– Все они рано или поздно вырастут из своих идей и очарований, как когда-то выросли мы с тобой, – заговорил Хейдар, всё ещё лежа на боку. Чёрные его глаза, которые очень-очень давно кто-то близкий называл смородиновыми, когда-то сверкавшие жизнью, умом и идеями, сейчас словно не видели ничего, ввалившись взглядом в самое его нутро, где им было не на что смотреть. – Все они рано или поздно придут ко мне и к тебе, – продолжил он, задыхаясь от тяжёлого лилового газа. – Нет ничего стабильного в этой вселенной. Всё растёт, растворяется в хаосе и теряет свои очертания, словно газовые облака.

Он протянул свою руку в сторону Ленизы. Она заметила это и протянула свою руку к нему. Им не хватало всего нескольких сантиметров, чтобы коснуться друг друга, но никто из них не предпринял усилий, чтобы устранить этот овражек между ними.

Где-то над ними купол. За куполом была жизнь, о которой они знали всё и не знали ничего.

Сам купольный зал был абсолютно пуст, не считая двух людей и покрывала из лилака на полу. Под покрывалом скрывалось изображение двух гигантских василисков, чёрного и золотого, украшавших стеклянный пол. Держа трёхлистными хвостами яйцо вселенной, они упирались крыльями в запертые выходы в концах зала. Белые стены были испещрены сложными узорами.

Когда-то давно они праздновали в этом зале каждое очередное своё тысячелетие. Тогда в них ещё было всё человеческое – они знали, к чему стремиться, что любить, о чём ностальгировать, кому мстить в мыслях, во что верить.

– Ты помнишь, как это произошло? – спросила Лениза. – Я помню.

– Кажется, вся наша жизнь направлена на постепенное осознание своего подчинённого бессильного положения, – Хейдар прервался, чтобы выпустить очередное кольцо газа и не подавиться им. – Мы думаем, что мы главные в этой машине, но мы лишь её шестерёнки.

Лениза усмехнулась:

– Они будут проживать одну и ту же жизнь снова и снова. Разочаровываться в своих ценностях и идеях, придумывать новые, оставлять навсегда в прошлом свои воспоминания, и мы с тобой должны наблюдать за этим снова и снова, и мы не можем ничего с этим сделать. Только ждать.

– Мы с тобой арестанты собственного опыта, – продолжил он. – Нас выпускают погулять в комнату с мягкими стенами, где мы не способны нарушить их планы.

– Может ли сознание отправить нас на помойку? Так было бы лучше для всех, – задумалась Лениза. – Ведь когда-то мы меняли свои личности кардинально, оставляя позади старые представления о жизни вместе с отношением к ней. Отчего сознание не сделает то же самое с нами?

– Именно это оно и сделало, только вместо прогресса мы наблюдаем регресс к старым личностям, – ответил Хейдар.

Хейдар сквозь лиловый дым увидел руку Ленизы, заново застёгивающую платье, одёрнул свою руку и прижал к своей груди.

– Всякий раз я воспринимаю смену личности как смерть, – сказал он, словно бы говорил сам с собой.

– Разве смерть не кажется тебе решением всех проблем? – ответила личность в теле Ленизы.

– Кто ты, которая из версий на этот раз? – спросил он безразлично.

– Нужно ли представляться перед своим врагом?

– Мы не враги, мы плоды своего больного разума, который не придумал ничего лучше, чем откатиться на все старые прошивки разом, – ответил он.

– Быть может, это не запутанное сознание подвело вас и нас. Быть может, это совесть, которая не забыла, что у нас есть обязательства перед всеми теми, кого больше нет в живых, – возразила она, привстав с пола. Тело, одолённое токсином, не слушалось.

– У нас нет никаких обязательств. Мы никому не давали обещаний.

– Да, мы слышали эту историю, что это были версии вас, которые были наивными и не понимали, – она усмехнулась. – Как удобно: ты даёшь обещание, а потом прячешься за отговорками, вроде «Я больше не тот, кем был, когда давал это обещание».

– Наивно полагать, что сброшенная змеиная кожа может являться полноценной змеёй, – ответил Хейдар.

– Наивно полагать, что пустое сознание без целей, без ценностей, без жажды жизни, мнящее себя богом, может являться полноценной личностью, – вернула она завуалированное оскорбление.

Она с усилием поднялась на ноги, сделала два шага к Хейдару, пошатнулась и села на корточки перед ним, напевая знакомый мотив.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Ты придёшь однажды туда же, куда пришла Лениза.

Она покачала головой, то ли отрицая его слова в непринятии неизбежного, то ли уверенно считая этот сценарий невозможным.

– Ты пытаешься меня отравить сомнениями, но я знаю, что вы двое – болезнь воспалённого сознания, вас не должно быть. И мы не пойдём этим путём снова. Я знаю, что вам не удалось избежать этой болезни, вы слишком долго существовали, устали сопротивляться и сдались. Я не стану совершать ту же ошибку. Мы с Хейдаром не станем.

– Знаешь, я хотел спросить кое-что, – Хейдар вздохнул, собираясь с мыслями. – Что ты чувствуешь при мысли, что тебя не должно быть?

Пустой взгляд Хейдара сменился живым и сверкающим.

– Мы все ограниченно свободны в своих действиях и зависим от ряда внешних обстоятельств, – ответила личность в теле Ленизы, хотя её собеседник в теле Хейдара уже сменился.

– Это то, что мы говорим себе в минуты сомнений, – согласился собеседник.

Двое ассембледов поднимались медленно по холму, по белой широкой лестнице, немного поросшей мелкой сизой травой, что-то оживлённо обсуждая, периодически останавливаясь и отчаянно жестикулируя.

Их длинные тени танцевали на поверхностях в отдалении, но им было не до теней.

– Никто не видел новых богов, – повторила за священником Лили.

– Верно, – подтвердил священник.

– И новые боги свергли старых богов.

– Снова верно, – говорил, кивая, священник.

– И новые боги создали новый мир, справедливый, свободный, прекрасный идеальный порядок, и создали нас, чтобы вдохнуть в него новую жизнь?

– Именно так, – снова кивнул священник.

– Почему мы не можем увидеть новых богов? Вот же он, купол, там наверху, на гигантском глухом пне, за стеной которого они живут, если они действительно существуют и действительно там живут, – она махнула рукой в сторону купола, от которого так завораживающе отражался свет небесного свода. – Что мешает им выйти? Что мешает им появиться на злосчастных повсеместных экранах, с которых вещают про порядок?

– Почему ты задаёшь эти вопросы, Лили? – в голосе священника угадывалось раздражение. – Новые боги совершенны и непостижимы. Ни один из нас не только не способен перенести встречу с ними, но и просто взглянуть на них не сможет, не сойдя с ума.

– Опустим тот факт, что у этого аргумента нет обоснований, – Лили остановилась и посмотрела на священника. В ее голосе не было слышно раздражения, только работающие процессоры подключали более шумные кулеры и сильнее выдвигали лепестки радиаторов на голове и спине. – Пойдём другим путём, – Лили снова начала подниматься по лестнице, увлекая за собой своего собеседника. – Были ли старые боги совершенны и непостижимы? Если это так, как новые боги смогли их одолеть? Значит ли это, что мы можем одолеть и свергнуть новых богов?

– Лили, боги тебя накажут, и ты не переродишься после дизассембляции. Они уничтожат тебя безвозвратно за такие мысли и вопросы. Ты этого хочешь? Не подвергай богов сомнению. Наше общество работает просто и слаженно, и это заслуга богов. Всё, что тебе нужно, это выполнять свою роль в обществе во имя общего блага.

– А зачем, Берге? Ответь мне, Берге, зачем мне жить во благо общества? Зачем мне существовать вообще? В чём смысл? Быть может, смысла никакого нет, и мы боимся признаться себе в этом? И потом, я всего лишь задаю вопросы, неужели даже это под запретом?

– Лили, почему ты просто не можешь принять, что ты ограничена в своих возможностях и не можешь понять саму концепцию совершенства, запутывая себя и окружающих и подвергая нас всех опасности? Тебе не нужно знать высшие цели и смысл существования, за тебя уже подумали, и ты должна быть благодарна богам за это. Ты, я, все мы служим высшей цели, которую знают только боги. Нам не нужно знать, нам нужно лишь следовать. Это намного проще.