Павлик просидел на троллейбусной остановке до вечера. Он даже немного поспал, пока окончательно не замерз. Когда стемнело, он решил пробраться обратно, поискать Заренка. Может быть, рассудил Павлик, мама встала и тоже ищет его… Вот хорошо было бы, если бы все нашлись одновременно!
Мамы на дороге не было, но и страшного военного тоже. «Это даже к лучшему», — подумал Павлик и вдруг услышал мяуканье. Прямо перед ним, как из-под земли, появился Заренок и громко мяукал — ну просто орал, с показным неистовством открывая рот.
Подхватив котенка, Павлик прижал его к груди так крепко, что тот захрипел, и оглянулся на свой дом — там работали огромные подъемные краны и бульдозеры, разбирая завал на месте их подъезда. Павлик собрался было побежать поискать своего медведя — Анечка своего-то, наверное, забрала — но потом понял, что таскать и котенка, и медведя ему будет не по силам.
Поудобней пристроив Заренка за пазуху, Павлик побежал к погранбазе. Спотыкаясь о поваленные и вывернутые с корнями абрикосовые деревья, Павлик добрался до забора базы и поразился темноте и тишине: стало даже страшно… Там по вечерам раньше было много света от корпусов станции и фонарей вокруг. И солдаты постоянно сновали туда-сюда и обязательно одаривали Павлика сладостями…
Вдруг он увидел свет фар маленького грузовичка и услышал голоса… Военный в маске — точно, как Человек-паук, — говорил с водителем:
— Загружаю, загружаю… Как бы еще ящики с продуктами втиснуть? Что-что: печенье, крекеры, тушенка. Куда едем? В центр, ну кафе «Заря», помнишь? Там во дворе уже базу организовали. Переезжаем… Будем пугать укропов, ха-ха… Где пиво пили с Серегой… Вот ведь он вляпался: точно без ног останется, если вообще…
Павлик хорошо помнил кафе «Заря» в центре города — там было лучшее мороженое в мире, специальные детские стульчики и мультики целый день. Что такое тушенка, он не знал, но если в машине есть крекеры и печенье, то можно будет еще и покушать по дороге…
Улучив момент, когда дяденьки склонились над ящиком с какой-то длинной железной болванкой, Павлик шмыгнул в фургон, на четвереньках пролез как можно дальше и притаился в углу. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его стук перекрывает жалобный писк Заренка.
— Где эта чертова кошка мяукает? — услышал Павлик.
Накрыв рукой усатую мордочку, мальчик застыл, зажмурив глаза и не смея даже вдохнуть.
— Хоть бы не черная, а то еще под колеса бросится, — проворчал Человек-паук, закрывая двери фургона.
Когда заурчал мотор и машина тронулась, Павлик перевел дыхание. Поехали…
Глава 15. ГОСПИТАЛЬ
Иртеньев не соврал: он сделал всё, что мог. В его возможности как хирурга Лера верила безгранично. Она не раз наблюдала, как люди вставали, казалось бы, из небытия после его операций. Вот и Юрочка ее поправлялся не по дням, а по часам. Он уже мог есть самостоятельно, начинал ходить по коридору, и Лера набралась наглости купить билеты в Киев на начало августа…
После той безобразной сцены Лера больше не видела Иртеньева. То есть не то что не видела: конечно, он был на обходах, но на нее не обращал никакого внимания, хотя Лера поначалу выскакивала при его приближении из палаты и пряталась в женский туалет. И по вечерам Иртеньев больше не появлялся и не искал ее внимания. Можно было не сомневаться, что тот приступ насилия — или любви — был просто приступом оскорбленного самолюбия.
Сестрички между собой шептались, что у главного хирурга роман с длинноногой молодой особой из интернов, и Лера была уверена, что это правда. Чем старше становился Иртеньев, тем большее впечатление производил на женщин.
Перестала ли она бояться его угроз? Нет, конечно… Мог ли он отправить Юрочку в подвал? В любую минуту… Подвалы Луганской Народной Республики становились реальной угрозой: всё больше людей напрасно искали своих родственников; Дениса, сына Милены, так и не нашли… Думать даже не хотелось, что там делают с пацаном, — у Леры при одной мысли об этом холодело сердце. Ей всё мечталось, что она встретит в больнице какого-нибудь высокопоставленного чиновника и сможет так, по-человечески, к нему обратиться — они же тоже люди… Но высокопоставленных чиновников в больницу не привозили, жизнь у них была безопасная — они, наверное, очень старались не попадать под случайные пули…
По коридору в очередной раз бежали санитары, катили тележку. «На наркоз», — подумала Лера, прижимаясь к стене. Тележку поставили перед закрытой дверью: ждать, пока освободится операционная. Лера подошла поближе.
Военный в забрызганной грязью форме, возможно, прямо с поля боя, лежал, прикрытый до пояса простыней, и бредил. Ранения не было видно… Глаза его были открыты, и их васильковый цвет показался Лере очень знакомым. Она посмотрела на табличку — «Крутой». Фамилия? Позывной? К табличке с именем был пришпилена нательная иконка-талисман с разорванной цепочкой.
Лера, оглянувшись, достала из кармана мобильник… Она знала, что может за это поплатиться, но удержаться не могла… Сделав украдкой несколько фотографий, тут же отправила их на телефон Ренате: та встречала Женькиного военного чаще и пару раз, кажется, сама купилась на этот синий взгляд… Женьку страшно было пугать — а вдруг это ошибка?
Пока Лера боролась с мобильным и ждала, чтобы появилась связь, коридор опустел. Можно было только представить себе, как Иртеньев там с ног валится от усталости: по ее прикидкам это сегодня четвертая операция… Слышно было, как медсестры, выбегающие за дополнительными медикаментами, вздыхают: «Ампутация обеих ног… как жалко — инвалид на всю жизнь… такой красивый — ты видела его глаза?..»
Лера обмерла: зачем она послала эти фотографии? Если Рената Женьке проговорится, если это действительно Сергей — с той станется: пожертвует домом, бизнесом, всем имуществом и свяжется на всю жизнь с инвалидом! Женька — она такая. Глаза у этого Крутого, конечно, голубые — но стоят ли они того?
Лера вернулась в палату — Юрочка спал… Несколько ребят на соседних койках попросили пить. Лера принесла всем воды, одному помогла встать и повела в коридор в туалет. При страшной нехватке персонала ей приходилось помогать, да она бы и так это делала. Она, кстати, и областного анестезиолога несколько раз заменяла… Только не у Иртеньева: тот ее на свои операции не приглашал…
В туалет зайти, опираясь на Леру, парень постеснялся — сказал, что справится сам, пусть она его в коридоре подождет. Она только придержала ему дверь…
Мимо, снимая на ходу перчатки, плелся Иртеньев: голова опущена, что-то бормочет про себя. Ее не заметил… Лера знала это его бормотание — проговаривает свои ошибки: операция не удалась… Из операционной выкатили тележку, тело накрыто простыней с головой: нету больше голубых глаз… Лере стало стыдно за свои недавние мысли.
Глава 16. ФОТОГРАФИЯ
Рената получила фотографию от Леры в самую неподходящую минуту. Такого с ними не случалось с самого начала войны… До сих пор, как говорится, Бог берег, а сегодня их старенькую машину — самую первую, приобретенную исключительно для бизнеса, набитую под завязку коробками с товаром, — остановили эти недоумки.
Неужели хотят отжать? Да зачем она им сдалась? Товар — шланги, трубки и трубочки разного размера — не выглядел опасно, но папки с накладными, выписанными для Киева и Харькова, могли произвести эффект хуже взрывчатки…
Рыжий расхлябанный тип с пропитым рябым лицом и без нескольких передних зубов, в неряшливом полувоенном наряде, но с крутым автоматом, и рослый, криминального вида детина с наколками (тоже, конечно, с оружием) вылезли из новенькой белой «тойоты». Сопровождавший их бронетранспортер тоже остановился. Молодые солдаты, сидевшие прямо на броне, смотрели на разворачивающуюся сцену с любопытством…
За рулем была Рената. Когда вывозили товар, машину всегда вела она: почему-то женщина за рулем меньше раздражала новую власть. К тому же перед выездом в город она не красилась, надевала какой-нибудь простенький шерстяной платок и таким образом накидывала себе лет пятнадцать… Кто на такую бабу позарится?
