Ситуация осложнялась присутствием военных — кто знает, как это подействует на местных «героев»? Те уже принялись вытаскивать ящики и потрошить их прямо на проезжую часть: разноцветные трубки веером разлетались по асфальту.
Вдруг Ренату осенило:
— Смотрите, смотрите: боевой командир в тяжелом состоянии!
Она совала присланное Лерой фото под нос щербатому представителю власти, но кричала так громко, чтобы ее слова донеслись до броневика.
— Мы везем медицинское оборудование: срочный заказ доктора Иртеньева!.. Анестезиолог на связи…
Леонид с внешним хладнокровием наблюдал из машины, как Рената мастерски разыгрывала сцену; он понятия не имел, какой фотографией она так ловко манипулирует. У Леонида был свой план.
Достав сигарету из пачки, которую их водитель Илья всегда держал в бардачке, он готовился чиркнуть спичкой и как бы случайно уронить ее на пол. Первыми начнут гореть накладные — он выскочит из машины, убедившись, что от них ничего не останется. Потом, возможно, загорится обивка, потом картонные ящики с резиновыми трубками — вони будет…. Он успеет выскочить… Рената уже снаружи. Черт с ней, с машиной: лучше потерять ее, чем идти в подвал. Подвала он не выдержит — это Леонид знал точно: он не герой.
Тем не менее, фото, показанное Ренатой, кажется, подействовало. Несколько военных спрыгнули с бронетранспортера посмотреть на снимок, покачали головами и принялись собирать трубки с асфальта обратно в ящики: давай, мол, бабка — вези скорей все это в больницу, спасай нашего парня.
Рената вернулась в машину, но не двигалась с места, делая вид, что уступает дорогу «тойоте» с разочарованными представителями городской власти, которым не удалось в этот раз поизмываться, — и всё из-за военных.
На самом деле у нее просто дрожали руки. В кармане звякнул телефон: новое сообщение. Рената посмотрела на экран. Снова фото от Леры — накрытая простыней тележка и текст: «Не говори Женьке».
Леонид скосил глаза на телефон.
— Поднявший меч от меча и погибнет…
Рената подумала о Женьке. Говорить подруге жестоко, а не говорить — будет ведь ждать…
Глава 17. ЧЕЧЕНЦЫ
— Ну вот и настал твой час, Миленка, — сказал как-то утром муж, наливая чай, — твои братья-чеченцы в городе…
Чай еще был, кофе оставался только в зернах: на крайний случай. Сашка старался из дому не выходить: ему в городе показываться было нельзя. Формально его никто от службы не освобождал; он так и оставался для себя и для других командиром украинской погранзаставы… Где его место в Новороссии?
Уехать они не могли — Дениса нужно вызволять. Милена каждый день ездила в центр, пока троллейбусы ходили: обивала пороги новой луганской власти, пытаясь найти сына. Одна сердобольная тетка в ополченской форме проговорилась, что Денис арестован за пропаганду Украины, но более подробных сведений получить было невозможно.
Поездки в центр становились всё более опасными. Жизнь стала похожа на русскую рулетку: дурная мина могла накрыть в любом месте города.
Вчера на ее глазах мина ударила по остановке троллейбуса через дорогу от перехода, где Милена, ожидая зеленого, разглядывала группку девчонок в развевающихся летних платьицах, с голыми, не успевшими загореть ногами. Они болтали и хохотали так громко, что было слышно на всю Оборонную, и Милена еще позавидовала их веселью: она много дала бы, чтобы Денис тоже стоял вот так и смеялся вместе со всеми.
От них не осталось ничего за секунду: осколки и ошметки летели во все стороны, люди на переходе так же, как и она, попадали на асфальт, закрыв руками головы. «Вот еще и помолишься, — подумала Милена, — тому, что Денис сейчас в подвале…» Она уже была наслышана о страшных подвалах Машинститута и даже ездила туда пару раз — в свою альма-матер…
Сегодня Милена опять дежурила возле дверей тюрьмы, пытаясь подкатиться к караульному.
— Иди отсюда, тетка, — страж был настроен довольно миролюбиво: видно, приложился уже с утра, — ничего тебе сказать не могу.
— Ну хоть скажи: тут Денис Коновалов? Тут или нет?
— Ты с ума сошла? — миролюбие караульного убывало на глазах. — Хочешь, чтобы я сам в этот подвал сел за разглашение?
— Ну хоть скажи: не бьют их там? Кормят?
— Ты, тетка, молись, чтобы он не у чеченцев сидел. Вон в Краснодоне Тимура Дикого бригада, так там с пленными разговор короткий: сначала пальцы поотрезают, ну а потом в расход…
К удивлению караульного, Милена, не прореагировав на эти его страшилки, зашагала прочь. В голове у нее созревал план…
«Нужно ехать в Краснодон — свои помогут. Попрошу Леонида дать машину, — размышляла Милена вечером, заваривая бледный чай из остатков, вытряхнутых со дна красивой жестяной банки с портретом Пушкина, — он не откажет…»
Мужа в свои планы она не посвящала: он с ума сойдет от волнения…
— А ты соды добавь, — пошутил Сашка, видя, как она мучается с чайником, — как когда ты в студенческом отряде проводницей работала. От этого чай чернее становится, помнишь?
Конечно Милена помнила. Сашка приходил по ночам, когда она возвращалась из очередного рейса в свой новый дом — списанный купейный вагон, где они с подружками жили на задворках железнодорожного вокзала. У Милены было собственное купе, где вдвоем с Сашкой они пили чай с содой и до отвала наедались вишней, которую она ведрами успевала покупать на Ясиноватой за копейки, — там поезд стоял подолгу, пока вагоны перецепляли к другому составу. Губы от вишни становились красными-красными, и они целовались взасос так долго, что непонятно было: вишневый ли это сок или кровь…
А сколько нервов Милене попортили родственники с обеих сторон: с осетинской и чеченской. Один раз ее даже пытались украсть; она тому вору щеки отхлестала. Не те уже времена: пришло время и кавказским девушкам выходить замуж по любви…
Милена посмотрела на мужа… Сдал он сильно за этот месяц, мужик без дела быстро чахнет. Ему бы в Киев, работу найти — но мальчика, мальчика здесь нельзя оставить: пропадет он в этих подвалах…
В дверь застучали — сначала тихо, неуверенно, потом начали барабанить.
Милена посмотрела в глазок: на площадке топтались военные.
— Обыск! За тобой, — она толкнула мужа в комнату, — прячься!
Место в шкафу у них было приготовлено уже давно, на такой вот случай. Протянув пару минут, Милена налепила на лицо гостеприимную улыбку и открыла дверь.
Молодой чернобровый солдат, совсем пацан, бросился Милене на шею. Ей даже, грешным делом, на секунду показалось, что это Денис… Лампочек в подъезде не было уже давно, в темноте ничего не разберешь…
— Тетя! — кричал Руслан с характерным кавказским акцентом. — Тетя Милена! Вот тебе подарки от матери! Я приехал, так долго искал, у вас все номера с домов посбивали!
— Это для маскировки, — пошутила Милена.
— Ничего, нашли, спасибо. А это мои друзья: они тоже по дому соскучились… Так я говорю, поехали к моей тете, она шурпу сварит!
— Конечно, сварю, — засуетилась Милена, — вот завтра за мясом съезжу в центр и сварю. Вы же переночуете?
— Да нет, я пошутил: мы на час только, — засмеялся Руслан, — нам в часть возвращаться нужно, дисциплина в первую очередь…
— Русланчик, ох, как же ты вырос! — Милена начала усаживать гостей. — Я вам кофе сейчас сварю, настоящий! А вот наши осетинские хачапури: я утром готовила: как раз для вас и осталось! Давайте, давайте, располагайтесь!
Милена даже удивилась своей радости. Да, недаром говорят: кровь не водица…
Два парня-чеченца, на вид не старше Дениса, вежливо поблагодарили, усаживаясь за стол, — видно, что ребята по кавказской традиции были приучены уважать старших. Милена побежала освобождать Сашку из шкафа.
— Надо с ними насчет Дениса поговорить, — увещевала она мужа.
— Поговори с ними сама, — Сашка знал, что у него, как у чужака, авторитета у чеченцев нет, — ты мать, на них подействует.
И точно: Руслан, как только услышал, что его молодой родственник сидит в тюрьме новой республики, просто позеленел.
