Его бывшие товарищи по оружию разбрелись по всему королевству. Государство наделило их участками земли, и они, недовольно брюзжа, обрабатывали свои наделы, с отвращением вкушая политый потом хлеб. Но когда отставные бандиты узнали, что их предводитель не в ладах с законом, они продали свои наделы и поспешили встать под его знамена. Что же касается Хаджи-Ставроса, то он, будучи ловким администратором, не стал продавать свои земли, а сдал их в аренду.
Мир и праздность довели бывшего пирата до болезни, но горный воздух его омолодил, да так быстро, что в 1840 году он замыслил жениться. К тому времени он уже разменял шестой десяток, но людям подобного склада старость, как известно, не к лицу. Даже смерть два раза подумает, прежде чем решит к ним наведаться. Он женился на богатой наследнице одного из самых знатных семейств Лаконики, в результате чего между ним и виднейшими деятелями королевства установились весьма дружеские отношения. Жена подарила ему дочь, но из-за того, что она повсюду следовала за своим мужем, несчастная внезапно заболела горячкой и умерла. Он сам воспитал своего ребенка, к которому относился с материнской нежностью. Разбойники приходили посмотреть, как девочка прыгает у него на коленях, и, смеясь, говорили: «Только молочка тебе не хватает».
Родительская любовь заметно оживила его фантазию. Хаджи-Ставрос загорелся мыслью сколотить для дочери королевское приданное и взялся за изучение финансовых вопросов, о которых имел самое примитивное представление. Он перестал хранить деньги в сундуках и начал их вкладывать. Он постиг все фокусы финансовых спекуляций и изучил теорию управления государствен-
«Только молочка тебе не хватает»
ными финансами Греции и зарубежных стран. Говорят даже, что его увлекла идея товарищества на паях, и он решил поставить разбойничий бизнес на акционерную основу. Один марсельский грек несколько раз возил его в Европу. Однажды в Англии он стал свидетелем выборов, проходивших в каком-то заштатном городке Йоркшира. Насладившись этим зрелищем, Хаджи-Ставрос глубоко задумался о преимуществах конституционной формы правления. Вернувшись домой, он с жаром принялся извлекать доход из государственных институтов своей родной страны. Для начала он сжег несколько деревень, оказав тем самым важную услугу оппозиции. Затем он сжег несколько других деревень, на этот раз в интересах консервативной партии. Отныне, чтобы свалить кабинет, следовало обращаться непосредственно к Королю
гор. С помощью предоставленных им неопровержимых аргументов можно было легко доказать, что полиция работает из рук вон плохо и в интересах национальной безопасности следует сменить кабинет министров. Одновременно он преподал жестокие уроки врагам порядка, показав, что за совершенным преступлением неотвратимо следует наказание. Его политические таланты получили всеобщее признание, и с тех пор в правящих кругах он пользуется непререкаемым авторитетом. Отныне все партии ведут предвыборную политику в соответствии с его рекомендациями. Он существенно изменил представительную систему власти: если раньше один депутат представлял в парламенте множество людей, то теперь его лично представляют примерно тридцать депутатов. Однажды наш самый умный министр, знаменитый Ралетис, заявил во всеуслышание, что, если один и тот же человек слишком часто прикасается к рычагам государственного управления, то он может в конце концов сломать правительственную машину. Потом министр решил, что одного заявления недостаточно. Он задумал посадить Хаджи-Ставроса в золотую клетку и пригласил его на встречу в местечко Карвати, что меж Гиметом и Пентеликоном, в загородный дом одного иностранного консула. Хаджи-Ставрос явился на встречу без охраны и без оружия. Министр и разбойник были давно знакомы. Они пообедали, как старые друзья, и во время десерта Ралетис предложил сотрапезнику полную амнистию, ему самому, и его подручным, а вдобавок звание дивизионного генерала, пост сенатора и десять тысяч гектаров леса в собственность. Паликар немного подумал и отказался. «Возможно, двадцать лет назад я бы принял все это, — сказал он, — но теперь я слишком стар. В моем возрасте не стоит менять образ жизни. Меня не соблазняет пыль афинских улиц. В сенате я буду спать,
а если ты дашь мне под начало солдат, то я могу ненароком разрядить пистолет в их униформы, причем исключительно в силу привычки. Иди, занимайся своими делами и не мешай мне заниматься моими».
Однако Ралетис не признал поражения. Он попытался разъяснить разбойнику неприглядную сущность его ремесла. В ответ Хаджи-Ставрос посмеялся над ним, заявив с обезоруживающей прямотой:
— Приятель, если каждый из нас возьмется составлять список своих прегрешений, то неизвестно, чей список окажется длиннее.
— Подумай, — продолжал упорствовать министр. — Ведь от судьбы не уйдешь. Не сегодня завтра ты умрешь страшной смертью.
— Аллах керим!1 — по-турецки ответил ему Хаджи-Ставрос. — Ни ты, ни я не способны читать по звездам. Но у меня по крайней мере есть одно преимущество: мои враги носят мундиры, и поэтому я вижу их издалека. Ты же не всегда видишь своих врагов. Прощай, брат.
Шесть месяцев спустя министр был убит своими политическими противниками. Зато бандит все еще жив.
Наш хозяин не стал перечислять все подвиги своего героя. Для этого не хватило бы целого дня. Он ограничился тем, что назвал самые громкие из них. «Лично я сомневаюсь, — сказал он, — что на свете есть хоть одна страна,
Бог милостив! (арабск.) в которой коллеги Хаджи-Ставроса были бы способны столь же виртуозно провести операцию по ограблению парохода. Я имею в виду “Нибур”, пароход, принадлежащий австрийскому отделению Ллойда, который паликар в один прекрасный день в одиннадцать часов утра умудрился ограбить на суше. В то утро “Нибур” возвратился из Константинополя, доставив груз и пассажиров в порт Каламаки, расположенный в восточной части Коринфского перешейка. К пароходу были поданы четыре фургона и два омнибуса для транспортировки груза и пассажиров в небольшой порт Лутраки, находящийся на противоположной стороне перешейка, где их ожидал другой пароход. Ждать ему пришлось долго. Средь бела дня на живописной дороге, да еще на ровной местности, лишенной всякой растительности, Хаджи-Ставрос похитил товары, багаж, деньги пассажиров и оружие жандармов, сопровождавших транспортную колонну. В тот день он отхватил двести пятьдесят тысяч франков!» — с нескрываемой завистью закончил свое повествование Христодул.
Много было разговоров о зверствах Хаджи-Ставроса. Его друг Христодул уверял нас, что разбойник никогда не творит зла ради собственного удовольствия. Мол, человек он сдержанный, трезвый и ни на чем не помешанный, в том числе на кровопролитии. Если ему и доводилось слишком сильно поджарить пятки какому-нибудь богатому крестьянину, то лишь для того, чтобы выведать, где этот сквалыга прячет свои денежки. Как правило, он очень обходительно обращается с пленниками, за которых можно получить выкуп. Однажды летним вечером 1854 года разбойник вместе со своей бандой нагрянул к крупному торговцу с острова Эвбея господину Воиди. Он застал всю семью в сборе и вдобавок обнаружил там местного судью, игравшего в карты с хозяином дома. Хаджи-Ставрос предложил судье сыграть на его свободу. В итоге бандит проиграл и охотно признал свое поражение. Он увел господина Воиди вместе с сыном и дочерью, но не тронул жену, чтобы она могла спокойно собирать деньги для выкупа. В день, когда произошел налет, у торговца разыгралась подагра, у дочери поднялась температура, а мальчик был бледный и отекший. Два месяца спустя все
Если ему и доводилось слишком сильно поджарить пятки какому-нибудь богатому крестьянину... трое вернулись домой полностью излечившимися, и произошло это благодаря пребыванию на свежем воздухе, хорошему уходу и физическим упражнениям. Вся семья смогла поправить здоровье за пятьдесят тысяч франков. Разве это дорого?