Как стая мотыльков крупные хлопья снега окружили меня на перекрестке. Я пришел сюда не случайно, и меня била легкая дрожь. Страх или стужа пробирали до костей? Длинная цепочка событий привела меня в полночь на это место — потеря близкого человека, безутешное горе, поход к старой ведьме, покупка талисмана. Сегодня такой день, когда можно все изменить — девятое декабря. Тайян, «День большого мира», больших изменений. Я убеждал себя, как мог, потому что ни на йоту не верил старой ведьме. Ей была нужна моя кровь, только и всего, она могла просто солгать.

Гладкий, вырезанный из желтоватой кости силуэт женщины, отполированный тысячью пальцев, холодил и без того озябшую руку. Когда налетевший вихрь закружился прямо передо мной, я бросил купленный за мою кровь талисман в самую его гущу.

Из снежного сонма вышла Юкки-онна. Я сразу ее узнал: девушка из снега и льда. Она станет той, которую я потерял. Ведь и снег, и лед пластичны и принимают любую форму.

Юкки-онна протянула ко мне белую ладонь и откинула вуаль с лица. Она была прекрасна, даже красивее Мицуко, и я вздохнул: мне не нужна была ослепительная красота, мне нужна была шероховатая кожа, родинка на левом виске, остриженные после болезни волосы, топорщившиеся поутру на затылке, крупные уши, которых так стеснялась Мицуко, рано появившаяся морщинка на лбу.

Я повел Юкки-онну в свой дом, за нами по пятам летел воющий ветер. Когда я толкнул дверь своей хижины, она вошла бесстрашно, и ветер умолк. Долго Юкки-онна бродила по холодным комнатам, трогая Сёдзи руками, оставляя повсюду мокрые следы. Когда мы легли с ней под утро, крепко сплетясь, ее ледяное дыхание обожгло меня изнутри, и я скоро забылся крепким сном.

Проснувшись, я сразу повернул к себе лицо Юкки-онны. Предсказание ведьмы сбылось, и талисман подействовал. Снова со мной была моя Мицуко: горячая, живая. На ее шее пульсировала голубая жилка. Я рассмеялся, но смех прозвучал звуком сорвавшейся с крыши сосульки. Мицуко с улыбкой поднесла к моему лицу осколок зеркала, и я увидел, что мои волосы белее молока. Медленно подняв руку, я заметил, что она словно покрыта инеем. В остывшей комнате не было видно пара моего дыхания. Я обнял Мицуко и прижал ее к себе, но она отбросила меня от своей хрупкой фигурки с невиданной силой. Я очутился на пороге собственной хижины. Мицуко легко вытолкнула меня наружу.

— Твоя кровь очень пригодилась, Арэта. Может быть, кто-то выкупит тебя у ледяной пустоты? Но это буду не я.

Ирэн Блейк

МУЖЧИНА В КОРИЧНЕВОМ КОСТЮМЕ

Все богатые в классе шептались и смотрели на нее, как на диво. И тут начиналось, кто на что горазд… Дылда. Бледная немощь. Тощая. Очкастая. Но больше всего Алина не любила, когда смеялись просто так, без причины. В столице раньше так было всегда на первое сентября. Вот и сейчас она ждала подобного здесь.

Переезжали они с мамой впервые — и новая школа тоже для Алины была впервые. Вот же зря понадеялась, что вдруг хоть в райцентре, подальше от столицы, у нее будет больше друзей.

Классная учительница Ангелина Павловна сразу вызвала ее к доске, чтобы Алина рассказала о себе, и сразу, точно специально, вышла за дверь.

Алина чувствовала, что краснеет. Разволновалась и забыла все, что собиралась сказать, как учила мама: «Скажи, что любишь рисовать, ходить в походы, помимо имени и фамилии, возраста и кем я работаю».

Алина сцепила руки перед собой. Вот с задних парт донеслись зловредные смешки. И неожиданно пухленькая белокурая девочка с первой парты выпалила:

— Зря ты сюда приехала!

— Почему? — переспросила Алина, и тут зашла учительница, снисходительно спрашивая: мол, познакомились?

«Какие молодцы!» — отпечаталось в искусственной улыбке.

Алине пришлось сесть на место, в первом ряду на последней парте. Рядом место пустовало. И, может, это к лучшему — подумала тогда, разглядывая кружащийся за окном ярко-желтый лист.

По дороге домой Алина не торопилась. Ну что ей делать в квартире? Разве что поесть и сразу за уроки. Никакого телевизора и фильмов. Мама работала на удаленке, закрываясь в спальне, где вместо дверей была шторка с голубым стеклярусом, который смешно шуршал и потрескивал, едва стоило задеть… Вот поэтому и шла медленно. Выдали учебники — и рюкзак за спиной был тяжелый. Воздух пах прелыми листьями и сырой водой в огромных лужах, которые местами приходилось перепрыгивать, иначе не обойти. А по проезжей части мама идти запретила.

Шнурки развязались, и Алина завернула к пустой остановке, с протекающей пластиковой крышей и единственной стеной позади. Пока завязывала, успела рассмотреть несколько объявлений о пропаже домашних животных, о пластиковых окнах в рассрочку на выгодных условиях, про скупку военных орденов и механических часов и истрепанную, едва различимую из-за сырости фотографию пропавшей девятилетней девочки. И сразу стало как-то не по себе, ведь ей тоже было девять. И тишина вокруг начала угрожающе давить, до озноба.

До дома Алина практически бежала — и, только оказавшись в подъезде, поняла, как запыхалась.

— Что случилось? — ласково спросила мама.

Алина разулась, повесила ветровку на вешалку и, намереваясь ответить, вдруг запнулась. Тоненькая, как тростинка, светловолосая мама казалась такой усталой, что жалко стало ее всякой ерундой нагружать.

— Все хорошо, — ответила Алина и направилась в ванную мыть руки.

Мама улучила минутку, и чтобы спросить за обедом, как дела в школе. Алина нашла в себе силы улыбнуться и сказать «нормально». Мама и так устала, работая на двух работах на удаленке каждый день, без выходных, чтобы потянуть кредит на их строящуюся квартиру. Они и уехали сюда, чтобы сэкономить на жилье, когда умерла бабушка. Ее дом в деревне давно продали, чтобы хватило на первый взнос за квартиру.

— Все вкусно. Спасибо мамочка, — поцеловала мать в щеку и, крепко обняв, направилась в зал делать уроки, решив, что потом почитает книжки, взятые из библиотеки, польет герань и купленный задешево маленький кактус и, как положено, в девять вечера отправится спать.

Ночью Алине снились кошмары. Кто-то преследовал ее, идущую в темноте после уроков. Она бежала все быстрее и быстрее, затем начала кричать, а ноги отказывались двигаться. Всхлипывая, она проснулась, как всегда, за пять минут до звонка будильника. В семь тридцать. Умылась и заварила кипятком кашу быстрого приготовления, с клубничным вкусом, залила кипятком пакетированный чай и намазала булку «нутеллой». Мама еще спала. А такой завтрак и, если надо, то еще яичницу Алина могла приготовить самостоятельно.

Собираясь в школу, Алина зевала, хотя чувствовала, что выспалась. «Во всем находи положительные стороны», — вспомнились слова мамы. До школы пятнадцать минут дороги, если идти спокойным шагом, никаких ранних подъемов и автобусов, как было раньше, и можно выспаться — это тоже очевидный плюс, что и отметила девятилетняя Алина и намеренно улыбнулась. Так тоже учила мама — нарочно задавать себе настроение.

По пути в школу рядом с ней шли и другие, незнакомые дети. Разных возрастов, они разговаривали и смеялись. Алина вздохнула, на мгновение позавидовав их общей дружеской радости… Гудели машины на трассе за стадионом. Школа впереди выглядела мрачной и старой. Светло-серый блеклый кирпич, длинное угловатое здание, окна хмурые — даже вопреки зажженному внутри свету.

— Меня Яной зовут… — представилась пухлая белокурая девочка на физкультуре, та, которая сказала, что Алина зря приехала. — Ты не обижайся, я ничего такого не имела виду. Просто сказала то, что сказала. — И ушла.

Когда бегали по залу, напугал мелкий мальчишка. Кажется, звали Женей — второй, кроме нее, в классе очкарик.

— Ты потеряла? — протянул резинку для волос.

Взялась за косичку: и вправду резинка соскочила.