Он вспоминал, как он работал почти 10 лет журналистом, как отправлялся в Китай и Японию в качестве корреспондента правительственной прессы Хартса и общался с азиатскими коллегами по поводу экономических и политических договоров и соглашений. Он вспоминал, как стал частным независимым писателем и как вёл независимую общественную деятельность, как писал о своём опыте и взглядах.

Он уже перестал быть нигилистом, перестал критиковать и осуждать всё и всех вокруг. Он перестал смаковать негатив, изящно описывая его в разных формах в разных публикациях.

Жизнь тогда научила его быть вольнодумным циником, он получил как позитивный, так и негативный жизненный опыт, который сказался на его мировоззрении. Он вспоминал интриги, в которых сам принимал участие. Он вспоминал, как однажды писал статью про то, что «является уже давно общеизвестным фактом», то есть что «в больших играх не место настоящим христианам, альтруистам и гуманистам, потому – что данные качества выявляют полную наивность и совершенную профессиональную непригодность «добрых и благородных» людей». Он много писал и говорил о том, что «отношения людей всё ещё напоминают ему пищевые цепочки» и что «социальный дарвинизм и искусственный отбор в обществе есть законы такие же естественные, как и естественный дарвинизм и естественный отбор».

Теперь он, вспоминая дело об убийстве на крейсере «Цезарь» и свой испанский стыд за Адриана Гринёва, решил, что он уже не может так фривольно об этом рассказывать другим, так как сам является частью этих «пищевых цепочек» и сам невольно принял участие в «искусственном отборе» в деле прапорщика-преступника.

Александер не был таким уж и виноватым перед Адрианом, но он уже не считал себя «кристально чистым» и «с чистыми руками», и решил, что с темой социального дарвинизма и ошибок человечества ему лучше завязывать, он зациклился на бесконечном негативе.

Ложась спать, он переварил свой поток сознания и уснул при глубоких думах спокойным сном. Его глубокие думы усугубились тем, что ему приснилось.

Он видел людей. Эти люди были не просто люди, но как-бы одновременно они были приёмниками и передатчиками, радиоприёмниками и радиопередатчиками. Было не то поле, не то просто открытое пространство; казалось, ещё было голубое небо. Эти «люди-приёмники» и люди – передатчики общались друг с другом. Это общение людей сравнимо с передачей и приёмом радиоволн: радиопередатчик излучает, а приёмник принимает-говорящий говорит, а слушающий слушает. Но они были на разных частотах, люди-приёмники и люди-передатчики, из-за чего нет коммуникации – люди обращаются и воспринимают, но на разных языках, также как передатчики и приёмники излучают и принимают волны, но на разных частотах.

На следующее утро Александер увидел ответ Марии с просьбой провести встречу этим вечером. Он согласился и ответил ей приглашением на этот вечер к себе, неотложных дел пока не было.

Однажды у Адриана завязался разговор со своим соседом китайцем:

– Дали бы наушники – слушал бы музыку, глядя в иллюминатор, было бы круто. – сказал Адриан.

– Кроме еды и наручников при выходе в сортир ничего не дают. – ответил китаец.

– Как вспомнишь, чем была эта вода до переработки, так пить забрезгуешь…

– На Марсе мы будем лопать всё, что придётся…

– Лишь бы нас там не слопали…

– Бауыржана, похоже, слопают.

Бауыржан, который лежал на своей койке, ничего не ответил.

– Как думаешь, он сказал правду тогда, про «Новую Америку» и комнату пыток?

– Пытки арестантов в тюрьмах запрещены на международном уровне…

– Мы не на Земле, а там могут быть свои порядки…

– У них есть связь с Землёй и, я думаю, они отчитываются о своей работе, не могут не отчитываться.

– Я слышал, что есть возможность получать сообщения от родных с помощью сложной техники и радиосвязи.

– А обратная связь там есть?

– Не знаю…

– У тебя ведь есть от кого получать сообщения? – спросил Адриана китаец.

– Думаю, есть…

– Почему думаешь?

– Я разошёлся со своей женой, а потом жил с «умной супругой» – андроидом, которая покончила с собой перед тем, как меня забрали в Китай…

– Робот?

– Ну, да…

– Вот дела бывают в нашем мире…

– …У меня есть родственники и знакомые; если захотят, напишут. А у тебя есть?

– Да, есть семья…

Беседа прервалась на полминуты, а потом китаец продолжил:

– Это правда, что русские вновь пытаются стать мировой державой?

– Я жил не в России, а в Хартсе…

– Но ты русский.

– Да, хотя сейчас в России русских становится меньше из-за приезжих мигрантов с Азии и Европы; теперь русский -это понятие растяжимое, зато вот китайцы так за себя не скажут, у вас большинство коренные.

– Ты прав.

– Белая раса размывается, размываются национальности из-за этой Великой миграции.

– У нас и здесь смесь из национальностей…

– Вообще, в тюрьмах по понятиям не говорят о нациях… – вмешался их сосед.

– Правда? – спросил Адриан.

– Да, поэтому вам лучше не говорить об этом так, лучше смените тему.

– Хорошо.

Адриан, посмотрев на Бауыржана, спросил:

– Так откуда ты знаешь про камеру пыток и название колонии?

– Я?…

– Да, ты.

– Забудь…

– Значит, шутка была?

– Про камеру пыток забудь; надеюсь, её там и в самом деле нет. А «Новая Америка» -то да, это правда. Я слышал это от одного охранника, как он сказал, куда нас везут.

– Вот оно как. Давно ты людей разыгрываешь камерами пыток?

– Это было расстройство, наверное, забудь…

– Понял. – сказал Адриан и прилёг на кровать.

– Сюда и душевно больных могут взять, ты знал? – спросил китаец.

– Знал. У меня, вон, диагноз тоже есть, истерия.

– Ну, это не страшно, лишь бы не было чего серьёзного…

В части началось совещание. Офицерский состав обсуждал рабочий план, выполненный за последние недели. Также обсуждались проверки частей, и, к слову, было упомянуто движение японских судов в Охотском море, которое, как оказалось, было связано с ловлей рыбы.

– Наша береговая охрана встретилась с ними, и на судах были замечены военные, хотя сами корабли были гражданские, а не военные.

– Для охраны, как несложно догадаться.

– В этих водах нет пиратов, и от кого охранять?

Через двадцать минут встреча закончилась.

Капитан Барин, начальник отдела по призыву на военную службу, пришёл в кабинет к майору Броневу и сказал:

– Майор, эта сессия будет «урожайной».

– В каком плане?

– На службу поступило больше обычного. В прошлый период к нам пришло около двух тысяч добровольцев, а сейчас две с половиной.

– Нормально, кому – то же надо защищать страну. -сказал майор, наливая в стакан виски.

Выпив виски, майор спросил:

– За сколько времени набралось такое число?

– Около трёх с половиной месяцев.

– Нормальная плотность.

– Если бы в планы можно было добавить пункт по норме призыва на военную службу, я бы получил добавку за перевыполнение.

– Обратитесь в бухгалтерию, скажите своё мнение.

– Нет, так не сработает, майор…

Капитан Барин вышел, оставив Бронева наедине с виски.

На улице было светло и безоблачно, солдатам не было жарко в их куртках хаки серого цвета. Они выполняли хозяйственные и бюрократические ежедневные дела в своей части, а также выходили на улицу, чтобы пойти по своим делам в соседнюю часть в трёх кварталах от этой.

Антона Караева отправили в часть в трёх кварталах, чтобы донести бумаги с договорами о новых контрактах для заполнения нужных пробелов и для разговора с одним из служащих части. Он шёл по улице не спеша, неся все документы в рюкзаке за спиной, с полицейской дубинкой на поясе и патронажами на груди для пистолета на другом боку. Идти в полной выкладке было не к месту, но из-за правил службы пришлось брать с собой оружие при выходе на улицу.