– Да, пап.
– Вот и хорошо.
Отец оказался прав, это и правда помогало: читая выдуманные истории, у Матвея иногда появлялась надежда, что все это когда-нибудь закончится, мерзляки сдохнут, а человечество начнет все заново. Увы, с каждым годом надежда на подобный исход становилась для Матвея все менее осязаемой.
От размышлений его отвлек стук в дверь. Матвей нехотя поднялся с кресла и открыл замок. В коридоре его встретил Сэм, укутанный в старую куртку.
– Привет, Сэм. Заходи…
– Привет. Благодарю тебя, но я только на минутку.
– Что случилось?
– Со мной около часа назад связались по рации, спрашивали, остались ли на станции собиратели. Я сначала сказал нет, наши-то уже как два месяца на вылазке, а потом вспомнил про тебя и… в общем-то, вот.
– Кто связался? Какая станция?
– Они не назвались. Просто спрашивали, есть ли собиратели. – Затем почесав за ухом, он добавил: – Странно, да? Зачем им собиратели, когда окончание сезона на носу?
– И что ты им ответил?
– Только назвал им твое имя и вроде как дал обещание, что ты с ними свяжешься завтра в десять утра. Это все.
– Ясно. В таком случае можешь связаться с ними завтра сам и ответить, что я больше этим не занимаюсь.
– Как скажешь!
– И еще, Сэм… Постарайся не распространяться насчет имен в следующий раз.
– Да, согласен, – виновато опустив взгляд, ответил американец. – Просто этот тип был так настойчив… Ладно, не буду тебя больше беспокоить. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, – кивнул ему Матвей и закрыл дверь.
Жаль только, что ночь эта оказалась вовсе не спокойной. Когда Матвею наконец удалось заснуть, его тут же окутали кошмары.
В них он снова видел, как мерзляки разрывают его ребят на части, одного за другим. И он ничего не может с этим поделать.
Совсем ничего.
Глава 3. Чужаки
Кто бы мог подумать, что оставшиеся в прошлом способы шить одежду из шкуры животных вновь станут актуальны? До чего причудливо наблюдать, как синтетические куртки постепенно сменяются паркой из тюленьей шкуры, а нейлоновую обувь вытеснят унты с прокладкой из пингвиньего меха. Исчезают стальные иглы – их место занимают маленькие косточки птиц и китовый ус. Ничто не пропадает даром.
Зная, что еще тридцать лет назад во всем мире использовать шкуру и мех животных в качестве материала для одежды полностью запретили, подобное не укладывается в голове. Будущее стало тесно сосуществовать с прошлым.
Из личного дневника Фридриха Шульца, старосты станции «Конен», 2069 год.
21 января 2093 года
Йован никогда не упускал шанса раз в год провести свои именины с размахом, напоив всех братьев и сестер борматухой собственного приготовления.
Вот и сейчас, несмотря на пришедшую на Восток беду, он созвал всех, кого только смог, в столовую станции, которую мужчина уже много лет назад переделал в бар и нарек тот «Полярным Переполохом». Подобное ироничное название было как раз в духе здоровяка с его непростым характером.
Йовану стоило отдать должное, поскольку в свое заведение он действительно вложил душу, превратив его в крохотный островок прошлого. Именно в баре посетители могли найти множество разных штуковин с захваченных земель, будь то игрушки, картины, статуэтки, музыкальные проигрыватели и еще много прочего хоть и бесполезного, но крайне любопытного барахла. Сам Йован любил коллекционировать бутылки из-под разных алкогольных напитков, которые он с гордостью демонстрировал гостям станциям, иногда останавливающимся на Востоке по пути в другие станции. Матвей лично принес ему с захваченных земель три бутылки: из-под виски, коньяка и вина, каждую довольно чудаковатой формы.
Но, откровенно говоря, «Полярный Переполох» славился своей аутентичностью куда меньше, нежели местным самогоном на картофеле, который Йован выращивал в одном из контейнеров-ферме. Разумеется, большая часть картофеля шла на стол в качестве еды, и лишь малую ее долю он тратил на крепкую бормотуху.
Поначалу Олег Викторович был против затеи Йована, посчитав ее излишней растратой пищи, но с подачи Матвея все же дал добро. Людям нужно было немного успокоиться и отвлечься перед наступлением зимы, а заодно отдохнуть от изрядно надоевших собраний, которые все равно ни к чему не приводили.
Вечером в Переполохе собралось полсотни восточников. Поочередно они подходили к стойке, за которой хозяйничал именник, и поздравляли того с юбилеем.
– Тридцать лет! – настала очередь Олега Викторовича. – Эх, вернуть бы и мне мою тридцатку.
– Ну это мы организуем, Олег Викторович, – отблагодарил его за поздравление Йован и стал наливать самогон в рюмку из китовой кости. – Не телом, так духом помолодеете. Вот.
– Так, сколько с меня, стало быть, ватт? – Староста закатил рукав свитера, обнажив свой старенький ваттбраслет, представляющее из себя портативный аккумулятор, соединенный с дисплеем старого смартфона. Он вытянул небольшой кабель для передачи энергии на браслет Йована, но тот его остановил.
– Олег Викторович, ну вы чего, сегодня все за мой счет. Забыли? Весь вечер об этом талдычу.
– Вот как? Видать, запамятовал. Ну раз такое дело… – Он взял рюмочку с наперсток и залпом ее осушил.
Йован и сидящий рядом Матвей тем временем обменялись взглядами, как бы говоря друг другу: Викторович уже не так молод, как это было, когда оба мы были совсем мальчишками.
– Ох, хорошо пошла, зараза, – сморщившись, произнес староста и поспешил закусить сушеной рыбой. – Щас бы хлеба или лучка… Гадство! Жаль, нет у нас семян.
– Я слышал, у палмеровцев есть семена чуть ли не сотни видов разных овощей, – вспомнил Матвей, отламывая кусок вареной картошки.
– Палмеровцы? Это которые на полуострове? – уточнил староста.
– Они самые. Станция Палмер.
Олег Викторович отмахнулся.
– Тоже американцы. Цену заломят такую, что за эти ватты потом можно полгода всю станцию энергией снабдить. До них еще и ходу две недели.
– Зато у нас есть картошка, – с ухмылкой подметил Йован и добавил: – И, собственно, больше ничего.
– Эй, громила! – к стойке прильнула Арина. – Ну с днем рождения тебя, что ли, с тридцати-чем-то-летием.
– Ха-ха, – наигранно ответил на ее фразочку Йован. – Посмотрите, кто пришел позже остальных. – Он указал на шумную толпу восточников, играющих за столом в карты. Партия набирала обороты. Слышались удары кулаками о стол, знаменующие горечь поражения или радость победы.
– Да ладно, не дуйся, а то ты в такие моменты похож на неповоротливого пингвина. Вот, держи-ка лучше свой подарок и налей мне рюмочку.
Арина протянула ему нечто, завернутое в тюленью шкуру и небрежно обмотанное розовой лентой.
– Матюш, ущипни-ка меня, а то я никак сплю, и мне снится то, чего на самом деле ни за что не произошло бы, – не приняв в руки подарок, прошептал Йован.
– Ну раз не хочешь…
– Шучу, шучу! – Здоровяк осторожно выхватил из ее рук подарок и широко улыбнулся. – Спасибо тебе, вертихвостка. А знаешь что, я даже тебя обниму!
– Нет, давай-ка ты будешь стоять там, где…
Но было поздно, Йован уже вышел из-за прилавка и прижал к животу совсем низенькую Арину, утонувшую в его объятиях.
– Да все, все! Ты меня сейчас придушишь, – запротестовала Арина, отпрянув от здоровяка. – Взгляни лучше на подарок.
Йован так и сделал, осторожно и нарочито деликатно развязал ленточку, а затем развернул шкуру. Увиденное заставило его вновь расплыться в улыбке.
– Погоди, это моя колонка?! – Он обернулся к ней. – Хочешь сказать, ты ее починила?
– Если ты вдруг забыл, – деловым тоном начала Арина, – я здесь на Востоке что-то вроде молодого гения, способного не только изобретать, но и чинить все. Ну… почти все.
– Твоим ручкам да памятник! – Йован взял ее за руки и в свойственной ему манере весельчака играючи стал целовать ей пальцы, пока та пыталась вырваться.