рии сгубила их собственная гордыня, пусть проявляли её господа только по отношению к тем, кто был слабее, кто не мог за себя заступиться.

Перед сильными они всегда лебезили.

Впрочем, от Олэй это их не спасло…

Так или иначе, его, рождённого вне брака ребёнка, в большинстве своём игнорировали – если бы не опаска окружавших, его бы затравили, но, очевидно, все понимали, что его отцом должен был быть чистокровный шесс'ен, чтобы мальчик появился на свет таким, каким он, собственно, был.

В общем, семья Ша к нему относилась прохладно, а любви его матери, Рин Ша И-Рии, едва ли хватало – она словно бы каждый своим взглядом выискивала в его лице какие-то неведомые ему черты.

Высматривала в нём его неизвестного отца…?

Мать Руни была всегда печальна, и даже когда она улыбалась, глаза у неё оставались грустными – все понимали, что осталось ей недолго и сын был последним, что держало её среди живых.

Всё вышло так, как вышло.

Может, оно и к лучшему.

А'вэди говорил, что после смерти тела всякая душа перерождалась и приходила в мир уже с новым лицом и новым именем. Что его мать наверняка уже нашла тех, кто ей дорог, что она уже среди живых, просто ничего не помнила.

Это действительно утешало.

Не верить брату у Руни причин не было – Аран сделал для него слишком много хорошего, чтобы его можно было подозревать в злом умысле.

В любом случае, теперь у него была новая семья.

Все кланы потомков драконьего народа, ставшие вассалами Арана, приклонившие перед ним колени, посылали своих детей учиться у первого за долгие века настоящего шесс'ен, являвшегося сайши.

На А'Ксаане бушевали бесконечные междоусобные войны, королевства бывшей Империи грызлись между собой, и те шесс'ен относились с презрением и пренебрежением ко всем остальным, кто родился не под золотыми небесами.

Словно бы мир определял душу.

Да если бы…!

Потому изгнанники радовались, что наконец и у них появилась надежда вернуться домой. Не с позором, не с просить подаяния и милосердия, но брать принадлежавшее им по праву, гордо шагая за спиной своего Владыки вперед – в светлое будущее их темного народа…

Так или иначе, теперь у Руни и близнецов оказалось множество вэсие и шасие. И это не считая мастеров, учителей и старших адептов…! Постоянная оживленность на острове не давала впасть в уныние. Оно и к лучшему…

А близнецы, новоприобретенные брат и сестра, были отдельной темой для разговора. Как Руни понял, у них с а'вэди были разные матери, но все трое в большей степени внешностью своей пошли в отца. Магни, признаться, был полной копией Арана с поправкой на цвет волос. Мия же, переоденься она в мальчишечьи одежды, с лёгкостью притворилась бы братом, и только голубые глаза выдали бы её – у братьев они были зелёные.

Но, всё равно, в большей степени господа Талэ были похожи не внешне – какая-то странная внутренняя сила, сверкающее на дне зрачков знание, шлейф чего-то неведомого, но явно ощутимого щекотал нервы. Для своих всего девяти лет близнецы были поразительно умны, а понимали они точно гораздо больше, чем показывали.

Руни был старше своих и'вэди и и'шати на два года, и хотя в детской среде это весьма значительный срок, целая пятая часть жизни, в их случае это совершенно не ощущалось. Мия и Магни, строившиеся других детей и почему-то не воспринимавшиеся взрослыми, за исключением Арана, всерьез, быстро сошлись с новым братом, подружившись с ним и не давая тому слишком много копаться в себе, не оставляя даже шанса замкнуться и отгородиться от мира.

И как же Руни был им благодарен…

На самом деле, о своём а'вэди Руни слышал и раньше, ещё когда мать была жива. В конце концов, он был незаурядной личностью, вокруг которой постоянно витало множество слухов и тайн.

Никто не знал имени, данного ему при рождении.

Никто не знал, откуда он взялся и почему – именно теперь.

После Великой Охоты, когда истребили, казалось, последних драконов, и пугать ими непослушных детей уже особо не получалось, на роль страшилки нашёлся новый кандидат, чей образ для этого подходил как нельзя кстати.

Жуткая легенда для людей и лучик надежды для не отрекшихся от своих корней некогда изгнанных с родины шесс'ен.

Среди слуг клана Рии любили шептаться о том, кто столь дерзко взял себя имя одного из богов Тёмного Пантеона – стоило одной сплетне изжить себя, как ей на смену приходила новая. Что-то, а в бездеятельности его а'вэди обвинить было нельзя, он не давал о себе забывать.

Брат Дракона.

Истинный Наследник Талэ.

Повелитель Крылатых.

Алый Дракон.

В народе ему дали много прозвищ, и даже его ненавистники остерегались называть господина Талэ по личному имени в своих разговоров – никому не хотелось ненароком оскорбить могущественного Дха'авир.

Говорили – он мог мановением руки поднимать пламя до небес и обращать в пепел города.

Говорили – он мог убивать одним лишь своим пронзительным взглядом, жертва умирала от страха, не выдерживая этой силы.

Говорили – он был способен пронзать пространство, читать по зрачкам чужие души и даже заглядывать в прошлое.

Что только не приписывали Арану, всё больше наделяя его образ присущими божествам чертами, всё больше и больше смешивая смелого, дерзкого шесс'ен и Тёмного Высшего.

Быть может, беря это имя, он того и добивался.

Продуманно…

Так или иначе, о господине Талэ Руни слышал ещё до того, как познакомился с ним лично и, признаться, у него тоже сложилось впечатление, что это какой-то невероятно величественный, строгий и, наверное, почти богоподобный шесс'ен, рядом с которым даже ледианские короли чувствовали бы себя жалкими и малозначительными.

Мальчику так и представлялась эта высокая тёмная фигура с пылающей зеленью глаз, от которой чёрным ветром разносилась бы Тьма, которой тот был бы пропитан – с таким личным именем ничего иного и быть не могло.

Но, помимо всего этого, у мальчика возникали неясные ассоциации.

Наравне с темным образом возникал и иной, пусть всего на мгновения, но зато до странного ярко и отчётливо – смуглый и улыбчивый юноша, чьё лицо и плечи были усыпаны веснушками, в котором плескалась жажда свободы и справедливости.

А в другие моменты на том же лице – копоть и засохшая кровь, и слёзы в глазах, отчаяние и горе – в них же.

Те глаза, казалось, беззвучно кричали, но столь невыносимо, что, пожалуй, окажись это правдой, слухи о смертоносности взгляда Брата Дракона оказались бы даже слишком правдивы.

Столкнувшись с Араном в реальной жизни, Руни понял – собственно, именно такое, только более юное, лицо ему и представлялось.

Точность вымышленного образа, его излишнее совпадение с реальностью способны были ввести в ступор, но в тот момент Руни было не до размышлений на такие темы. Позже же ощущение, что какие-то вещи казались слишком знакомыми, стало настолько привычным, что он устал удивляться даже хоть сколько-то обращать на это внимание.