– Гроза. Отец пустил Алмаза в дом.

– Лай, грохот, ржание. Ты слышала, как смеётся твоя подруга? Если можно вообще назвать это смехом. Я не соглашалась на жизнь в зверинце.

– Мы будем тише.

– Надеюсь на это. На дождь у меня ужасно болит голова, ты хоть помнишь об этом?

– Мы больше не будем шуметь, Софья Фёдоровна.

Хорошо хоть мать мысли не читает. Кажется, что её вообще интересует только то, что так или иначе связано с ней самой. Однако в сложившихся обстоятельствах это не так уж и плохо.

Людмила закрыла за собой дверь и оглядела пустую спальню. Эта комната – её мир, защита и спасение.

Целый стеллаж у стены занимали книги, они же стопками лежали на столе. В основном учебники по медицине. Переводная иностранная литература – редкость в империи даже для дворян, но отец где-то умудрялся их доставать. На одной из книг лежала бумажная закладка, на которой аккуратным почерком было написано славление богине Ладе собственного сочинения. Получилось паршиво, Людмила это и сама знала. Она хотела спасать жизни людей, а не славить богов.

Рядом со столом стояла гитара отца. Когда-то он играл на ней каждый вечер, когда был дома, а не на службе. Но тринадцать лет назад музыка стихла. Не может звучать перебор струн в доме, где погиб единственный наследник.

Жаль, что глупая маленькая девочка, которая так хотела научиться играть на гитаре, никогда не станет надеждой всей семьи. «Вот если бы был жив твой брат», «Если бы ты была мальчиком», «Ты же ни на что не способна», – слова матери вороньём врывались в картинку счастливых детских воспоминаний и разрывали её на десятки кровоточащих кусочков.

Может, стоит поступить как Лиза? Наплевать на все условности, влюбиться. Просто, чтобы почувствовать себя нужной и любимой.

Людмила подошла к зеркалу и заглянула в глаза своему отражению.

Чёрные отцовские волосы как сажа, вечно взлохмаченные. Даже причесать лень. Абсолютно некрасивый нос. Если есть что красивого, то это глаза. Но разве в них влюбляются? Не бывает такого.

Влюбляются в материальное положение, в магический дар, в возможности, которые тебе даёт человек. Что она может дать? Для высшего света Людмила из семьи изменников и предателей, пусть и помилованных. Вряд ли кто-то осмелится привести в дом такую жену, даже если очень сильно полюбит. Возможно, кто-то из худородных дворян и согласился бы, но мать никогда такого не позволит. Софья Фёдоровна лучше отправит дочь в храм, чем согласится на неравный союз. Род Чернышёвых, ведущий своё происхождение от самого Чернобога, гораздо древнее рода нынешней императорской семьи.

Вольные же люди, лишённые дара и положения, увязшие в ипотеках и кредитах «Импербанка», не посмеют преступить закон.

Но Алексей же смог, да и Лиза не боится. Но Людмиле, видимо, проще согласиться на ту судьбу, что выбрали родители. Вернее избрала мама, а отец в очередной раз не стал спорить.

А любовь? Это красивые сказки для детей. Да к тому же не в этом счастье. Всю жизнь княжне твердили, что она ничего не сможет добиться. Ещё как сможет, очень даже сможет. Со своими способностями станет искусным врачом, понимающим, думающим, который будет развивать свой дар, опираясь на научные разработки, сделает невероятное открытие и спасёт сотни жизней. Так мечталось в детстве. Жаль, что детские мечты редко имеют что-то общее с реальной жизнью. Даже учёба закрыта. Может, это всё от того, что Людмила привыкла не перечить? А может хоть раз стоит.

Княжна вернулась к столу, села, взяла тетрадку и ручку. Написала пару строк и тут же их зачеркнула. Будущая жрица должна с лёгкостью писать вирши, но, кажется, этим талантом боги её не наделили. Словно заранее отрезали возможность обратиться к ним за помощью. Да Людмила бы и не просила, всего бы добивалась сама. Но будущая служба при храме имела свои обязательства. Княжна написала ещё пару строк в прозе. Этот результат её устроил больше. Интересно, почему боги принимают славления только в стихотворной форме? Чем плоха проза? Людмила прочла написанное про себя.

От долгого сидения затекла шея. Княжна растёрла рукой затылок, потёрла виски, наклонила голову вбок: направо, налево. Но тяжесть в затылке не прошла. Лучшим решением был бы сон, но спать не хотелось. И будущая жрица продолжила мучить тетрадь и себя. Когда пол и стол покрылись скомканной бумагой, а на листке перед ней был написан десяток четверостиший, Людмила позволила себе встать и размять ноги.

«Лада Матушка!

Да услышь меня! Да теплом согрей!

Надели меня женской мудростью!

Да скорейшего мне замужества!

Не оставь меня без любви и счастья»

– Не навреди, – закончила Людмила.

Слова, написанные на бумаге более менее сносно, при прочтении вслух теряли всю свою красоту и лёгкость слога. Или же она просто не умеет не только сочинять, но и читать стихи.

На лбу девушки выступил пот, словно комната была сильно натоплена. Людмиле даже пришлось подойти к окну и распахнуть его, подышать воздухом. Кажется, обращения к Ладе княжну убивали. Хороша жрица, ничего не скажешь.

Шея не просто затекла, она горела. Возможно и не стоило четыре года назад, вместе с Лизой, тайком бить татуировки. И выбирать не нейтральную бабочку, а руну предка на шее. Хотя может она просто начинает заболевать? В весеннем воздухе ещё властвовала зима, а дневное солнце было коварно и иллюзорно.

Холодный воздух вместе с каплями дождя ворвался в комнату и принёс желанную прохладу и покой. Людмилу перестало трясти. Она стояла у окна, вдыхая грозовой воздух. Словно набираясь сил от творящейся на улице непогоды. Всматривалась в темноту за окном. За написанием виршей, она и не заметила, как наступил вечер.

Её размышления прервал дребезжащий звук со стола. Это телефон Лизы завибрировал и стремительно заскользил к краю. Если не перестанут трезвонить – упадёт. Людмила взяла телефон в руки – звонили из дома Велеславских.

Подруги не было, трубку она брать не велела. Почему нельзя читать мысли через телефон? Стольких неприятных разговоров можно было бы избежать.

Людмила вышла из комнаты и, не добравшись до лестницы, услышала внизу голоса родителей.

– Это всё похоже на глупый розыгрыш.

– Ты знаешь…я даже рада.

– Что ты такое говоришь?

– Правду, Саша.

Людмила приблизилась к лестнице и присела на корточки, чтобы увидеть родителей, при этом оставшись в тени.

– Я не хочу, чтобы в моём доме, так отзывались о моих друзьях.

– В нашем доме я предателей не терплю. Хватит с меня, что терплю его внуков.

– Софья, имей какое-то сострадание.

– Его больше нет. Оно умерло тогда, вместе с Николаем. И я рада, что люди, которые нас тогда предали, уходят раньше, и я могу насладиться этим.

Отец пошатнулся, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Сделал два шага назад и присел в кресло. Мать неподвижной мраморной статуей возвышалась над ним. Людмила не могла больше скрываться и бросилась вниз на кухню. Привычными движениями вытащила таблетки из аптечки, налила стакан воды и вернулась в гостиную.

У князя Чернышёва было слабое здоровье и проблемы с сердцем. Когда это сердце давало сбой, Людмила знала что делать. Последовательность была отработана до автоматизма. Обычные врачи разводили руками, столичные чародеи-медики стоили очень дорого. А обращаться к своей родне за помощью Софья Фёдоровна, тётушка императора, не желала и запрещала. Отец взял стакан и таблетки, выпил.