Философствовать было некогда: на следующем перекрестке — долгий светофор. Вокруг на переходах, на тротуарах — люди…
— Побоятся стрелять, — решил Юрий.
Резким движением открыв дверцу, он выпрыгнул на асфальт и побежал в направлении вчерашней пожарной части. Позади раздались хлопки, спину обожгла дикая боль — и всё померкло…
Глава 12. МАМЫ БОЛЬШЕ НЕТ
Страшный гром и такая вот чечетка: цок-цок-цок — всё началось как-то неожиданно. Они бежали, как сумасшедшие, и мама еще держала на руках Заренка, за которого Павлик волновался больше всего. С мамой, конечно, ничего случиться не может; он, Павлик, очень быстро бегает; а вот если котенок, которого они только что забрали у бабушки с 5-го этажа, вывернется из рук — ищи его свищи… Лучше бы закрыли его дома… Или пошли бы все вместе в подвал — Анечка, наверное, уже там…
Позади опять грохнуло… Павлик обернулся. Угол дома с комнатой и окном, где сидел его медведь, был срезан, а несколькими этажами ниже зияла огромная дыра… Он не успел посчитать этажи… Нет, хорошо, что взяли Заренка с собой!
И тут произошло что-то невероятное: мама взмахнула руками, котенок вылетел и кубарем покатился в сторону. Павлик кинулся было за ним, но вдруг увидел, что мама лежит на спине и не двигается, и лицо у нее такое спокойное-спокойное, а под головой растекается что-то красное, как вишневый сок…
— Беги, пацан, беги, — толкнул оцепеневшего Павлика в спину какой-то дяденька в военной форме, а сам стал на колено и навел на их дом огромный и невиданный автомат или даже гранатомет. Из зеленой военной машины в их сторону бежали еще люди с оружием.
— Мама! — Павлик кинулся было к неподвижному телу.
— Беги, я тебе сказал! — заорал дядька и стал направлять автомат на Павлика. — Беги! Ей уже не больно…
Павлик испугался автомата и изо всех сил побежал к магазину, который уже месяц был закрыт, и все стекла из витрин вылетели от взрывов. Добежав до угла, он все-таки оглянулся — страшный дядька лежал на спине поперек дороги — так, что мамы было за ним не видно. Ему, наверное, тоже уже не было больно…
Павлик приложил руку козырьком к глазам: заходящее солнце слепило прямо через дыру в стене; Заренка нигде не было видно… Зря он так испугался этого дядьки… Глаза у того были голубые-голубые, как голубые цветочки из девчачьей азбуки, которую ему подарила мамина подруга, — та самая, со свадьбы… Что за безобразие — дарить книги детям на день рождения — надо запретить…
Снова послышались страшные «цок-цок-цок».
«Мины!» — неизвестно откуда пронеслось в голове у Павлика, и он, развернувшись, побежал к остановке троллейбуса, не ходившего уже давно, почти с того дня, когда папу забрали в подвал.
Глава 13. НЕЛЮБОВЬ
Лера добежала до перекрестка как раз в ту минуту, когда раздались выстрелы. Она первая бросилась к распластанному телу мужа, проверила пульс. Вызвала сразу две «скорые» — свою бригаду и из взрослой областной.
Минуты ожидания казались вечностью, и самым важным было отстоять раненого, не отдать убийцам в балаклавах, которые намеревались забрать его в свою машину.
Что накатило на нее, Лера не знала, — какие-то атавистические инстинкты сработали… Она призывала на их головы всевозможные темные силы и так громко и страшно кричала заклятия (вот ведь начиталась Толкина), что вояки лишь нерешительно топтались на месте. Прибытие бригады в белых халатах окончательно охладило пыл военных, тем более, народу вокруг было полно, центр все-таки… Вторая «скорая» подъехала еще через минуту, и ее Юрочку с пулей в районе сердца переправили в областную — сразу в хирургическое отделение.
— Вам страшно повезло, — обрадовала Леру дежурная сестра, — оперировать будет Андрей Анатольевич.
— Какой Андрей Анатольевич? — сердце ухнуло вниз, как на американских горках.
— Да доктор Иртеньев! Он неделю как вернулся из заграничной командировки, из Сирии… Ну вы понимаете, сколько пуль он там повынимал?
Из Сирии? Ах, Сирия — вот где он был всё это время… Ливия, Сирия — горячие точки планеты… Интересно, кого он там трахал: такую же, как она, анестезиолога, или коллегу-хирурга? На сестер, Лера знала, Иртеньев не разменивался. А может, глазного врача — врачиху то есть? Известно, что в Сирию уехало много офтальмологов: ожидались химические атаки… Она счастливо улыбнулась заботливой медсестре: Боже, как повезло…
В эту минуту подбежали два санитара и быстро покатили тележку с Юрой в операционную; она даже не успела попрощаться, шепнуть «удачи», поцеловать. За санитарами скорым шагом проследовала бригада хирургов. Коренастый, невысокий, с упрямым затылком — Лера узнала бы его в любом месте и в любое время…
Долгое ожидание в коридорах: час, два, три, четыре… Сколько нужно времени, чтобы вытащить пулю? Лера беспомощно поглядывала в окошко приемной, проходила мимо, садилась, опять вставала… Медсестра делала вид, что не замечает ее нетерпения…
Наконец-то санитары выкатили тележку. Лера вскочила со стула, но они уже пронеслись мимо… Слава богу, лицо не накрыто — живой… Следом так же быстро прошла, почти пробежала хирургическая бригада, на ходу снимая перчатки и маски, — видно, что еле живые от усталости… Ни один не задержался и к Лере не подошел, ничего не объяснил…
По протекции бывшей однокурсницы, которая была сегодня дежурным врачом, Леру пустили как бы на минутку в реанимационную палату. На ночь знакомая сменилась, но Лера не ушла. В белом халате, волосы подобраны под шапочку для маскировки — ну, типа санитарки…
Шум мониторов, капельница; ее бездыханный, но такой любимый человек с кислородной маской на лице, опутан десятками проводов… Но на экране стабильная кардиограмма — жив! Не бездыханный, а очень даже дыханный. Дыханный и коханый — улыбнулась Лера своему каламбуру.
Скрипнула дверь, свет из коридора осветил в проеме знакомую фигуру. Доктор Иртеньев зашел в палату, повесив снаружи на ручку двери табличку: «Не беспокоить, идет обход».
Обход? Нонсенс — какой может быть обход ночью? Сейчас доктор увидит ее, Леру… Но он не просто увидел: он знал… Аккуратно прикрыв дверь палаты, Иртеньев подошел, поднял ее со стула, схватил в охапку, как когда-то в самом начале их любви, начал целовать…
Это было невозможно. Чужой — для нее он был чужим и ненавистным, как в самом конце их любви… Она оттолкнула его что было сил — Иртеньев от неожиданности отлетел к мониторам, но Леру не отпустил. Удерживая ее одной рукой — физической силы ему было не занимать — другую угрожающе положил на провода. Одно движение — и всё, что давало жизнь и возможность дышать этому распластанному на больничной койке телу, перестанет работать. Машины остановятся, и с ними остановится жизнь ее мужа.
— Ты этого не сделаешь! Ты врач: ты давал клятву Гиппократа!
— Я был врачом в операционной, и я как врач сделал всё, что мог… Хотя мог бы и не напрягаться.
— Ты не знал, кто он мне.
— О-о, я знал, еще как знал! Ты думаешь, я тебя не узнал там, в коридоре перед операционной? Да я узнаю тебя всегда и везде, в любом месте и в любое время! И фамилию пациента я прочитал… Мне про него кое-что известно: «патриот Украины»… Укроп… Слушай, и чего я действительно так дергаюсь? Вот подлечим — и сдам его в подвалы: там про клятву Гиппократа никто вспоминать не будет.
Иртеньев расслабил руку.
— Ну иди сюда, иди сама: я люблю, когда ты сама. Вспомни, как было, как всегда было хорошо… Иди ко мне… — Иртеньев тянул Леру к себе, и она не вырывалась…
Лере всё было ясно: Иртеньев здесь главный хирург и хозяин положения, а Юрочка — ее Юрочка — после операции на сердце будет гнить в подвале. И подвергаться пыткам…
Отстранив постылую руку, Лера опустила пальцы на застежку его брюк. Так легче — хоть не чувствовать на своей коже его прикосновений, объятий, поцелуев… Немилый… Чужой и немилый… Лера опустилась на колени…
Глава 14. ЗАРЕНОК
