Машинально я коснулся своей щеки. Последствия пощечины Алессандры ранили меньше, чем пропасть между нами. Она стояла менее чем в шаге от меня, но с таким же успехом мы могли бы находиться на разных континентах.

В дальней части дома раздался звук пылесоса и разорвал заклинание, удерживающее нас в замороженном состоянии. Алессандра повернулась, и я схватил ее за запястье, прежде чем она успела уйти.

— Не надо, — мое сердце изо всех сил пыталось вырваться из груди яростными ударами. — Прости, amor.

Я был мудаком, но когда моим единственным выбором были боль или гнев, моим инстинктом было искать убежища в последнем.

Она судорожно выдохнула.

— Отпусти меня.

Моя хватка усилилась. Она говорила не только об этом моменте, и мы оба это знали.

— Я бы с удовольствием, — было бы легче, если бы я никогда не влюблялся в нее. Я пришел на нашу первую встречу с твердым намерением ненавидеть ее, не зная, что именно она покажет мне, что такое настоящая любовь. Возможно, я не говорил об этом так часто, как следовало, но Алессандра всегда была солнцем, удерживающим мой мир на орбите.

Алессандра покачала головой, ее щеки блестели от влаги.

— Доминик, все кончено. Прими это. Ты только оттягиваешь неизбежное.

Прими это, черт возьми. Этого не могло быть. Не для нас, не после прошлой ночи.

— Тогда почему ты не можешь посмотреть на меня? — потребовал я.

Она снова покачала головой, ее плечи задрожали от беззвучных рыданий.

— Черт возьми, А́́ле. — Маленькая, унизительная трещина расколола ее имя пополам. Я разрывался на миллион кусочков, а она даже не удосужилась это заметить. — Ты можешь честно посмотреть мне в глаза и сказать, что больше меня не любишь?

— Любить тебя никогда не было проблемой! — Наконец она встретилась со мной взглядом, выражение ее лица было в равной степени разъяренным и мучительным. — Я любила тебя одиннадцать лет, Дом. Я любила тебя так сильно, что потеряла себя. Все, что я сделала, все, от чего я отказалась и что вынесла, было ради тебя. Поздние ночи, пропущенные свидания, отмененные поездки. Я верила в тебя и хотела, чтобы ты добился успеха, не потому, что меня заботили деньги, а потому, что ты заботился о них. Я подумала, что однажды этого будет достаточно, и ты будешь доволен тем, что у нас есть. Но ты никогда не будешь счастлив, а меня никогда не будет достаточно, — горький смех смешивался с ее рыданиями. — Знаешь, были времена, когда мне хотелось, чтобы у тебя была любовница. По крайней мере, тогда у меня было бы что-то конкретное, с чем можно бороться. Но я не могу бороться с тем, чего не вижу, поэтому каждую ночь я ложилась спать в пустой кровати и каждое утро просыпалась в пустом доме. Я так долго притворялась, что не могу вспомнить, что такое настоящая улыбка, и я ненавижу себя, потому что, несмотря на все это, я не могу отпустить то, что у нас когда-то было, — голос Алессандры сорвался. — Ты прав. Я все еще люблю тебя. Часть меня всегда будет. Но ты больше не тот человек, в которого я влюбилась, и все это время, которое я потратила, пытаясь притворяться, что ты до сих пор им являешься. Это убивает меня.

Комната расплывалась, и болезненный рев наполнил мои уши, когда я уронил ее руку.

Я не мог набрать в легкие достаточно кислорода. Не мог ясно мыслить. Не мог дышать.

На протяжении всего этого — долгих недель, игнорируемых звонков, даже чертовых документов о разводе — я думал, что мы справимся. В конце концов, настойчивость завела меня так далеко. Нежеланный приемный ребенок из Огайо стал королем Уолл-стрит. Нищий стал миллиардером. Нелюбимый, ставший мужем.

Но настойчивость рухнула перед лицом правды, а правда Алессандры разбила вдребезги любые оправдания, которые у меня могли быть. Поэтому я пошел со своей собственной правдой, единственной, которая оставалась неоспоримой с того дня, как она вошла в мою жизнь.

— Ты единственный человек, которого я когда-либо любил, — я не узнал свой голос. Он был слишком грубый, слишком пронизанный эмоциями, которые, как я поклялся, никогда не почувствую. — Даже если я этого не показывал. Это всегда была ты.

Свежая слеза скатилась по ее щеке.

— Знаю.

Но этого недостаточно.

Я знал ее достаточно хорошо, чтобы услышать невысказанные слова, и если бы можно было умереть несколькими смертями, я бы тысячу раз посетил ад за этот один момент.

— Если бы ты действительно любил меня, — прошептала Алессандра, — ты бы меня отпустил. Пожалуйста.

Наступила тишина, глубокая и скорбная. Больше нечего было сказать.

Странная водянистая пленка мешала мне видеть, поэтому я полагался на мышечную память, чтобы добраться до тумбочки. Осколки стекла застревали между моими ребрами при каждом шаге, но ледяное онемение охватило меня, когда я открыл верхний ящик.

Я достала ручку, вытащил пачку документов из ожидающего меня конверта и, после последнего мучительного удара сердца, подписал наши документы о разводе.

ГЛАВА 15

Это было официально. Я развелась.

Документы пришли ровно через шесть недель после того, как Доминик их подписал.

Большинство разводов в Нью-Йорке длились от трех до шести месяцев, но Коулу удалось потянуть за ниточки и ускорить процесс.

Я думала, что буду чувствовать себя по-другому. Легче, свободнее, счастливее, но я чувствовала только онемение во время открытия своего магазина.

Я попросила юриста просмотреть договор аренды, который прислал Эйден, и все выглядело хорошо, так что на этом фронте все пошло так же быстро, как и с моим разводом.

— А́ле. А́ле!

Я вздрогнула от своего имени. Кофе, который я наливала, перелился из кружки и пролился на мой временный стол.

— Merda (прим. Дерьмо)! — Я выругалась и попыталась отодвинуть бумаги, прежде чем они намокнут. Мои друзья помогли, хотя я подозревала, что их ощутимое беспокойство было связано не столько с испорченными листами заказов, сколько со мной.

Изабелла писала в магазине свой следующий роман, поскольку строительный шум «помогал ей сосредоточиться», а Вивиан и Слоан заглянули к ней во время обеденного перерыва. Им обеим это было не по пути, но после развода они стали особенно заботливыми.

— Вот, — Вивиан оторвала бумажное полотенце от ближайшего рулона и протянула его мне, чтобы я могла вытереть кофе с кожи. — Ты в порядке? Тебе нужен лед?

— Я в порядке, — к счастью, жидкость уже была теплой, когда я ее наливала. — Просто задумалась.

Она обменялась взглядами с Изабеллой и Слоан. Тишину наполнили звуки дрели и строительных работ из ванной. Последние две недели рабочие приходили и уходили, ремонтируя старый интерьер и укладывая новую плитку. Магазин будет готов не раньше, чем через три-четыре месяца, но, по крайней мере, подготовка займет меня в отпуске.

Впервые за десять лет я встречала праздники без Доминика.

— Опять думаешь о нем? — тихо спросила Изабелла во время затишья в шуме.

— Это неизбежно, — я заставила себя улыбнуться. — Мы так долго были женаты. Мне понадобится время, чтобы приспособиться.

Мои друзья изо всех сил старались отвлечь меня от него. Мы ходили на танцы, ездили на выходные в путешествия, чтобы увидеть осенние краски Нью-Гэмпшира, и пожирали попкорн с перцем халапеньо, наблюдая за столь ненавистными/любимыми ром-комами Слоан. В те моменты это срабатывало, но когда я осталась одна, пустота в моей груди возвращалась с удвоенной силой.

— Точно. Тебе нужно приспособиться, — Слоан выбросила пустую салатницу в мусорное ведро. — Именно поэтому тебе следует снова броситься в мир знакомств. Лучший способ забыть старое — двигаться дальше с новым.

Вивиан покачала головой.