– Послушай, ты прекрасно знаешь, что я не могу тебя взять с собой.

Матвей слегка толкнул дверь, вдруг поддастся? Увы.

– Может, все-таки откроешь?

Не дождавшись ответа, он снял с себя всю поклажу, сел на пол и прислонился к стене, тяжело выдохнув.

– Знаешь, я тебе прежде этого не рассказывал, но за три дня до смерти твоего отца я разговаривал с ним в его мастерской. Теперь уже твоей мастерской.

Лицо Курта Крюгера всплыло в его памяти и навеяло чувство тоски. Бедолага в последние свои дни выглядел крайне удручающе: страшно похудел, напоминая ходячий скелет, обтянутый кожей; в пожелтевших белках глаз теперь лишь изредка появлялось то присущее ему добродушие, за которое так его любили.

Но, даже несмотря на сковывающую его слабость и усталость, он продолжал работать в мастерской, пока рак желудка все-таки не доконал его.

– Я тогда как раз вернулся с вылазки, принес ему всякого. Увидел, как с виду ему еще хуже стало, чем три месяца назад… – Матвей посмотрел на ваттбраслет и погладил кожаный ремешок, на котором крепилось устройство. – Он тогда случайно заметил, как у меня экран треснул на браслете, чуть ли не с рукой оторвал, чтобы починить. Сказал, что тут дело на пять минут, и велел остаться, пока он все исправит. Ну я и согласился. И вот сидит он, меняет экран и вдруг говорит: «Я ведь скоро помру, Матвей, ты же это понимаешь?» Я ему не ответил, хотя тогда, уверен, мой опущенный взгляд все сказал за меня. «Ты проследи, чтобы Арина в неприятности всякие не лезла, а то ты ведь ее знаешь… Она вся в мать пошла, та тоже на месте усидеть не могла, все ей двигаться нужно было вперед. Да и за эти года ты ей совсем как старший брат стал, понимаешь? Любит она тебя, очень сильно любит». Да, говорю я ему, понимаю. Я тоже ее люблю.

Здесь Матвей остановился, выждал минуту в надежде, что все-таки Арина откроет эту проклятую дверь. Да куда уж там, хоть словечко скажет! Но нет, молчит. Упрямая до невозможности, всегда такой была.

– Я не хочу и тебя потерять, ясно тебе? – строго произнес он, теперь уже и сам чувствуя обиду. Ведь понимает, что могут не увидеться больше никогда! И все равно…

– Ладно. – Матвей мысленно плюнул на все это. – Скоро увидимся.

Он взял походную сумку, накинул на спину рюкзак и отправился к выходу из коридора, но, прежде чем выйти из модуля, еще раз оглянулся в сторону двери.

Арина так и не появилась.

На пути к вездеходу Матвей пересекся с Йованом, несущим за собой туго набитый рюкзак.

– Ну что, все взял, как я велел? – спросил его Матвей.

– Да вроде, – выдохнул друг, поправив лямки рюкзака. – Теплая одежда, медицина, запасной ваттбраслет, нож, топорик. Только вот еды взял немного.

– Послушай, – на полном серьезе обратился к нему Матвей. – Это последняя возможность отказаться. Никто тебя не осудит, старина, если ты откажешься. Захваченные земли, особенно для неподготовленного человека…

– Кончай, Матюш. – Йован хлопнул его по плечу. – Я с тобой в горе и радости, в богатстве и бедности…

– Да все, верю, верю. – Здоровяка лучше заранее остановить в его потугах пошутить, иначе он разойдется так, что потом не остановить.

– А где Арина? Я думал, она выйдет к нам попрощаться…

– Видимо, нет, – с едва скрываемой досадой ответил Матвей. – Она сидит у себя, не хочет выходить.

– Даже со мной? Вот же засранка…

– Холодает, – бросил Матвей, не желая больше говорить о девушке, – пошли к вездеходу, не будем терять времени.

– М-да, – пробормотал Йован, бросив взгляд к южному комплексу. – Аришка, Аришка, ну ты даешь…

Через несколько минут они подошли к вездеходу. Судя по отсутствующим снаружи контейнерам, погрузка была завершена, но, даже несмотря на это и нарастающий холод, толпа и не думала расходиться. Матвей сразу понял, что восточники требуют ответа по какой это причине отпускают тех, кто своим присутствием давеча поднял на ноги всю станцию.

Матвей и Йован зашли в вездеход и сбросили вещи на пол.

– Думаю, вам будет лучше положить свои вещи в специальные отсек, – предложил им Вадим, указав на стальной люк в полу.

– Думаю, я и без тебя разберусь, куда мне положить мои вещички, дедуля, – дерзко выдал Йован, одарив того издевательской улыбкой.

Тем временем, оказавшись впервые внутри вездехода, Матвей не мог не отметить, насколько вместительным был его салон. Он насчитал восемь посадочных мест, не считая водительского и переднего, довольно широкий проход между сиденьями и широкие полки.

Сбоку ощутил идущий из вентиляционных отверстий теплый воздух. Интересно, сколько ватт жрет этот кондиционер? Больше ли батарей в жилых модулях? Наверняка больше.

Бросился в глаза и навороченный бортовой компьютер, встроенный в приборную панель, чьи сенсорные экраны показывали одометр, температуру снаружи и внутри вездехода, уровень заряда аккумулятора, компас и навигатор.

Прежде Матвею не доводилось разъезжать на подобных. До Мак-Мердо он вместе с остальными восточниками-собирателями обычно добирался на стареньком «Ветре», рассчитанном на шесть пассажирских мест. Дорога на нем отнимала у них пять дней пути, включая в себя уже ставшую недоброй традицию какую-либо неисправность, которую приходилось устранять водителю-механику, сопровождающему их до станции.

– Долго еще? – с нетерпением спросил Вадим у Нади, указывая на Домкрата.

Матвей заметил, как тот сидел с ящиком инструментов у подножия водительского сиденья, под которым находился аккумулятор – сердце вездехода.

– Еще несколько минут, – сообщила Надя, получив в ответ раздраженные жесты от глухонемого напарника.

Но, судя по тому, как сильно Вадим сжал пальцы на руках, для него это прозвучало как «Еще целую вечность».

– Что-то случилось? – поинтересовался Матвей.

– Ничего особенного, просто рядовая проверка аккумулятора перед поездкой, – бросил Вадим.

– Как бы то ни было, отправляться нужно как можно скорее, – дал совет Матвей и кивнул в сторону своего рюкзака. – Я прогнал метеодатчик для теста, и данные показали, что на станцию движется буря, почти двадцать три метра в секунду. Будет здесь через час. Если до этого времени не покинем станцию, застрянем тут надолго.

– Слышала? – с еще большим нетерпением обратился к Наде прогрессист. – Вели ему поторопиться!

– Матвей, выйди-ка на минутку! – раздался снаружи хриплый голос Олега Викторовича. – И тащи с собой этого прогрессиста!

Лицо Вадима исказила мучительная гримаса.

Оба они вышли, Йован остался стоять в дверях, ссылаясь на опостылевший холод, но все же желающий одним глазком взглянуть, зачем староста позвал их к себе.

Олег Викторович в который раз за день бросил на вышедшего прогрессиста ненавистный взгляд, а затем обратился ко всем присутствующим.

– Братья и сестры восточники, этот человек, брат всеми известного вам Зотова… – Названная фамилия сработала как брошенная голодной собаке кость, и толпа взъерепенилась. – Понимаю, понимаю, я разделяю ваше недовольство и желание не отпускать этого человека…

Матвей видел, как Вадим явно чувствует себя не в своей тарелке, борясь с острым желанием плюнуть на это сборище и зайти обратно в вездеход.

–…и я бы это сделал, если б не его клятва, которую он мне дал.

– Клятва? – прошептал про себя прогрессист. – Какая еще…

– Этот прогрессист, Зотов Вадим Георгиевич, – прервал его староста, – дал мне слово, что если Матвей, наш с вами Матвей, окажет ему услугу по сопровождению, то он предоставит нам все необходимое для того, чтобы пережить предстоящую зиму. И, не знаю, как вы, мои братья и сестры, но я считаю, что это как минимум первый маленький шаг к искуплению совершенного ими злодеяния в прошлом. Вы согласны?

Восточники хоть и вяло, но выразили свое согласие. Но Матвей, несмотря на это, все же был уверен, что даже при хорошем стечении обстоятельств, до дружбы между станциями Восток и Прогресс еще очень и очень далеко. Слишком уж тяжела и остра была боль, нанесенная прогрессистами.