– Да тише ты! – Никогда бы не подумала, что умею так шипеть. – Ты хочешь снова попасть к плохим дядям? Хочешь, чтобы тебя убили?

Я не была уверена, что меня понимают. Да я вообще почти ничего не соображала от ужаса перед разоблачением. Но широко распахнутые сиреневые глаза смотрели вполне осмысленно и медленно уменьшались в размере, приобретая очевидно привычную миндалевидную форму.

– Я сейчас уберу руку, но ты, пожалуйста, не кричи. На твой крик могут прийти те, кому наплевать на тебя и твою жизнь, им будут нужны только деньги твоего папы. Понимаешь?

Под моей ладонью девочка слабо кивнула. И я рискнула убрать руку.

Кричать малышка больше и вправду не стала. Но смотрела очень настороженно. Я вздохнула:

– Я понимаю, что ты мне не веришь. Но мне действительно ничего не нужно. Я по глупости вляпалась в эту историю. Теперь бы тебя вернуть домой, и самой уцелеть – вот предел моих мечтаний. – Девочка молчала, но настороженность из всей ее хрупкой фигуры никуда не пропала. А у меня заломило в висках. Я осторожно их потерла, помня о своей маскировке, и не удержалась от нового вздоха: – Ладно, я все понимаю. Главное, не кричи. А то убьют обоих. Если тебе что-то нужно, просто скажи. А я пока попробую придумать, как сообщить твоим родственникам о том, где тебя можно забрать, так, чтобы самой не попасть под раздачу. – И не удержавшись, с отчаянием добавила: – Не я тебя похищала, понимаешь? Я всего лишь, как последняя идиотка, позволила себя использовать втемную!

Из глаз неожиданно потекли слезы. И мне пришлось отвернуться, чтобы снять маскарадные очки и вытереть непрошенную влагу. Внезапно меня робко тронули за локоть. Я торопливо натянула консервы назад и повернулась. Эйзирейя протягивала мне на ладошке детское колечко с простеньким пластиковым цветочком. Я оторопела:

– Что это? Это ты мне?

В груди тоненько кольнуло. У меня не было детей, и заводить их в ближайшем будущем я не собиралась. А потому никогда не обращала внимание на поведение чужих детей. Отсутствие не то, что опыта, а вообще какой-либо информации привело к тому, что я попросту растерялась, глядя на игрушечное колечко на детской ладошке.

Куколка отрицательно мотнула головой. В сиреневых глазах мелькнуло что-то сильно похожее на досаду:

– Нет. Это чтобы дедушке сообщить, где меня можно забрать!

Голосок у девочки звенел, как хрустальные колокольчики. Если такие где-то существовали. Слово «дедушка» на всеобщем звучало презабавно. Но мне стало вдруг холодно, а ноги словно отнялись. «Добрый» дедушка Эйзирейи был фактически первым лицом Альянса по безопасности.

Я медленно облизала пересохшие вдруг губы, раздумывая, как пояснить ребенку, почему я боюсь связываться с ее грозным родственником. Но девочка, кажется, и сама все поняла, потому что пояснила, как для слабоумных:

– Напиши дедушке, где меня можно забрать. Он пришлет за мной кого-то из своих подчиненных.

Я с трудом подавила тяжелый вздох. Этого-то я, крошка, и боюсь: подчиненных твоего дедушки. Но, похоже, выхода нет. Впрочем, если не отдавать девочку лично, а просто отправить ее из какого-нибудь укрытия навстречу сотрудникам безопасности, то я вполне могу успеть сбежать. Главное, придумать откуда удобнее всего передавать девочку.

Очень медленно, словно идя по минному полю без карты, обдумывая каждое слово, я набрала сообщение Первому Советнику по безопасности. Простенькое и дешевое на вид колечко оказалось на деле супернавороченным зуммом.

От нервного напряжения у меня немели кончики пальцев. С тех пор, как я отправила дедушке Эйзирейи сообщение, прошло более шести часов. И теперь с минуты на минуту должны были появиться люди, вернее, инзары, которых отправили за девочкой.

Мы с ней укрылись в каком-то не то подсобном помещении, не то недостроенном бутике. Кругом было пыльно, темно и тихо. Под ногами валялся невидимый в темноте мусор. Эйзирейя тихо сидела там, где я ее посадила, не сводя с меня широко распахнутых сиреневых глаз. А я, до рези в глазах вглядываясь в полутемный коридор и хорошо освещенную развилку вроде перекрестка, нервно сжимала и разжимала кулаки. Верно ли я сделала, что назначила встречу именно тут? В номер родичей похищенной приглашать было откровенно страшно. Прихлопнут без особых проблем. Предпочтительнее для меня вообще не встречаться с инзарами.

Я рассчитывала отправить девочку одну на перекресток, на встречу с соотечественниками. Надеюсь, на хорошо освещенном и безлюдном перекрестке, в центре которого торчал указатель с наименованиями направлений, ребенку ничего не грозит. К тому же, отпущу я ее только тогда, когда собственными глазами увижу, что за ней прилетел именно тот, кому можно доверять. Как я буду это проверять, я и сама не знала.

От напряжения в глазах уже все плыло и двоилось. К тому же, я давно ничего не ела. Но заказывать в номер обед на двоих не рискнула. А свою порцию отдала малышке. Общеизвестно, что после криосна в человеке просыпается поистине волчий голод. Чем дольше человек провел во сне, тем сильнее потребность в пище после пробуждения. И девочка действительно подчистила лотки мгновенно. Я осталась голодной. Ну да ладно, передам ее родственникам, и потом что-то себе куплю. Главное, унести ноги и не возвращаться в номер.

Наконец, когда ожидание уже стало просто невыносимым, Эйзирейя неожиданно встрепенулась, подскочила на месте так, что капюшон моего худи слетел с золотистой головки, и ткнула пальчиком в сторону перекрестка:

– Дейда!

Я бросилась к ней и быстро натянула капюшон обратно, одновременно усаживая девочку обратно. Мы невидимы обе до тех пор, пока, одетые в темное, почти не шевелимся в неосвещенном помещении. Девочка недоуменно и несколько настороженно посмотрела на меня своими невозможными сиреневыми глазами. Пришлось со вздохом тихонько пояснить:

– Мы с тобой в безопасности, пока нас никто не видит. Если будешь прыгать и шуметь, то нас могут увидеть плохие существа раньше, чем ты вернешься к своим. Понимаешь?

Девочка неуверенно кивнула и снова оглянулась на освещенный перекресток. Я тоже посмотрела в том направлении и затаила дыхание: под указателем стоял худощавый инзар в темных одеждах и настороженно оглядывался по сторонам. Покосившись на девочку, я тихо и с сомнением поинтересовалась, проклиная себя за то, что вляпалась в такую историю:

– Это твой дедушка?

Эйзирейя отрицательно мотнула головой. Вообще, я как-то сразу отметила, что девочка очень молчалива, лишнего слова не скажет. Только поэтому я сразу же у нее уточнила, зная, что сама она никогда не пояснит:

– А кто это?

– Дейда!

Очень информативно. Я вздохнула. Вот и гадай: то ли это имя, то ли обозначение какой-то степени родства, то ли должность. На этом моя фантазия иссякла. И что это может быть еще, я предположить не могла. Вздохнув, попыталась уточнить еще:

– Ты его знаешь?

Куколка улыбнулась:

– Он хороший!

У меня в душе свились в клубок самые разнообразные эмоции: от облегчения до какого-то неприятного, липкого предчувствия. Но я отмахнулась от своих страхов. Я обещала ребенку. Да и совесть свою нужно успокоить. Растянув дрожащие губы в искусственной улыбке, я предложила:

– Ну, раз ты его знаешь, и он хороший, тогда, может быть, пойдешь к нему? А он проводит тебя к твоим родственникам?

Девочка с энтузиазмом кивнула. Капюшон снова свалился с ее головы. Я вздохнула и поправила:

– Постарайся не сбрасывать его с головы, пока не убедишься, что ты в безопасности, и это действительно твой знакомый. Я постою у входа в бутик, подожду пока ты дойдешь до своего Дейды. – Я поймала детскую ладошку и заглянула Эйзирейе в глаза: – Малышка, если вдруг окажется, что ты обозналась, или этот Дейда в действительности не такой хороший, как казалось раньше, беги ко мне со всех ног. Спрячемся, а потом что-нибудь придумаем. Доставим тебя папе или дедушке все равно. Хорошо?