Однако никто на меня косо не посмотрел. Разве только какой-то отблеск мелькнул на лицах присутствующих от моих слов, последние лучи уходящего дня обозначили их черты неровными тенями. Талия поймала мой взгляд, ее глаза были, словно два черных холодных озера.

— К счастью, — сказал Филлип и потянулся по-собачьи — от души, лениво и совершенно бессознательно, — потом почесал у себя за ухом и изогнул губы в усмешке, — к счастью, это не замок Мацуэ.

Фаиз похлопал Талию по плечу:

— Не-а, на аренду Мацуэ даже у Филлипа денег не хватит.

Филлип попытался сделать вид, что ужасно застеснялся-засмущался, но ничего не вышло. На данный момент он успел побывать лучшим выпускником, королем школьного бала, капитаном команды в дискуссионном клубе, шахматным вундеркиндом — достиг всех впечатляющих показателей, о каких только может мечтать мальчишка, — стал царем царей во дворце принцев. Такие персонажи не в состоянии изобразить скромность, как бы ни старались.

Но и они бывают славными парнями.

— Уже лучше. — Я подкатила свой чемодан к деревянной колонне и аккуратно прислонила.

Несмотря ни на что, я начала заражаться энтузиазмом друзей, отчасти потому, что куда как легче просто плыть по течению, да и от одиночества это спасает. В СМИ вечно поют хвалу одиноким волкам, но на самом деле все мы лишь овцы.

— Ну так что же это за место? — спросил Фаиз. Он всегда становился жутко дотошным, когда роль несущей конструкции в его размышлениях выполняла любовь. Его пальцы обхватили запястье Талии, а улыбка поблекла от тревоги.

— Ну-у-у… — Филлип все никак не мог выговорить это «ну-у-у», пережевывал его секунд двадцать, а то и больше. — Парень, с которым я общался, не сообщил, как оно называется. Заявил, что не хочет никаких документальных свидетельств на случай…

— Мог бы просто по телефону тебе сказать, — заметил Фаиз.

Филлип приложил палец ко лбу:

— И чтобы на него ссылались, мол, «мне сказали», он тоже не хотел. Этот парень был повернут на правилах.

— Думаю, это у них в культуре, — многозначительно проговорил Фаиз. Его мать была японка — миниатюрная, не знающая улыбки женщина. — Вполне логично.

— Но разрешение-то у нас есть. Верно? — спросила Талия, на мгновение сбившись с пафосного тона девочки-отличницы.

— Ага. Разрешение есть. Насчет этого не волнуйтесь. — Филлип потер ладонью затылок. — Ну, типа того. У нас есть разрешение зайти на участок и разместиться там. А особняк… вроде дополнительного бонуса.

— О’кей. То есть, как это место называется, мы не знаем. — Фаиз принялся загибать пальцы, подсчитывая огрехи Филлипа. — Разрешения здесь находиться у нас, по сути, нет. Но есть бухло, жратва, спальники и юный задор, велящий творить всякую тупую хрень…

— И сильное желание послушать хорошую страшилку о привидениях, — сказала Талия. Заходящее солнце красиво играло на ее коже, покрывая ее позолотой. — Какая у этого особняка история?

— Не знаю, — ответил Филлип знакомым мне мелодично-тягучим голосом койота, который врет о том, куда спрятал солнце. — Но поговаривают, что когда-то здесь должны были справлять роскошную свадьбу. К несчастью, жених не приехал. Он умер в дороге.

— Если ты умрешь, — сказала Талия, ущипнув Фаиза за складку на боку, — я вместо тебя выйду замуж за Филлипа. Просто чтобы ты знал.

Филлип улыбнулся на это заявление так, словно уже слышал его десять раз от десяти тысяч других женщин, и знал, что говорили они чистую правду, и, если бы не узы братства, эти обещания давно претворились бы в жизнь. Фаиз улыбнулся в ответ, и я была единственной, кто заметил, что до глаз его улыбка не добралась.

— Кажется, закон запрещает выходить замуж за своего духовника, — непринужденнейшим тоном заметил Фаиз. — Но если тебе понадобится замена, советую выбрать Кошку.

— Фу, — сказала я. — Она не в моем вкусе.

— Я лучше умру старой девой. Без обид, — сказала Талия.

— Никаких обид.

— В общем, — продолжил Филлип, откашлявшись, — невеста приняла случившееся как должное и велела гостям похоронить ее под домом.

— Живой? — прошептала я.

Я представила, как девушка прижимает ладони ко рту, глотает воздух, а потом пыль, как ее волосы и подол свадебного платья становятся тяжелее с каждой новой падающей сверху пригоршней земли.

— Живой, — ответил Филлип. — Она сказала, что обещала жениху ждать его, и она будет ждать. Благодаря ей дом будет стоять, пока его дух наконец не явится.

Молчание заполнило особняк и наши рты.

— И с тех пор каждый год в стенах этого дома заживо хоронили девушку, — сказал Филлип.

— За каким хреном, — произнес потрясенный этим сообщением Фаиз, — им это понадобилось?

— Потому что под землей становится одиноко, — продолжал Филлип, а я меж тем вжимала язык в нёбо. — Откуда, по-вашему, столько историй о призраках, которые пытаются довести людей до самоубийства? Они там скучают по товарищам, человеческому теплу. Неважно, сколько тел лежит в земле вместе с ними. Это не то. Мертвецы скучают по солнцу. А внизу темно.

— Это… — Талия провела рукой по плечу Фаиза жестом, явственно говорящим: «Все поняли? Это моя собственность!», ее глаза — блестящие, недобрые — встретились с моими.

В эту секунду мне ужасно хотелось в очередной раз довести до ее сведения: прошлое покоится под такой горой ошибок, что вновь сойтись нас с Фаизом не заставит даже запас виски, достаточный для затопления Нового Орлеана. Но суть была не в этом.

— Реально адская жесть, — договорила Талия.

— Все будет хорошо! Свежерукоположенный священнослужитель не даст вас в обиду! — Филлип со смехом стукнул себя кулаком в грудь.

Талия в ответ немедленно поцеловала Фаиза. Тот, в свою очередь, притянул ее пальцы ко рту и обласкал губами каждую костяшку.

Я стояла, уставившись на устилающие пол соломенные матрасы, и невольно внутренне содрогалась. Меня внезапно ошеломил мучительный вопрос: сколько же мертвых и расчлененных женщин сложены внутри этих стен и под этими полами, меж поддерживающих этот потолок стропил и мощных перекладин, едва различимых в темноте?

Обычай требовал, чтобы жертв хоронили живыми, во время совершения обряда они могли дышать и молить о пощаде, их погребальные одеяния оскверняли дерьмо, моча и прочие жидкости, испускаемые охваченным агонией телом. Я никак не могла выкинуть из головы мысль о неимоверно практичном семействе, сообразившем, что там, где сгниет дерево, кость останется целой, и велевшем строителям укладывать девушек, как кирпичи. Руки сюда, ноги туда, гирлянда черепов вплетается в костяк дома — страховка на будущее, когда традиционные архитектурные ухищрения окажутся бессильны. Почему бы и нет? Девушкам еще долго нести свою службу. А когда эти двери распахнутся, внутрь хлынет толпа свадебных гостей и начнется церемония, современной цивилизации придет конец.

Дом будет бесконечно ждать этого дня.

Каждый год — по девушке. Двести шесть костей, помноженные на тысячу лет. Кальция с лихвой хватит, чтобы дом простоял здесь до тех пор, пока звезды не исчерпают силу собственных сияющих костей и не пожрут сами себя без остатка.

И все ради одной девушки, что ждет и ждет.

Одна, в земле, во мраке.

— Кошка?

Я вынырнула из своего безумия. И поняла, что стою, стиснув пальцами запястье.

— Все хорошо.

— Точно? — Филлип обеспокоенно нахохлился, луч сумеречного света играл в его волосах. — Выглядишь ты не очень хорошо. Если это…

— Не трогай ее, — тихо сказал Фаиз.

Веселье покинуло его, уступив место тревоге, судороге охранительной злобы, задравшей его губу в оскале. Я потрясла головой, чтобы лицо разгладилось, улыбнулось. Все в порядке. В полном порядке.

— Кошка знает, что мы рядом, если что.

Похоже, видок у меня был тот еще. Филлип вздрогнул, залился румянцем и шмыгнул прочь из передней, бормоча что-то об ошибках. Я трижды повторила про себя список домашних дел — припомнила все упущенное, срочное и еще тысячу мелочей, — пока в мыслях от этого монотонного занятия не прояснилось. Облегченно вздохнув, я огляделась вокруг и увидела, что Фаиз и Талия склонились, точно молящиеся в церкви, построенной их же телами, соприкасаясь лбами. Намек был более чем прозрачный.