ISBN 978-5-386-15024-2

Филлип, Талия, Фаиз, Лин и Кошка приезжают в старинный японский особняк. Ночёвка здесь — это подарок Филлипа жениху и невесте, Фаизу и Талии. Девушка всегда мечтала обручиться в каком-нибудь жутком месте. К счастью, и страшная легенда у дома имеется. Как раз про невесту. Погребённую заживо, вечно одинокую и страдающую без жениха. И она ждала гостей, так долго ждала…

Ужас, окутанный туманом японской мифологии.

© Андреева С., вступительная статья, 2023

© 2021 by Zoe Khaw Joo Ee

© Мельникова М. М., перевод на русский язык, 2023

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний "РИПОЛ классик", 2024

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Эпилог

Благодарности

Кто такие ёкаи

Примечания

Моей настоящей Мышке.

Мы выбрались

— Откуда у тебя, поганца, столько бабла?

Я разглядывала старинную переднюю — деревянный потолок нависал над нашими головами, словно купол. История была запечатлена в каждом изгибе, в каждом квадратном дюйме хэйанского^[1] особняка, ее присутствие ощущалось даже в густоте царящего здесь сумрака. Казалось святотатством смотреть на дом вот так: без надзора служителей, когда никто не говорит: «Руками ничего не трогайте!» и «Аккуратно, это здание было древним, еще когда для него и слова подходящего не придумали».

Тот факт, что Филлип мог позволить себе оплатить надругательство над домом — просто выложить деньги и решить вопрос — без каких-либо угрызений совести, только лишний раз демонстрировал, к сколь разным мирам мы принадлежим.

Филлип пожал плечами, его губы расплылись в улыбке, беззаботной, как вся его жизнь.

— Я… слушай, это свадебный подарок. Свадебным подаркам полагается быть выпендрежными.

— Выпендреж — это подарить жениху и невесте одинаковые часы «Ролекс». Выпендреж… — я сделала паузу для пущего эффекта, — это медовый месяц на Гавайях. А это… это за гранью разумного, чувак. Ты всех нас привез нас в Японию. Первым классом. А потом арендовал этот гребаный императорский дворец или как его…

— Это не дворец! Это просто особняк. И, строго говоря, я его не арендовал. Я только добыл нам разрешение провести здесь пару дней.

— Ну-ну. Можно подумать, это как-то снижает градус идиотизма.

— Тс… Стой-стой-стой. Притормози. Я понял, понял. — Филлип опустил чемоданы на пол и со сконфуженным видом потер ладонью затылок. Университетская спортивная куртка до сих пор идеально сидела на его широких плечах квотербека, взблескивала желтым и синим там, где на нее падало солнце. Фамилия Филлипа сияла в лучах заката, являя собой образец доблести и стильного дизайна. Идеальный мальчик-картинка — все вожделели его, точно порочного удовольствия. — Слушай, серьезно. Ничего такого тут нет.

— Ага, ничего такого для долбанутого миллиардера.

— Ко-о-о-ошка.

Вы когда-нибудь ныряли «бомбочкой» в холодное озеро? Шок от давнего воспоминания дает похожие ощущения, каждый нейрон в твоем теле поет восторженную осанну: «А вот и мы! Ты нас забыла, но мы тебя — нет».

Лишь один человек так произносил мое имя.

— Лин приедет? — Я провела языком по краю зубов.

— Ничего не могу сказать.

Однако улыбка у Филлипа стала такой масляной, что хоть на хлеб мажь. Я старалась не показать своего смятения, сохранить лицо спокойным, но в голове бешено завертелся калейдоскоп непрошеных чувств. С Лином я не разговаривала с тех пор, как слегла в больницу со смертельной тоской, чудовищным внутренним опустошением, которое не под силу было смягчить сну, которое не могло излечить ничего, кроме туго затянутой петли. Шесть дней спустя врачи отпустили меня домой с полными карманами таблеток, рецептов и брошюр, пропагандирующих здоровый образ жизни. Шесть месяцев я прожила затворницей, посвятив себя самосовершенствованию, университету и изучению японской литературы, которую я временно отложила в стол — в прямом и переносном смысле.

Когда я вернулась в общество, оказалось, что там готовятся к свадьбе и что жизнь так аккуратно заполнила ранее занимаемое мной пространство, будто меня вовсе никогда и не было.

Глухо хлопнула дверь, мы вздрогнули и повернулись на звук, точно шестерни механизма. Вся моя грусть куда-то схлынула. Честное слово, если представшее моим глазам зрелище не было чистым волшебством, квинтэссенцией совершенства, тогда ничто в этом мире не имеет права называться прекрасным.

Они были идеальны. Стоп-кадр из рекламного ролика Hallmark: в воздухе кружатся осенние листья, на заднем фоне высятся буки и туи, небесный свет льется сквозь ветви, и вот появляются Фаиз и Талия, их руки переплетены, они не сводят глаз друг с друга и улыбаются так старательно, что хочется пообещать им одно: что так оно и останется навсегда, навечно, неизменным.

Суэномацуяма нами мо коэнаму…

Моя голова дернулась. Я явственно его слышала — бормочущий девичий голос, приятный, хоть и хрипловатый, похожий на шорох истершейся ткани, на последние скрежещущие звуки испускающего дух граммофона. Галлюцинация. Наверняка галлюцинация. Пусть это будет галлюцинация.

— Что-то страшное услышала? — спросил Филлип.

Я с усилием натянула на лицо улыбку:

— Ага. Тут прямо передо мной безголовая дама парит в воздухе и говорит, что убила себя, потому что ты так и не позвонил. Нехорошо динамить людей, чувак. Непорядочно это.

Веселье Филлипа как ветром сдуло, теперь уже по его лицу пробежала тень давних воспоминаний.

— Погоди. Слушай, если ты все еще злишься из-за…

— Все уже в прошлом, — покачала я головой. — Преданья старины глубокой.

— И все равно прости.

Я напряглась:

— Ты уже просил прощения.

— Знаю. Но тогда я облажался. Насчет нас с тобой… мне надо было придумать более подходящий способ все закончить, и… — Филлип взмахивал руками в такт своей покаянной речи, его черты искажал стыд, хранимый годами, словно семейная драгоценность.

Мы не в первый раз поднимали эту тему. Даже не в десятый. И не в тридцатый.

По правде говоря, его затянувшееся раскаяние меня бесило. Жестоко так говорить, но извинения не очищают провинившегося — они лишь выжимают милосердие из обиженного. Слова Филлипа, каждый раз одни и те же, через точно выверенные промежутки времени — по его тонкой нервной организации можно было часы сверять, — неизменно резали меня как ножом. Невозможно двигаться вперед, если кто-то вечно тянет тебя назад.

Я поймала кончик языка зубами, прикусила его и выдохнула сквозь боль:

— Все уже в прошлом.

— И все равно прости.

— Похоже, в наказание ты будешь всю оставшуюся жизнь выслушивать паршивые шутки.

— Я готов. — Из глубин легких Филлипа вырвался трубный звук, отдаленно напоминающий смех. Он начал переобуваться — сменил ботинки от Timberlands на шлепанцы, которые купил в сувенирном магазине аэропорта. Стоили они безбожно дорого, но продавщица с ярко накрашенными губами, похожими на узкую рану, дала Филлипу свой телефон, а Филлип никогда не мог устоять перед волчицей в женской шкуре. — Только обещай не распугивать привидений.

В прошлой жизни я была отважной. Когда растешь там, где росли мы, — в тропической Малайзии, где, точно в плавильном котле, смешалось множество культур и мангровые леса разрастаются столь же буйно, как мифы, — ты приучаешься всюду искать призраков. Суеверия служили нам компасом: они вели нас по узким улочкам, замусоренным подношениями и благодарственными дарами из самодельных святилищ. Наша пятерка провела несколько лет в непрерывном паломничестве, разыскивая священных мертвецов в Куала-Лумпуре. Дома с привидениями, заброшенные больницы, трубы ливневой канализации, стискивающие мертвые девичьи тела, точно последнее жертвоприношение… мы изучили их все.