Тем временем Ром уже была в полутора шаге от него, и обстановка в помещении все больше накалялась.

– Меласса, ты один здесь знаешь код моего сейфа, и оттуда у меня пропал ценнейший товар, о чем это говорит? – намекнула она.

– Я не трогал его, мем! – в испуге крикнул мальчишка.

– Тогда кто его трогал? – заорала женщина что есть мощи, – кто заходил сюда? Кто нашел его и унес? Говори, проклятый, – с последними словами она начала его трясти за видавшие виду рубашку, даже не отдавая себе отчет в том, что она трещит по швам под ее ногтями.

– Мем, мем, – чуть ли плакал парень, – я не знаю, мем.

И со всей силы отбросив его к другой стене, Ром потащилась к своему бару. Потащилась она, а не пошла, потому что силы оставили ее в это мгновение, и отчаяние заполонило всю душу. Там, в скромном углу помещения, где несколькими минутами назад стоял ее не самый желанный гость, она налила себе горячительного и залпом осушила весь бокал. Лишь после четвертого «залпа» Ром слегка успокоилась и нашлась с ответом для парня, что все еще стоял в порванной рубашке где-то за ее спиной.

– Меласса, – прошептала она, – если мы не найдем сей товар, Суррогат сожжет нас живьем, на что парень лишь сглотнул ком, что застрял в горле, ибо с яркой фантазией у него был даже перебор. И вот он уже видит село, где некогда родился, отца и мать, и как все они горят на костре под жарким солнцем Кубы, а где-то за всем этим наблюдает с ехидной улыбкой красивый мужчина по имени Суррогат.

Ранним прохладным утром, что выбивало горячий пар из легких будто выкачивая самые теплые моменты, в дверь под раскидистым кустами сирени постучали.

В это время хозяйка сего дома пыталась проснуться от тяжелого сна, в который ее вгоняла столь унылая, но настолько же знакомая погода со времен юности. Уютно устроившись за маленьким круглым столом в гостиной, в махровом бордовом халате, что так шел ее волосам и цвету кожи, и по размерам которого девушка легко укрывала ножки, она читала глупую подростковую книжку «Мунфлауэр», что однажды приобрела на книжной ярмарке.

Чача однозначно не ждала гостей в столь ранний час, ведь даже Сидр крепко спал еще на втором этаже в их комнате, где все пропахло специями и яблоками. И все же она рискнула подойти к двери и спросить:

– Кто там?

– Чача, открой, пожалуйста, дверь. Я замерзла насквозь, – умолял женский голос, в котором хозяйка узнала кому он принадлежит.

Быстрее, насколько позволяли ей маленькие ручки, она отворила массивную дверь и запустила как мокрого котенка или лесную эльфийку Шампанское. Ее кудри свисали по контуру лица и капали ей на тело. В светлой легкой одежде, состоящей из множества легких тканей (Чаче показалось, что девушка сняла несколько разноцветных тюлей с окон и закуталась в них) и в некогда белых балетках, она ощетинилась под влагой утренней росы и покрылась мурашками, но все равно не потеряла своей первозданной легкости и очарования.

– Прости за столь ранний визит, – прощебетала она, ища глазами что-то в интерьере.

– Ты что-то хотела? – не упустила из виду ее жеста хозяйка.

– Камин. У вас есть камин? – немного глупо улыбнувшись, спросила девушка.

Чача озадаченно рассмеялась.

– Да, он есть, но не зажжен, – но увидев, как уголки губ Шампанского опустились вниз, продолжила, – но есть печь на кухне, на которой я как раз собиралась готовить чвиштари.

– Я понятия не имею, что это, но, если связано с горячей печью, я согласна.

Напоминаю вам, дорогие мои читатели, что Чача была глубоко традиционной девушкой. В связи с чем нет никаких сомнений, что данные кукурузные лепешки она готовила для своего возлюбленного на завтрак. Но при этом она понимала, что не сможет сделать из Сидра грузина (да и зачем именно?), поэтому подавала столь вкусное блюдо с расплавленной Моцареллой или пожаренными кусочками Камамбера. Но сейчас ситуация явно менялась, ведь неожиданно появился гость и времени на приготовление как таковой сокращалось, а задерживать новоприбывшую она совсем не хотела.

Налив Шампанскому крепкого травяного чая, она предложила:

– Давай снимем с тебя эти тряпки, а то простудишься, – упустив тот момент, что ее начали изрядно раздражать мокрые следы.

– Да, я была бы весьма признательна, – улыбнулась блондинка, – могла бы ты одолжить мне полотенце и хоть что-то сухое.

– Естественно, – сдержано ответила ей хозяйка дома и исчезла, при этом все время напрягаясь тому, что может произойти в ее отсутствие. Стоит ли говорить, что Чача особо не с кем не общалась из их злосчастного алкогольного клуба, а не доверяла никому тем более.

Вернувшись в свою кухню буквально через минуту, она нашла Шампанское в легкой прозрачной сорочке практически вплотную прижавшуюся к горячей печке. Первое мгновение Чача практически не могла вразумить, что это и впрямь происходит у нее дома. Миллион мыслей пролетели у нее в голове от «Боже мой, какой срам!» и следом: «А если Сидр спустился бы и увидел ее в таком виде?», «До чего же бесстыжие эти европейки!», «Где вообще их воспитание?»

– Ой, прости, я имела наглость снять с себя одежду здесь же, – отпив чаю, ответила девушка. – Я повесила ее сушиться, – и указала на ткани, что весели рядом с печью на стульчиках, создавая детские девчачьи шалаши для игр.

Так и не собрав свой разум воедино, и где-то подсознательно переживая теперь за свои раритетные стулья, Чача просто протянула девушке махровый халат и полотенце, на что Шампанское очаровательно улыбнулось:

– Ммм, они восхитительно мягкие! Из овечьей шерсти с твоей родины, не так ли?

– Ддда, – слегка заикаясь ответила грузинка.

– Я ни разу там не была, но говорят там прекрасно, – продолжила тему блондинка.

– Да, – более уверенно ответила Чача.

– Ты скучаешь по дому?

Чтобы не стоять и вести пустые светские разговоры, хозяйка прошла к печке и немного растормошила дрова.

– Несомненно, думаю, как и ты по своей, – ответила Чача.

– Ну не совсем, – призналась Шампанское, отпив еще чая, – я предпочитаю свободу привязанности.

Грузинка до конца не понимая, повернулась к ней.

– Ну Франция твоя родина, неужели тебя не тянет обратно в Лангедок14? – удивилась хозяйка.

– Нет, – улыбнулась та, – меня тянет на Палм-Бич, Гоа, иногда даже в Монте-Карло и ряд других стран и городов, но почему-то домой редко. Хотя Лазурный берег все еще свеж в моих бурных воспоминаниях, – а помолчав чутка, спросила. – А как Сидр? Он скучает?

Чача призадумалась. С одной стороны, отвечать за своего мужчину она не бралась, но с другой, она подозревала, что ее возлюбленный более грустен порой именно по этой причине.

– Думаю, да.

И женщины замолчали на минуту-другую. Пока Чача посмотрела на часы и не взволновалась: пора было срочно готовить завтрак, но не при гостье же это делать.

– Ты пришла к нам просто нас проведать или… – начала она издалека.

Шампанское слегка насупила брови. Было видно, что разговор ей не по душе, но она и впрямь не могла более злоупотреблять гостеприимством не очень при этом гостеприимной Чачи.

Отпив еще немного чая, она сказала:

– У меня дурные предчувствия.

Хозяйка дома не стала ничего говорить, надеясь, что Шампанское сама пояснит смысл своих слов, что в принципе та и сделала.

– Я видела сон. И мне снилась смерть.

Итак, господа, дайте мне раскрыть еще одну тайну сей книги: у Шампанское – легкой и очаровательной – порой раскрывается дар ясновидения. То бишь изредка, но метко она может рассказать вам грядущие события. Сама она ненавидит этот дар, ибо нести крест сумасшедшей никому не в радость.

– Сон? – иронично переспросила Чача.

– Да. И не смотри так на меня, – взмолилась девушка. – Я сама понимаю, как смешно это звучит, но ты же знаешь, что не спроста. На пустом месте я не пришла бы к тебе.