Логлоров смотрел правде в глаза: расследование, которое ему предстояло провести в Арылахе, было не из лёгких.

Но не зря его считали в районе мастером инспекторских проверок. Душевная уравновешенность помогала ему смело браться за самые запутанные конфликты. А знание педагогической специфики и человеческой психологии вообще ставило его вровень со следователями. Сказать по секрету (об этом мало кто знает) — районный прокурор не раз пытался сманить к себе инспектора, но тот остался верен наробразовской системе.

В эту поездку Логлорова подняли как по тревоге: поступило письмо Кылбанова. Трясясь в лёгких наробразовских санях, инспектор напрягался, пытаясь представить себе облик этого самого Аласова. Он встречался с учителем лишь однажды и, при всём своём опыте психолога и человековеда, ничего особого тогда в нем не заметил. Даже симпатичный внешне, а уж анкета преотличная — пять фронтовых наград, стаж… Лихой, надо думать, мужчина, если не побоялся завести шашни с ученицей! Впрочем, не будем торопиться с выводами, никаких предвзятых суждений…

Тимир Иванович Пестряков встретил инспектора роно с понятным смущением: только что школу хвалили на совещании, вышла в Якутске книга о её передовом опыте, ещё переживает коллектив свою невосполнимую утрату, хвоя после похорон увять не успела… А тут на тебе…

— Справедливо, Тимир Иванович, справедливо, — успокоил Логлоров завуча. — О Всеволоде Николаевиче мы все в районе горевали. Но жизнь есть жизнь. И знаете, уважаемый Тимир Иванович, именно сейчас и надо быть особенно строгим. Речь ведь идёт о чести школы, которую он создавал.

Пестряков, человек тактичный, не стал предлагать инспектору, приехавшему на расследование, остановиться в доме у него или у кого-либо из учителей. Логлорову застелили койку в библиотеке, а готовить пищу поручили школьной сторожихе бабушке Фекле. Он принял это с солдатской стойкостью: объективность и ещё раз объективность!

Пока не накоплено достаточно сведений, Логлоров не спешил трогать главного виновника. Но сам случай столкнул их. Видимо, Аласов запомнил его ещё с осени, увидев, просто-таки расцвёл:

— Товарищ Логлоров, какими ветрами!

Логлоров не мог видеть в эту минуту собственного лица, но представить мог: недаром Аласов поперхнулся да так и остался стоять в растерянности. Догадался, какими ветрами занесло сюда инспектора роно!

Утром следующего дня, согласно разработанному плану, Логлоров принялся за директора школы Кубарова.

— Не читал я этой тетради. И читать не стану. Тимофей Федотович, Христом-богом прошу вас — не впутывайте вы меня, пожалуйста, в это дело.

— Я думаю, что Фёдор Баглаевич правильно мыслит, — вмешался завуч. — К данному вопросу нет нужды привлекать слишком многих. Чем больше людей, тем больше позора, — об этой стороне тоже надо думать. В письме указаны определённые факты. Самое главное — выяснить, достоверны эти факты или недостоверны. Я верно понял вашу миссию, Тимофей Федотович?

— Поняли-то верно. Но директор школы…

— А может, достаточно будет, если от имени дирекции приму участие я, заведующий учебной частью?

Кубаров, воспользовавшись таким оборотом дела, быстро собрался и ушёл. Улизнул.

— Фёдор Баглаевич убит горем, совсем сдал старик, — сказал завуч после его ухода. — С покойным Левиным они были друзья, погодки. Вы беднягу уж не донимайте. Ах, Аласов, Аласов… Я-то уже привык к таким превратностям жизни, но у Фёдора Баглаевича он был любимым учеником… Тимофей Федотович, если не секрет: когда вы будете разговаривать с самим Аласовым?

— Вечером. Прошу его предупредить.

— Предупредим. И с девочкой будете? После уроков можно и её вызвать.

— И ещё, товарищи, есть новость, — Кылбанов перешёл на шёпот. — Этот Аласов, оказывается, из тех, у кого закон в кулаке. Даже дракой не назовёшь — одностороннее избиение…

— Кого это он? Когда? — оживился завуч.

— Антипина, моториста с электростанции. Избил в присутствии учеников, достоверный факт.

— А что говорит сам Антипин?

— Вот этого не знаю. Не разговаривал с Антипиным. Я вам, Тимофей Федотович, официально заявил о факте, а вы уж сами решайте, что и как.

После обеда Логлоров отправился на электростанцию. В сумеречном большом помещении с земляным полом стоял грохот, крупный мужчина в заячьем треухе возился с чем-то в углу.

— Скажите, кто здесь Антипин?

— Я Антипин, — с трудом выдавил из себя мужчина, взгляд его шарил по углам.

— Если не ошибаюсь, вы отец ученика Гоши Кудаиcова?

— Отчим я ему…

— А я из отдела народного образования. Приехал я к вам, товарищ Антипин, вот зачем. Знаете ли вы учителя Аласова?

— З-знаю…

— Товарищ Антипин, верно ли, что учитель Аласов минувшей осенью избил вас в вашем же доме?

— Заходить-то он заходил…

— Не смущайтесь, товарищ Антипин, расскажите всё по порядку.

— Избивать он меня, конечно, не избивал… Но ударил…

— Один раз ударил или больше?

— Два раза, кажется…

— И сильно?

— Ага… сильно, — Антипин пощупал челюсть.

— За что он вас ударил?

— Да так просто…

— Неужто «так просто» можно прийти в дом и бить человека?

— Да вот… так.

— А вы его ударили?

— Н-нет…

— Прекрасно! За что же всё-таки он вас два раза ударил?

— Пьянствовал крепко… — сказал Антипин, после некоторого молчания.

— Хорошо. И что же было после того, как он ударил вас два раза?

— Ничего… Удрал я.

— А почему не пожаловались?

— Не имею привычки такой.

— Встречались ли вы с Аласовым после этого?

— Встречался.

— О чём-нибудь он говорил с вами?

— Н-нет… деньги давал.

— Деньги? А вы?

— Взял…

— Вот как! Почему же он предлагал вам деньги?

— Не знаю.

— Но что-нибудь он говорил, когда предлагал деньги?

— Да ничего особенного…

— Вспомните-ка хорошенько, Антипин.

— Да вот… того… — Антипин почесал затылок. — Сказал, чтобы я купил продуктов и прочее.

— А вы как думаете, почему он дал вам денег?

— Не знаю.

Логлоров ещё помучился немного с неразговорчивым мотористом, но ничего существенного больше выудить не смог. Впрочем, чего-либо добавлять к услышанному и не требовалось!