– Я даже представить не мог, что ты в курсе, где я обитаю, – засунув руки в карманы, проговорил Суррогат.

– Это было бы странно, если бы я не знала, – как-то оскорбилась Вино.

– Да, говорят, что ни одна сплетня не проходят мимо твоих ушей. Видимо, они оказались правы.

– Несомненно, – улыбнулась она и прошла в огромное, но скудно расставленное помещение.

– И что тебя ко мне привело?

– Все то же самое: сплетни, – осматривалась женщина, – тебе явно здесь не повредит дизайнер, дорогой.

– Меня все вполне устраивает, отмахнулся Суррогат. – Так что за сплетни?

Красное Вино звонко рассмеялась.

– Не так быстро, красавчик. У всего есть своя цена.

– Как это низко, – усмехнулся он.

– Но не для меня. Это мое хобби и дополнительный заработок. Поэтому не чурайся раскошелиться, – «зашуршала» Вино пальцами.

– Ты серьезно? Думаешь, что я хоть что-то заплачу тебе за какие-то сплетни? – теперь пришло время смеяться Суррогату.

– Несомненно, расскажешь, – уверено ответила она.

– Тогда ты либо полная дура, либо наивная как колобок на носу у лисы, – зачем-то вспомнил мужчина детскую славянскую сказку, возможно услышанную где-то в далеком детстве от родителей.

Вино элегантно и растянуто-плавно встала и подошла к нему вплотную, при этом не прерывая контакта глаз. Здесь одно из двух: либо она и впрямь совершенно его не боялась, либо обладала над ним властью. Последнее больше всего волновало Суррогата, ибо он предпочитал быть сверху во всех понятиях этого слова.

– Ты зря меня не до оцениваешь, дорогой, – и когда их уже отделяли считанные сантиметры, вальяжно прошла мимо него. – Ты ведь даже не знаешь о чем речь, а уже «отрекаешься» от меня, – и дойдя до книжной полки (а книг там было скудное количество, к слову), резко обернулась, – но я подкину тебе зацепку. Как насчет твоего пропавшего товара?..

Суррогат, как мы уже выяснили ранее, не привык, когда им манипулируют, так как сам предпочитал заправлять интригами, поэтому Красное Вино даже не заметила, когда он успел схватить ее за длинную шею и слегка приподнять от земли.

– Что ты знаешь об этом? – прошипел он.

Женщина начала задыхаться у него под пальцами и слегка багроветь, но Суррогат не в первый раз использовал сей метод выбивания информации, поэтому так же прекрасно осознавал, когда именно стоит ослабить хватку противника. А эта женщина явно была сейчас из числа его противников.

Время шло медленно, секунды перешли в минуты. Вино брыкалось, ее трясло, она замахивалась на мужчину, но не могла дотянуться, жизнь покидала ее с последним вдохом кислорода. И вот Суррогат особо не церемонясь отпустил ее, отчего она грохнулась на пол и начала кашлять. Легкие жгло, горло болело, а места, где вот только зажимали его стальные пальцы еще долго потом будут алеть синяками.

– Я спрашиваю в последний раз: что ты знаешь о моем пропавшем товаре? – как ни в чем не бывало подошел мужчина к своему столу.

Было понятно, что Вино не собиралось так легко сдаваться, и стоит ли говорить, что это не первый ее такой клиент, когда жизнь ее висела на волоске. Сейчас главное: свалить от него куда подальше. Да, он однозначно начнет на нее охоту, но и прятаться за эти годы она научилась неплохо. Тем более крупные банкноты запечатывали все ее страдания из прошлого. Ну а также Вино понимала, что, если ее душат, значит она попала в точку: это им позарез нужно и упускать такую возможность сейчас было крайне глупо!

– Пятьсот тысяч, и я все расскажу тебе, – прохрипела она.

Суррогат подсел к ней на корточки и грубо схватил за подбородок, уперевшись взглядом в глаза.

– Ты все еще торгуешься? – усмехнулся он.

– Не с такими связывалась, – как смогла попыталась улыбнуться Красное Вино.

– Ты я смотрю, дерзкая. Может выбить из тебя эту спесь? – призадумался брюнет.

– Попробуй. Но помни, что это тебе ничего не даст. А за пятьсот тысяч ты мог бы получить хорошего информатора там, куда твои грязные руки все же не доходят.

Суррогат еще посидел, сверкая идеальной улыбкой, рядом с Вином. Его одолевали мысли от «не прикончить ли ее здесь сразу» до «неплохая идея заиметь крота».

И вот он отпустил ее и подошел к панорамному окну (одна из причин еще восседать в таких зданиях) – виды его вдохновляли. В такие моменты ему казалось, что он мог бы привлечь самые горячие перспективные проекты и заправлять всем миром.

– Триста. Говори, что ты знаешь и проваливай, – не оборачиваясь сказал он.

– Деньги вперед, – встала и поправила свой красивый костюм Вино.

Мужчина сел за стол, достал чековую книжку, чиркнул там что-то и бросил на другую часть стола.

– Итак?

– Мне жаль, дорогой, – как ни в чем не бывало подсела за стул напротив женщина, – но это дело рук твоего отца.

Было бы крайне удивительно, если бы Красное Вино не знало про их родственную связь. И не сочтите за малодушие Суррогата, что так легко распрощался с деньгами. Он знал, что ценная информация дорогого стоит на самом деле, так же, как и знал, что, пройдя столь незатейливое его испытание, барышня напротив вряд ли преподнесла бы лживые и неподтвержденные факты. Суррогат знаком с таким типажом: мало кто блефует, чаще всего они просто так же, как и он, любят играть по-крупному.

Двумя днями ранее

На мосту, что заволокло утренним туманом и веяло холодом стоял низкорослый мужчина в возрасте, закутавшийся в тулуп и шапку-ушанку, и курил самокрутку, чтоб хоть как-то согреть потрескавшиеся пальцы.

Он был весь сморщен, не сколько даже в лице, что в душе. Его поглотила неизвестность и самобичевание, будто в нем дрались два демона и вот уже на протяжении последних лет ни один из них так и не одержал победу.

Любое воспитание – это хождение по лезвию ножа, никогда не знаешь, где ты совершишь ошибку и сломаешь психику ребенка. Где это чертова грань между избалованностью, вседозволенностью и начало проблем с самоуверенностью и низкой самооценкой? Когда Самогон упустил из виду тот момент жизни своего сына, что тот из милого прекрасного мальчика перерос в негодяя, что идет по головам ради своих корыстных целей?

В такие минуты мечтаешь повернуть время вспять и исправить все ошибки на корню, не замечая, что в любом случае сделаешь другие ошибки и в последствии столкнешься с другой проблемой. Вся наша жизнь – сплошь опыт через просчеты, цена которых порой слишком высока.

– Все грустишь? – спросил его подошедший мужчина.

– Неизбежно, – ответил ему старик.

– Дашь прикурить? – попросил тот. – Давно не имел дела с самокрутками.

– Да трава это. Матрешка и всякая подобная зелень, – отмахнулся Самогон, но все же не отказал.

– Полезная вещь, – улыбнулся мужчина и закурил.

– Хорошо помогает с нервами. Успокаивает, знаешь ли, – поддержал его старик.

И так они стояли в тишине еще минут пять. Наверное, вы слышали о невербальном контакте у коренных американцев – прийти в гости, покурить долгое время и не сказав ни слово уйти – и это считается у них тоже общением. Так и вот эти наши приятели выглядели в данный момент именно как те индейцы. Они молчали, каждый уйдя в свои мысли и не спешили переходить к сути встречи.

– У меня плохие новости, Самогон, – сказал джентльмен, потушив окурок дорогущими ботинками.

– Я был к ним готов, – повторив телодвижение собеседника, ответил бородач. – Говори, что еще натворил мой отпрыск?

– Он придумал новый вид химии, что прозвал Каббала и планирует его поставку в штаты.

Самогон грустно улыбнулся и начал рассматривать свою изношенную обувь. Он был конспиратором в какой-то мере, в частности того, что касалось одежды. Столетиями носил портянки с лаптями и его это устраивало. Пока все же время и жизнь не заставили его одеть кожаную обувь, что в первое время давалось ему тяжело, ведь она была куда тяжелее и неудобнее соломенной лапти. И стоя сейчас в «кирзовых» сапогах (он специально взял такие, что напоминали ему о былых счастливых днях) Самогона, по-видимому, посетила мысль, что и это его качество могло сподвигнуть сына к кардинальным изменениям. Да и вообще Суррогат был из другого теста изначально. Ему нравилось все новое, как бурлила, видоизменялась жизнь вокруг, весь кипиш народа на празднествах, что они посещали вместе. Он был очарователен еще тогда, к нему все тянулись. Ведь и он был новым для всех, как и они для него. Самогон предостерегал сына, говорил: не стоит делать того и иного, но Суррогат лишь мило улыбался и все равно творил хаос.