Kiera Cass

A THOUSAND HEARTBEATS

Copyright © Kiera Cass, 2022

This edition published by arrangement with Laura Dail Literary Agency, Inc and Synopsis Literary Agency All rights reserved

Иллюстрация на обложке Екатерины Бороздиной

Карта выполнена Юлией Каташинской

© А. А. Петрушина, перевод, 2023

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука^®

В то время как Анника только потянулась за спрятанным под кроватью мечом, Леннокс уже вытирал свой от крови.

Отдышавшись, он окинул пристальным взглядом склон. Еще три трупа в длинном перечне, счет которому давно потерян. Никто в армии Дарейна не мог похвастаться таким количеством отнятых жизней. Аннике, напротив, довелось пролить кровь лишь однажды. Да и то по чистой случайности. Однако немногие отважились бы бросить ей вызов.

Заметная разница между ними заключалась в том, что каждый делал то, что мог.

Анника выпрямилась на ноющих ногах. Походила, пока движения вновь не стали грациозными и плавными. Явившаяся на зов служанка согласилась, что походка вполне сносная. Анника села за туалетный столик, рассеянно глядя на край кровати, отражавшийся в зеркале. Спрятанному под кроватью мечу придется подождать денек-другой, однако сама перспектива нарушить хоть какие-то правила окрыляла.

Леннокс тем временем спрятал меч в ножны и в гробовой тишине спустился с холма. Каван порадуется новым трофеям. Чтобы не растерять с таким трудом завоеванных позиций, Леннокс из кожи вон лез, только бы не угодить в немилость. Когда война закончится – если она вообще начиналась, – королевство окажется в его власти.

Анника и Леннокс размышляли о грядущем дне, не подозревая ни друг о друге, ни о том, что вскоре их судьбы самым роковым образом переплетутся.

Точнее, уже переплелись.

По пути к замку я думал, куда завернуть в первую очередь: к себе или в столовую. Искоса глянул на свою одежду и сапоги, провел рукой по щеке. На ладони остались следы грязи, пота и крови. Да и рубашка выглядела не лучше.

Значит, сперва в столовую. Пусть полюбуются.

Я направился в восточную, самую запущенную часть замка Возино. Хотя, справедливости ради, прочая территория содержалась немногим лучше.

Возино достался нам, если так можно выразиться, с чужого плеча. Покинутый прежними обитателями, чьи имена канули в Лету, замок стал нашим временным пристанищем. Его немного подлатали, но по понятным причинам не спешили доводить до ума.

Переступив порог столовой, я увидел на почетном месте Кавана. Компанию ему, по обыкновению, составляла моя мать.

Никто не дерзнул сесть с ними рядом. Даже я никогда не удостаивался такой чести.

Остальные устроились, как им заблагорассудится, не соблюдая субординации.

Все взоры мгновенно обратились ко мне. С бесстрастным лицом я шагал по центральному проходу, рука покоилась на рукояти меча. Разговоры стихли, народ вытягивал шеи, чтобы не упустить ни малейшей детали.

Мать заметила меня первой, в васильковых глазах мелькнуло недовольство. Когда люди вступали в наши ряды, наряды и платья заменялись своего рода униформой, и у большинства людей оставалось очень мало личных вещей. Но мать обратила ситуацию в свою пользу и всегда являлась к трапезе в новом наряде, позаимствованном у бывших хозяев замка; более никто из женщин Возино не обладал такой привилегией.

Лицо сидящего справа от нее Кавана закрывал кубок, из которого он пил. Утолив жажду, он с грохотом поставил кубок на стол, вытер жесткую бороду грязным рукавом и, тяжело вздохнув, уставился на меня:

– Как это понимать? – Каван кивнул на мою забрызганную кровью одежду.

– Сегодня утром три дезертира предприняли попытку к бегству, – доложил я. – Распорядись убрать тела, пока волки не начали пиршество.

– И все? – скривился Каван.

И все?

Нет, не все. Это лишь очередное звено в длинной цепи подвигов, совершенных во имя нашего народа, во имя Кавана, во имя преданности. Молча, в забрызганной чужой кровью одежде, я стоял перед ним, надеясь, что меня наконец – наконец! – оценят по достоинству.

И никакой холодный прием не заставит меня отступить.

– По-моему, такой поступок заслуживает похвалы. В кромешной тьме справиться в одиночку с тремя молодыми, отлично подготовленными новобранцами. Предотвратить утечку информации и при этом не получить ни единой царапины. Впрочем, я могу и ошибаться.

– Ничего удивительного, – проворчал Каван. – Триста, угомони своего сына.

Мой взгляд метнулся к матери, но та молчала. Каван нарочно провоцировал меня, это доставляло ему огромное удовольствие. Однако на сей раз хладнокровие мне изменило, на языке вертелся дерзкий ответ. От непоправимой ошибки меня спас шум, поднявшийся снаружи.

– Дорогу! Дорогу! – кричал какой-то юнец, ворвавшись в зал.

Его вопли могли означать только одно: кто-то выполнил Задание и теперь возвращался с трофеями.

В дверях возник Олдрик с приспешниками. Каждый тащил за собой двух коров.

Каван издал гортанный смешок. Я посторонился. Момент был упущен.

Олдрик был идеалом для Кавана. Могучие плечи и слабая воля. Спутанные русые пряди упали ему на лоб, когда он преклонил колени на том самом месте, где минуту назад гордо высился я. Позади него маячили двое солдат, придирчиво отобранные им для Задания. Оба перепачкались красным илом, один щеголял голым торсом.

Скрестив руки на груди, я наблюдал за происходящим. Шесть коров в столовой.

Разумеется, Олдрик мог оставить их снаружи, но как не похвастаться самой крупной, самой богатой добычей?

Спросите, какая самая скудная? Труп в джутовом мешке.

– О, великий Каван, я раздобыл полдюжины голов скота для армии Дарейна. Прими мое подношение в знак преданности и доблести, – проговорил Олдрик, не поднимая головы.

Кто-то зааплодировал, предвкушая сытную трапезу. Хотя этим мясом не накормить и четверти наших людей.

Каван поднялся, придирчиво осмотрел коров. Покончив с осмотром, он хлопнул Олдрика по плечу и обратился к толпе:

– Что скажете? Довольны вы подношением?

– Да! – гаркнули все.

Ну, почти все.

Каван утробно расхохотался:

– Я тоже. Поднимись, Олдрик. Ты славно послужил своему народу.

Снова грянули овации. Присутствующие столпились вокруг Олдрика с товарищами. Воспользовавшись суматохой, я поспешил прочь. Можно только гадать, откуда умыкнули часть стада. Еще и гордятся! Мысленно я осуждал Олдрика, но стоило взглянуть на свою рубашку, как гнев моментально улетучился. Не мне упрекать его, не мне.

Такая у нас работа, и сейчас, когда работа выполнена, можно немного вздремнуть. Если единственная дорогая моему сердцу женщина в замке позволит.

Я отворил дверь, и Колючка тут же заскулила.

– Ну прости, прости. – Я подошел к небрежно застеленной кровати, погладил шерсть на макушке.

Колючку я подобрал совсем лисенком – раненую, покинутую стаей. И сразу почуял в ней родственную душу. Серые лисицы, как правило, ведут ночной образ жизни – факт, который я усвоил на собственном горьком опыте, однако к моему приходу Колючка всегда просыпалась.

Она развалилась на одеяле. Я почесал ей животик, убрал деревянную заслонку с окна.