– Блайз, оставь эту затею, – совладав с собой, выдавил я. – Ничего у тебя не выйдет.

Она покачала головой и зашагала прочь, безмятежно бросив напоследок:

– Запомни, я никогда не проигрываю.

По ночам дворец совершенно преображался. В главных коридорах еще кое-где горели свечи, но основным источником света служила луна. Сквозь панорамное окно за кронами деревьев угадывались далекие созвездия.

Я на цыпочках прокралась в галерею, расположенную в самой отдаленной части замка. Именно туда отец распорядился перенести самый великолепный портрет из всех, когда-либо виденных мной.

Убедившись, что вокруг ни души, я села на пол перед огромным изображением мамы. Ее лицо дышало красотой и умиротворением. Даже на холсте от нее веяло добротой. Наклон головы обещал простить все прегрешения. Улыбка согревала своим теплом.

Говорили, что я пошла в мать. Надеюсь, так и есть. Мне безумно хотелось походить на нее. Слыть искренней, отзывчивой и счастливой. Какой глубинный смысл таился в этих простых, незамысловатых эпитетах!

– Прости, что давно не заглядывала, – шепнула я. – Только не спрашивай почему. Ты не перенесешь правды.

На этот счет у меня не имелось ни малейших сомнений. События последних месяцев разбили бы маме сердце. Я думала, что выплакала все слезы, но рана еще не затянулась, и сейчас они ручьем хлынули по щекам.

Мама ведь не погибла? Она жива. Просто угодила в плен… или потеряла память. В книгах такое случается сплошь и рядом. Нельзя отчаиваться даже спустя три года. Настанет день, и мама вернется, прижмет меня к груди, как маленькую. Надо лишь надеяться и ждать.

Но иногда надежда ранит.

– Я обручилась. С Николасом. – Подаренное кольцо блеснуло в полумраке. Я ловила мамин умиротворенный взгляд, мечтая увидеть в нем хоть какой-то отклик. Одобряет она мое решение или, напротив, осуждает за покорность судьбе? – Эскал твердит о моем благородстве. Своим браком я обеспечу ему безмятежное царствование, исполню сестринский долг. Но стоит Николасу заговорить со мной, я чувствую фальшь. Дурные помыслы за чинным фасадом. – Я покачала головой. – Должна признаться… еще не поздно все переиграть. Ретт любит меня, – доверительно поведала я, тщетно ожидая от портрета хоть какой-то реакции. – И предлагает бежать с ним. Думаю, ты не стала бы возражать. Ведь именно ты вывела его в люди, разглядела в нем потенциал. Он готов пожертвовать для меня всем. Готов продать последнюю рубашку. И это не пустые слова. Вот только… я его не люблю. Вернее, люблю, но как друга, в чем честно призналась. Однако ему достаточно и такой любви, лишь бы мы были вместе. Мне это льстит, не скрою… Но не настолько, чтобы бросить все и бежать. Будь между нами настоящая любовь, я не колебалась бы ни секунды. Разве все подвиги совершаются не во имя настоящей любви? Так пишут во всех книгах. Даже если поначалу все идет наперекосяк, сердце не обманешь, мама. Не обманешь! Принц не отрекается от возлюбленной, она свято верит в него, а после, когда самое страшное уже позади, они создают нечто настолько прекрасное, что кое-кто вынужден запечатлеть это документально. У меня таких чувств нет. Ни к кому. И наверное, никогда не будет. Неприятно, конечно, но не смертельно.

Я вытерла слезы.

– Мне так тебя не хватает. Никто не заменит мне тебя и твоей любви.

Это осознание убивало. Окружающие любили меня по-своему, однако их привязанность не шла ни в какое сравнение с материнской любовью.

– Решение принято, мама. Если мне суждено выйти за Николаса, в день нашей свадьбы я официально объявлю тебя мертвой. – Наши взгляды встретились. – Такое событие не останется незамеченным, весть о торжестве разойдется далеко за пределы королевства. Если ты жива, то обязательно появишься. Если нет, на наше генеалогическое древо нанесут траурную отметку. И это будет конец всему. Конец надеждам.

Я всхлипнула, проклиная себя за категоричность. Но если я хочу сохранить здравый рассудок, нужно поставить точку. Иногда бесконечные терзания хуже горькой правды.

– Разумеется, я не перестану тебя навещать. Не перестану беседовать с тобой, словно ничего не случилось. Обещаю ничего от тебя не скрывать, даже самое плохое… Но на сегодня хватит дурных вестей… Люблю тебя. Пожалуйста, вернись, – прошептала я и со вздохом потерла виски. – Пора укладываться. Завтра у нас конная прогулка. Отец хочет, чтобы мы с Николасом показались в пригороде. Надо пользоваться случаем, пока меня окончательно не заперли во дворце. – Я перевела дух. – Помоги мне, мама. Ты умела разрешить любой спор улыбкой… Как тебе это удавалось? Научи. Нас наверняка роднит нечто большее, нежели волосы и глаза. Надеюсь, я унаследовала твою доброту, твою внутреннюю силу. Просто они еще дремлют.

Я поднялась и послала портрету воздушный поцелуй.

– Люблю тебя. И никогда не забуду.

Передо мной простирался берег, усыпанный диковинным черным песком, какого не бывает в природе. Однако мои босые ноги утопали в нем, черные песчинки просачивались сквозь пальцы. Вдруг поднялся вихрь. Он разметал мне волосы, норовил задрать подол платья. Вокруг простиралась незнакомая, пустынная местность.

Однако страха не было.

Я поправила локоны; теперь они развевались за спиной, не обремененные ничем, свободные.

Свободные.

Я долго любовалась волнами, завороженно глядя на горизонт, где вода смыкается с небом. Внезапно звезды собрались в кучу и, устремившись ввысь, слились в ослепительную сферу, пылающую ярче солнца.

Я заслонила глаза ладонью, отвернулась. И вдруг увидела поодаль тень.

В очертаниях безошибочно угадывался мужской силуэт. Казалось, еще немного – и нагромождение звезд вытеснит его с песчаной полосы. Никакая тьма не устоит перед натиском такого света. Однако мужчина не шелохнулся. Единственная сила, способная обратить его в бегство, не имела над ним никакой власти. Даже угроза смерти не могла вынудить его расстаться со мной.

Но кто скрывается за тенью? Я осторожно обошла ее со всех сторон, высматривая брешь на темной поверхности, осязаемые черты. Увы, тщетно! Силуэт не сдвинулся с места, даже когда я шагнула к нему вплотную.

– Кто ты?

Ответа не последовало. Передо мной была безмолвная пустота, однако эта пустота жаждала узнать мое имя, узнать, откуда я взялась и как очутилась на берегу.

– Я тоже никто, – шептали мои губы, а взгляд шарил по темному овалу лица.

Силуэт преисполнился сострадания.

Призрачными пальцами он коснулся моей щеки. На меня повеяло ледяным холодом, который сковывал тень изнутри. Напрасно я надеялась увидеть улыбку, ласковые глаза – хоть какой-то намек, что рядом со мной друг, а не враг.

Но видела лишь мертвенный холод.

Я села в кровати, судорожно хватая ртом воздух.

– Госпожа? – Ноэми бросила растапливать камин и поспешила ко мне.

– Все хорошо, – заверила я. – Обыкновенный кошмар. По крайней мере, очень похоже на кошмар.

– Принести вам попить?

– Спасибо, милая Ноэми. Ничего не нужно, – успокоила я и повернулась к окну.

Снаружи занимался рассвет, первые лучи озарили кроны.

Я откинулась на подушки, вытерла покрытый испариной лоб. Тело сотрясала крупная дрожь. Досадно, ведь теперь мне точно не сомкнуть глаз. Близился день наедине с Николасом – испытание пострашнее любого кошмара.

Меня разбудили птичьи трели. Немыслимое дело! На побережье, где не водилось певчих птиц, я просыпался оттого, что на груди у меня топталась Колючка. Под несмолкаемый щебет я вытянулся во весь рост и гадал: поют ли птицы в Дарейне, не доводилось ли мне слышать их пение в далеком детстве?

О прежней жизни я помнил немногое. Помнил наш скромный домик, мать, беременную младшим отпрыском, которому так и не довелось родиться. Помнил, как чертил узоры в пыли. Помнил несравненный вкус домашнего хлеба.